"Нейтралитет=равнодушие?"

При этом мы задержали захваченные инсургентами сторожевые корабли, шедшие под красным флагом; Бисмарк не одобрил даже и этой меры. Когда наш командир — капитан Вернер — по просьбе немцев и испанского городского управления Малаги захватил совместно с британским броненосным кораблем "Суифтшюр" корабли инсургентов "Альманса" и "Виктория", бомбардировавшие приморские города, и доставил в Картахену команды этих кораблей вместе с их вожаком генералом Контрерасом, из Берлина пришел приказ о том, что Вернер смещается со своего поста, а наша эскадра должна покинуть рейд Картахены. Как мы узнали впоследствии, Штош и Мольтке выступали в Берлине в защиту Вернера, но Бисмарк настоял на его смещении и даже хотел предать его военному суду.

В Картахене мы действовали совместно с британскими кораблями, которые мы должны были теперь постыдно покинуть. В Гибралтаре Вернера заменил другой командир. Покидая борт корабля, он прочел нам несколько писем Штоша и добавил от себя: Вот что пишет мне этот человек, чем и выразил свое возмущение.

Наш престиж, стоявший до этого очень высоко (достаточно было, чтобы показался наш флаг, как по находившемуся в руках мятежников побережью распространялась весть: "Federico Carlos" esta aqui !" ( "Фридрих Карл" здесь !" ), и все моментально успокаивалось), после дезавуирования Вернера упал настолько, что впоследствии мы имели большие неприятности, притом не только с повстанцами. Если прежде многие немцы помнили о своей национальной принадлежности и число лиц, занесенных в консульские списки, непрерывно возрастало, а в Малаге увеличилось за три дня в восемь раз, то после этого немцы стали повсеместно подвергаться дурному обращению, а в Малаге их даже ограбили. Тогда мы получили приказ принять меры против укрепленной Картахены.

С военной точки зрения, "Фридриху Карлу" и одной канонерской лодке было трудно сделать это. Наш новый командир послал Штошу ответную телеграмму, в которой выразил сомнение в возможности выполнить приказ с имевшимися в наличии силами.

Ответ Штоша отличался характерной для него классической резкостью: Другие корабли готовы выйти на помощь, но нужно помнить, что воюют не корабли, а люди. Тогда мы направились к Картахене, и приказ был быстро приведен в исполнение. Однако наш престиж сильно упал на всем побережье, и это не осталось без последствий, в том числе и экономических.

Англичане никогда не оставляли офицера без военной и политической поддержки независимо от того, выходили ли его действия за поставленные рамки или нет. Будь то уничтожение турецкого флота в Наваринском бою или борьба за форты Таку, бегство дочери занзибарского султана или подготовка убийства (например, сэра Роджера Кеземента), случай с "Кингом Стефаном" или даже "баралонгское убийство" (которое они, вероятно, осуждали, хотя и тайно) — англичане принципиально защищают своих людей, чтобы поднять во всем мире уважение к каждому британцу и развить среди своих стремление проявлять инициативу.

Британские заграничные представительства пользуются свободой действий, но сомнительные предприятия из осторожности осуществляются не главами миссий, а вспомогательными органами. У нас же неизменно соблюдается иерархический порядок.

25 апреля канонерская лодка «Иен» при содействии «Сюрвейянт», «Турвиль», «Шакал» и «Леопар» бомбардировала расположенный у тунисского побережья остров Табарка, защищаемый старой крепостью. Арабы оказали весьма слабое сопротивление, так что на следующий день десантный отряд высадился на берег и занял остров. Через неделю была занята Бизерта, которую французы избрали базой для своих операций. Затем, 7 мая, была занята Беджа, и во Франции полагали, что война окончилась; несколько дней спустя тунисский бей признал протекторат Франции. В середине июня французская армия была отозвана. Фактически же арабское население отнюдь не желало подчиняться Франции. Возбуждаемое мусульманскими агитаторами население южной части Туниса восстало против бея, которого обвиняли в продаже своей страны Франции. Инсургенты захватили и заняли Сфакс, так что иностранцы, жившие в этой стране, подвергались значительной опасности. В этих условиях французы не могли остаться спокойными и, как можно было ожидать, немедленно приготовились к повторному завоеванию Туниса. Для операций у побережья в Средиземном море находилась в полной готовности сильная эскадра под командованием вице-адмирала Гарно и контр-адмирала Мартэна. Первый из них держал флаг на «Кольбере», а второй — на [390] «Фридане». В состав эскадры также входили броненосцы «Галиссоньер», «Фридланд», «Маренго», «Сюрвейянт», «Реванш», «Альма» и «Рейнь Бланш». Имелись также и неброненосные корабли: «Турвиль», «Иронделль», «Дезэ», «Вольтижер», «Иен», «Шакал», «Леопар» и «Гладиатер». К ним также присоединились «Энтрепид», «Сарт» и «Пик».

5 июля «Рейнь Бланш» и «Шакал» появились в виду Сфакса, причем второй из них произвел рекогносцировку местности и бомбардировал город с расстояния 5000 ярдов, ведя огонь преимущественно по прибрежной батарее, находившейся на некотором расстоянии от городской стены, и сделав в ней брешь. В ответ было выпущено только восемнадцать снарядов. На следующий день два более сильных корабля «Рейнь Бланш» и «Альма» рано утром открыли огонь по городу. Они продолжали стрелять до полудня, после чего к ним присоединились канонерские лодки «Пик» и «Шакал». Так как ответный огонь тунисцев был крайне слаб и неточен, то лодки решились подойти на расстояние 2400 ярдов; вечером к ним присоединилась «Иен». За этот день батарея произвела только тринадцать выстрелов. 7-го числа «Рейнь Бланш» и «Альма» при поддержке «Иена» и «Шакала» возобновили бомбардировку города из тяжелых орудий. В дело был употреблен также и лихтер, вооруженный одним 14-см гладкоствольным орудием; он оказался очень полезен, так как вследствие малой осадки мог быть подведен весьма близко к городу. Мелководье Сфакской бухты представляло для французов главное препятствие, так как помешало их наиболее сильным кораблям принять в этих операциях такое участие, которого следовало ожидать от кораблей такой величины и силы.

8 июля была предпринята атака этого места со шлюпок. Они подошли к берегу на расстояние 1000 ярдов и открыли сильный огонь по арабским траншеям и окопам. Эту атаку поддержали «Шакал» и «Иен». После этого несколько дней прошло в бездействии, только два броненосца время от времени пускали снаряды по городу.

14 июля прибыла остальная часть французской эскадры, и на следующий день возобновилась усиленная [391] бомбардировка. В ней участвовали броненосцы, канонерские лодки и шлюпки эскадры. Броненосцы, в зависимости от их осадки, стали на якорь в среднем на расстоянии около 6500 ярдов от города и были разделены на две группы. Первую (дальнюю) составляли «Маренго», «Сюрвейян», «Кольбер», «Реванш» и «Фридланд»; во вторую группу входили «Альма», «Рейнь Бланш» и «Галиссоньер» вместе с неброненосными крейсерами «Дезэ», «Сарт» и «Энтрепид». Ближе к городу, в 2200 ярдах от берега, находились канонерские лодки. Кроме того, шлюпки с кораблей, вооруженные пушками Гатлинга и скорострелками, ходили взад и вперед всего в 500 ярдах от берега. В помощь шлюпкам выделялось два лихтера, из которых один был вооружен 16-см нарезной пушкой, а другой 14-см гладкоствольной. Корабли поддерживали медленный, но постоянный огонь и причинили большие повреждения городу. На следующий день, 16-го числа, решено было произвести высадку десанта. Мелководье и берег, состоявший из мягкой глины, делали высадку затруднительной, но это препятствие устранили постройкой временной плавучей пристани. Каждому из шести броненосцев приказано было к вечеру 15-го числа сделать плот из реек, стеньг и другого запасного рангоута, и, когда плоты были готовы, их отбуксировали баркасами каждый отдельно как можно ближе к берегу и там соединили. Шлюпки, с посаженными на них людьми, выстроились в ряд настолько близко к берегу, насколько они могли подойти. К четырем часам утра по сигналу с канонерских лодок они должны были идти вперед и высадить людей на пристани. Всего насчитывалось восемнадцать шлюпок, вооруженных четырьмя 12-см и одной 4-см пушками, кроме тринадцати разных скорострельных. К рассвету все приготовления были окончены, и в 04:30, по выстрелу с «Кольбера» начали очень сильную бомбардировку.

Все шлюпки были сгруппированы в 500 ярдах от батарей и ждали только сигнала, чтобы броситься вперед. Десант насчитывал 3000 человек и состоял из 1600 матросов и 1400 солдат. В три часа утра пристани были надежно установлены у берега, на расстоянии около 400 [392] ярдов от мола; в шесть часов утра войскам был дан сигнал идти к берегу, куда они и высадились с весьма незначительными потерями. Арабы не смогли удержать траншеи под сильным огнем с кораблей и шлюпок, кроме того, растущая вблизи окопов трава-эспарцет, зажженная снарядами, горела очень сильно. Французские матросы и солдаты быстро заняли прибрежную батарею и форсировали проходы в город. Потери флота оказались невелики: всего насчитывалось одиннадцать убитых и пятнадцать раненых.

Атака Сфакса была хорошо продумана и прекрасно выполнена, хотя само собой разумеется, что арабы смогли оказать лишь незначительное сопротивление мощнейшей артиллерии французской эскадры. Здесь разница сил нападающих и оборонявшихся была значительно большей, чем при Александрии, так что исход боя должен был быть, безусловно, односторонним. Ни один корабль не получил ни малейших повреждений..."(с).

югэ-Труэн», деревянные крейсера третьего класса «Виллар» и «Д'Эстэн», деревянный шлюп «Вольта», на котором адмирал держал свой флаг, и три композитные 450-тонные канонерские лодки, «Линкс», «Аспик» и «Випер». Вдобавок к ним в устье реки Мин находился броненосный крейсер «Триомфан», имевший центральную батарею и барбетные орудия, защищенный железной броней толщиной от 6 до 4,75 дюйма. Командир его, получив от Курбэ разрешение [393] подняться вверх по реке, занимался облегчением корабля, чтобы попытаться это сделать.

Включая этот крейсер, вооружение эскадры состояло из казнозарядных орудий следующих калибров: шести 9,4-дюймовых, восьми 7,6-дюймовых, пятидесяти одной 5,5-дюймовой и девяти 4-дюймовых. Вес всего выбрасываемого ими металла был немного более 6000 фунтов. При эскадре состояло также два миноносца, имевших номера 45 и 46; их скорость составляла шестнадцать узлов. Миноносцы вооружались шестовыми минами, с зарядом из 28 фунтов пироксилина. Общая численность французских экипажей была 1830 человек.

Считая от берега, река Мин идет сначала в юго-западном направлении, но около мили ниже Фучжоу, у рейда Пагоды, круто поворачивает на северо-запад. В этом месте река образует не менее семи сходящихся вместе каналов, из них только один главный имеет достаточную глубину для прохода больших судов, да и то только при приливе, продолжающемся в этом месте четыре часа. Адмирал Курбэ со своими кораблями стоял на якоре в угле поворота реки, «Вольта» разместился как раз против Пагоды, два миноносца — у нее на левой раковине, и три канонерских лодки за кормой. Другие корабли стояли на якорях ниже, посредине реки. У самой Пагоды были китайские батареи; арсенал, находивший на 2000 ярдов выше, защищался другими укреплениями.

В реке Мин стояла, ошвартовавшись, достаточно сильная китайская эскадра. Она состояла из одного средних размеров композитного крейсера «Ян-Ву», служившего флагманским кораблем; шести довольно посредственных деревянных кораблей («Фу-По», «Чи-Ань», «Фей-Юн», «Чжин-Вей», «Фу-Син» и «Ю-Син»), двух транспортов, двух канонерских лодок («Чжень-Шен» и «Фу-Шен»), вооруженных каждая одним тяжелым носовым орудием. Эти силы дополнялись семью баркасами с шестовыми минами и одиннадцатью военными парусными джонками, вооруженными гладкоствольными пушками. На одиннадцати разной величины паровых кораблях, вошедших в состав флотилии, имелось всего 1190 человек команды, а корабельная артиллерия, за [394] исключением гладкоствольных пушек, состояла из одной 18-тонной, двух 16-тонных, одной 6,5-тонной, одиннадцати 3,5-тонных, двадцати четырех 45-фунтовых и двух 40-фунтовых пушек, по большей части с дульнозарядных, которые по своей пробивающей силе были значительно слабее французских казнозарядных орудий. Вес всего выбрасываемого ими металла был меньше 4500 фунтов. Таким образом, французы имели превосходство на одну треть, которое, вероятно, обеспечило бы им победу и над хорошо обученным противником. Люди же, с которыми им пришлось сражаться, не обладали ни искусством, ни дисциплиной, ни храбростью. Если к этому прибавить, что китайские командиры, за одним или двумя исключениями, были столь же несведущи и трусливы, как и их люди, то увидим, что дело, которое предстояло адмиралу Курбэ, было не из особенно трудных.

Китайская флотилия разместилась следующим образом: прямо против «Д'Эстэна» и ниже его, по реке Мин, находился «Чжин-Вей», прямо против «Виллара» стоял «Чи-Ань» и прямо против «Дюгэ-Труэна» — «Фей-Юн». Выше по реке, между Пагодой и матерым берегом, находились девять джонок; две другие с минными катерами были у противоположного берега реки, расположившись таким образом против «Вольты» и французских канонерских лодок. Остальная часть эскадры занимала позиции выше «Вольты», между ней и арсеналом, причем передовые корабли «Ян-Ву» и «Фу-Син» стояли впереди нее на расстоянии от 400 до 600 ярдов. Кроме вышеперечисленных, в реке оказалось несколько французских коммерческих пароходов, английские военные корабли «Чемпион», «Серпрайз» и «Мерлин», а также американский отряд («Энтерпрайз», «Джуниата», «Трентон» и «Монокаси»). Они были расположены выше и ниже враждебных эскадр и ввиду возможного нападения французов на китайцев держались в стороне.

День проходил за днем, а противники все стояли друг против друга, в то время как нейтральные суда ежечасно ожидали увидеть начавшуюся атаку. Французы все время находились в полной боевой готовности, верхний рангоут у них был спущен, все было изготовлено, чтобы вытравить [395] якорные канаты, команды находились посменно при орудиях. Ежедневно разносился слух, что этот именно день и назначен для нападения, но так как дни проходили без каких-либо особых случаев, то бдительность китайцев, которая никогда, впрочем, и не была особенно высокой, ослабевала все больше и больше. Французы ожидали прибытия «Триомфана», китайцы же, находясь под направленными на них неприятельскими пушками, может быть, воображали, что французы действительно не замышляют против них ничего плохого. От этого заблуждения они были избавлены самым жестоким образом. Вечером 22 августа, в пятницу, Курбэ собрал всех офицеров на флагманском корабле и тут объяснил им свой план. На следующий день, незадолго до двух часов, при отливе, следовало сниматься с якоря и готовиться к решительным действиям. По сигналу адмирала миноносцы должны были идти вперед и атаковать противника: № 45 — «Ян-Ву», а № 46 — «Фу-Син». По вторичному сигналу «Д'Эстэн», «Виллар» и «Дюгэ-Труэн» следовало открыть огонь с левого борта по находившимся против них китайским пароходам, а с правого борта — по джонкам, стоявшим у Пагоды. Покончив с противником, «Дюгэ-Труэн» должен был спустить баркасы и помогать «Вольте», которой предписывалось прикрывать миноносцы и с обоих бортов стрелять по джонкам. В довершение этого три канонерские лодки должны были идти вперед и уничтожить китайские корабли у арсенала.

Утро 23-го числа выдалось пасмурное, и нестерпимо жаркое палящее солнце причиняло немало неудобств орудийной прислуге французских кораблей. Курбэ заблаговременно уведомил консулов и других лиц, что он намерен атаковать китайцев вскоре после полудня, так что тем самым до некоторой степени предупредил неприятеля. На «Энтерпрайзе» всем, ожидавшим этого события, казалось, что часы идут невыносимо медленно и что, как французы, так никогда и не соберутся начать. В 09:30 наступил прилив; вскоре после того подняли пары, и французские команды начали обедать. В 13:30 люди молча разошлись по своим местам, китайцы последовали их примеру. Через четверть часа подняли якоря и закончили [396] все приготовления. В 13:50 показался «Триомфан» и Курбэ обменялся с этим броненосцем несколькими сигналами. Через шесть минут после того тишину нарушили частые выстрелы из пушек Гочкиса с топа «Линкса», и почти одновременно «Чжин-Вей» ответил бортовым залпом. По данному сигналу миноносцы бросились вперед, и через двадцать семь секунд после первого выстрела раздался ужасный взрыв, покрывший шум боя. № 46 взорвал свою мину у борта «Ян-Ву» около миделя. Из 270 человек команды китайского корабля спаслось только пятнадцать; при этом, по показанию очевидцев, сила взрыва оказалась настолько велика, что после боя изуродованные трупы были найдены на берегу, на крышах домов, в миле от места взрыва{268}. Тяжело поврежденный «Ян-Ву» понесло по течению, и так как французы продолжали осыпать его градом снарядов, то он загорелся и затонул. Миноносец, произведший взрыв, дал задний ход, но вследствие попавшего в него снаряда потерял способность управляться. Потеряв одного человека, убитого пулей, он тихо дрейфовал по течению, пока не встал на якорь. №45 оказался не так удачлив. Идя в атаку на «Фу-Син», он встретился с китайским минным катером, который и заставил его уклониться в сторону. Стесненный в маневрах китайским катером, он не смог подвести мину под середину «Фу-Син» и своим форштевнем въехал ему в борт, подвергаясь в то же время жестокому обстрелу со стороны китайцев. Командир его был опасно ранен, а один из команды сломал руку. В конце концов миноносцу удалось освободиться и он пошел вниз по течению к «Энтерпрайзу», откуда к нему прибыл доктор для оказания помощи раненым. Хотя команда была забрызгана кровью, сам миноносец не получил никаких серьезных повреждений. Однако ему не удалось вывести из строя «Фу-Син», который медленно пошел вперед, в то время как катер с «Вольты» пошел на него в новую атаку. На этот раз мина взорвалась около винта, и «Фу-Син» [397] полностью вышел из строя. Его тихо понесло вниз по течению на французские корабли, которые встретили его жестоким огнем. Через одну или две минуты его взяли на абордаж, но так как в подводной части у него было очень много повреждений, то он быстро пошел ко дну.

В это время огонь французов был очень силен. При стоявшем тогда штиле густой дым сильно окутывал корабли, но это не могло спасти несчастных китайцев. «Вольта» вела жаркую перестрелку с джонками, причем снарядом, попавшим в штурманскую рубку, убило штурмана и всех, в ней находящихся, за исключением адмирала Курбэ. Она отомстила за это, потопив все джонки. Даже в то время, когда они были беспомощны и тонули, она продолжала стрелять по ним из своих скорострелок. «Чи-Ань» и «Фей-Юн» не могли оказать никакого сопротивления «Виллару» и «Дюгэ-Труэну» и были вскоре подожжены и потоплены; китайская команда с этих судов выплыла на берег. Только «Чжин-Вей» продемонстрировал героизм и все время храбро вел бой с «Д'Эстэном». Но тут подошел «Триомфан», который миновал китайские батареи, обменявшись с ними несколькими выстрелами, и, приблизившись к «Чжин-Вей», выстрелил в него из своих в 9,4-дюймовых пушек. Один из снарядов попал в корму китайского корабля и, пройдя его вдоль, взорвался в носовой части. Произошел сильный взрыв, вверх поднялся громадный столб дыма, нос китайского корабля оказался разрушен и загорелся. Орудийная прислуга сразу же попрыгала за борт, но офицеры остались на корабле и сами стали к орудиям. Они приложили отчаянные усилия, чтобы сойтись борт о борт с «Д'Эстэна» и, взорвав крюйт-камеру на «Чжин-Вей», потопить врага вместе с собой. Стараясь выполнить это, они получили сильный залп с «Виллара»; от этого вспыхнул новый пожар, взорвались малые крюйт-камеры, и «Чжин-Вей» пошел ко дну; однако прежде чем исчезнуть под водой, он послал последний прощальный выстрел. Через семь минут, после того как раздался первый выстрел, бой сам собой окончился. Каждый из китайских кораблей был уже или потоплен, или тонул. «Фу-По» ушел вверх по реке в самом начале боя. Командир разбил его, выбросившись на берег, а затем, распустив [398] команду, бежал и сам. Другой же китайский командир, дав бортовой залп, зажег свой корабль, затем вместе с командой покинул его. «Линкс», «Аспик» и «Випер», поднявшись вверх по реке за китайскими шлюпами, занялись бомбардировкой арсенала и береговых фортов, так что вскоре следы их работы понесло вниз по течению. В 14:08 китайская канонерская лодка обогнула мыс Пагоды и выстрелила из своей 16-тонной пушки в «Дюгэ-Труэн», но промахнулась. По ней немедленно открыли сосредоточенный огонь орудия всего флота; дождь сыпавшихся и взрывавшихся около нее снарядов буквально загородил ей дорогу. Две минуты она оставалась почти неподвижной и беспомощной мишенью, затем с треском взорвалась крюйт-камера, и она стремительно пошла ко дну. В 14:20 по неосторожности, а может быть, и от французских снарядов загорелась и взорвалась мина, подведенная китайцами под док в Фучжоу. В 14:45 французский флот, ослабивший было свой огонь, вновь открыл его по китайским фортам. В это время горевшие китайские корабли проносило мимо нейтральных судов. Один корабль видели объятый пламенем, с толпой китайцев, сбившихся под кормой и цеплявшихся за болтающийся из стороны в сторону руль. У одного из китайцев нога у бедра была почти совсем оторвана, и многие имели тяжелые ранения. Поверхность воды покрывали обломками и китайцами, которые, кучками человек по шесть-семь отчаянно цеплялись за мачты и обломки. Многих из них спасли английскими и американскими шлюпками.

Французские скорострелки вели очень интенсивный огонь. «Непрерывный град снарядов из пушек Гочкиса, установленных на марсах французских военных судов, сметал противников, подобно косарю, скашивающему пшеницу. Смены людей для пополнения убыли орудийной прислуги не поспевали достаточно быстро выбегать снизу. Небольшие снаряды пробивали борта и крепления судов. Еще больше убивали людей осколки, разлетавшиеся по разным направлениям».

Едва французы, около четырех часов, прекратили огонь, как тотчас же береговые батареи удвоили свои усилия. Куча всяких пылающих предметов, пущенных вниз [399] по течению китайцами, поплыла на корабли адмирала Курба. Последний возобновил перестрелку с фортами, а весь этот ворох пылающих предметов был пойман и отведен в сторону. В 16:55 флот стал на ночь на якорь вне выстрелов. Корабли пострадали незначительно. «Вольта» имела пробоину в надводной части, немного выше ватерлинии. На ней погибли штурман и двое стоявших на штурвале людей, в то время как в жилой палубе шесть человек прислуги, состоявшей при подаче зарядов из крюйт-камеры, были сбиты снарядом, попавшим в подводную часть. «Дюгэ-Труэн» и другие корабли имели самые ничтожные повреждения. Потери французов, по свидетельству очевидцев, равнялись двенадцати убитым, хотя по официальному донесению Курбэ они состояли только из шести убитых и двадцати семи раненых. Потери же китайцев достигали 521 человека убитых и 150 раненых; сверх того, большое число людей пропало без вести.

Об этом сражении, если только его можно назвать таковым, французские авторы отзывались как о блестящем деле. Ему дали название «знаменитая битва при Фучжоу». Но по существу, оно очень мало отличалось от побоища, так что, хотя оно и вызывалось необходимостью, однако не заслуживает столь блестящих похвал. Его можно приравнять к действиям того же типа, что и бомбардировка Александрии. Обе эти операции предпринимались против недостаточно обученных людей, и в обоих случаях западные жители причинили очень большие потери восточным. Великая слава Курбэ основывалась, скорее, на его профессиональных познаниях и энергии при разработке планов, чем теми большими результатами, которые получились от этого сражения. Враг его был достоин презрения.

На следующий после сражения день французы снова бомбардировали арсенал. В эту ночь китайцы пытались произвести минную атаку, но, будучи открыты светом французских боевых фонарей, позорно бежали. 25 августа Курбэ перенес свой флаг на «Дюгэ-Труэн» и приготовился спускаться вниз по реке. Его корабли располагались в следующем порядке: «Триомфан», «Дюгэ-Труэн», «Виллар», «Д'Эстэн», «Вольта» и три канонерские лодки. По обоим берегам реки стояли китайские батареи, но большинство [400] их пушек были установлены для стрельбы вниз по течению, и очень мало было сделано против возможного нападения сверху реки. Все французские корабли, за исключением «Триомфана», поднялись вверх по течению реки до объявления войны и таким образом очутились в самом благоприятном положении для того, чтобы разрушить форты. Для этого они использовали 9,4– и 7,6-дюймовые орудия, поскольку 5,5– и 4-дюймовые пушки оказались слишком слабы, чтобы произвести значительное действие. В то время как они были заняты здесь, снизу доносились выстрелы «Галиссоньера» и «Байяра», двух броненосцев того же типа, что и «Триомфан», которые бомбардировали форты в нижнем колене реки. 25-го числа, при помощи огня с тыла, принудили к молчанию батарею, расположенную на острове Кутинг; ее 8-дюймовую пушку взорвал высаженный на берег отряд. Затем флот вошел в узкость Минган, где имелся ряд батарей. 26-го числа все они были последовательно атакованы «Дюгэ-Труэном» и «Триомфаном» и подбиты одна за другой. 27-го числа высаженные на берег десантные отряды при помощи пироксилина взорвали пушки; после этого корабли снялись с якоря и проследовали к узкости Кимрай. В тот же день, после полудня, батареи были сбиты, а ночью французские шлюпки под прикрытием канонерских лодок атаковали и уничтожили ряд нагруженных камнями джонок, которые были приготовлены заградить проход. На следующий день отряд, усиленный «Саон» и «Шаторено», приступил к форсированию узкостей. Проход тут был немного шире 400 ярдов, и по обеим сторонам его круто возвышались лесистые холмы. Требовалось принудить к молчанию два форта, вооруженные 7– и 8,5-дюймовыми пушками. Вся эта операция была выполнена весьма искусно. «Дюгэ-Труэн» и «Триомфан» стали на якорь, заведя шпринги. Затем, спускаясь вниз по течению, они вытравили их на столько, что корабельные батареи пришлись против первой амбразуры. На ней-то они и сосредоточили весь свой огонь, и, необходимо сказать, сделали они это с очень близкого расстояния; все сооружение было разнесено на куски, и пушка замолчала. То же самое проделали и со следующими амбразурами одна [401] за другой, так что к полудню 28-го числа китайцы покинули все форты. Затем Курбэ провел свой флот через узкости и по прошествии сорокадневного отсутствия соединился с остававшимися внизу кораблями.

Другое важное сражение на Востоке произошло у Шейпо, в ночь с 14 на 15 февраля 1885 г. Два китайских корабля, крейсер «Ю-Юань» (одно 8,5-дюймовое, восемь 6– и двенадцать 4,7-дюймовых крупповских орудий) и посыльное судно «Тен-Чжин» (одну 6,3– и шесть 4,7-дюймовых пушки), были заперты французами и находились между Шейпо и островом Тунгпун. Китайцев караулили французские корабли «Эклерер», «Ньелли», «Байяр», «Аспик» и «Саон», препятствовавшие их уходу. Так как крупным кораблям очень трудно и опасно плавать в этих водах, то адмирал Курбэ решил атаковать противника ночью 14-го числа при помощи минных катеров. Командирами избранных для этой цели двух катеров он назначил лейтенантов Гурдона и Дюбока. Эти 30-футовые шлюпки вооружались шестовыми минами с двадцатифунтовым зарядом пироксилина. Их машины работали без шума и отапливались отборным углем, а корпуса покрасили в черный цвет.

К 8 часам вечера шлюпки были подготовлены, и в 23:30 Гурдон отвалил от «Байяра». В полночь за ним последовал Дюбок. О своей экспедиции Гурдон сообщает следующее{269}: «В это время было новолуние и ночь была совершенно темная, так что сторожевой шлюпке и другому катеру, сопровождавшим мой, очень трудно было держаться соединенно. Мы то теряли, то находили друг друга. Трудность нашего положения увеличивалась еще тем, что я опасался повредить свои шестовые мины и вследствие этого не мог близко подойти к сторожевой шлюпке, в то время как сильное течение от юго-востока явилось еще другим затрудняющим наше плавание фактором. Случай благополучно привел нас к проходу Нчью-тью; затем, миновав эту узкость, мы проверили проводники и их изоляцию, вдвинули и выдвинули шесты. Все было исправно. [402]

Тогда мы прямо пошли к китайцам, но их не оказалось на том якорном месте, которое они занимали днем. Они исчезли. Это происходило в четверть четвертого часа, и мы отправились их отыскивать. В 03:30 прямо против Шейпо я увидел большую черную массу; на берегу было видно четыре или пять огней. Сторожевая шлюпка была послана уведомить Дюбока о месте нахождения судов. Я прихожу на створ мачт этой массы и тихо двигаюсь на нее. На берегу появляются многочисленные огни.

Не сигналы ли это? Сильный стук машины моего катера мешает мне что-либо слышать. Подойдя на 200 ярдов к китайцу, я выдвигаю шест и приращиваю проводники к батарее, затем полный ход вперед. Фрегат освещается; на левом и правом борте его появляются вспышки пламени. Не орудия ли это Норденфельда? Мы быстро несемся. Затем команда дает задний ход и сильный толчок. Мина взорвалась; катер сильно подбросило, он ударился носом в борт неприятеля и в нем застрял. «Полный задний ход», — раздается мое приказание. Унтер-офицер пытается оттолкнуть нос, но в это время высовывается из пушечного порта китаец и получает от него удар кулаком в глаз. Все это время катер остается неподвижен и пар вырывается через предохранительные клапана. Масленку сорвало при ударе, я затыкаю отверстие штыком, а катер все еще не двигается. Так как это случилось оттого, что застрял наш шест, то его следует бросить. Он отдан и падает; катер наконец получает задний ход и выходит из огней фрегата. В это время подходит катер Дюбока, и я дожидаюсь его, чтобы помочь в случае надобности. Между тем китайские суда стреляют друг в друга и в людей, находившихся на обоих берегах. Один матрос убит пулей. Под градом снарядов приближается Дюбок, подходит к правому борту, взрывает мину и затем удаляется. Мы встретились. «Что нового? У меня один человек убит». — «У вас же нет ни царапинки». Мы не можем найти сторожевой шлюпки, которая должна была выставить красный огонь. Я беру Дюбока на буксир, и мы уходим»{270}. [403]

При отходе катеров произошла небольшая задержка вследствие того, что буксир попал в винт буксирующей шлюпки, в результате катер Гурдона приткнулся к мели. Спустя некоторое время он снялся с мели и около десяти часов утра подошел к «Саон». Сторожевая шлюпка видела взрыв и дожидалась их до шести часов утра, но так как катера не показывались, то их сочли погибшими. Когда они вернулись целыми и невредимыми, это оказалось приятным сюрпризом.

Расследование показало, что оба китайских корабля затонули. А так как миной взорван был только один, то гибель второго следует приписать небрежности китайцев, которые, без сомнения, в горячке боя стреляли по своим. Это является серьезной опасностью при всех ночных атаках, как то и показали английские маневры.

Особенно деятельно насаждали антисоветские настроения английские и финские власти, заинтересованные в том, дабы Норвегия поскорее отказалась от собственной официальной нейтралистской позиции. Об определенном испуге общественных кругов и норвежского правительства данной страны информировал в НКИД СССР в собственных регулярных докладах (так называемых «политинформациях») финиша 1939 — начала 1940 гг. и посол в Норвегии Виктор Андреевич Плотников. Так в одной из них Плотников отмечает, что «на данный момент продвижение отечественных частей, в частности в районе Петсамо (перемещение отечественных танков и пехоты норвежцы имели возможность замечать со своей территории при занятии Салмльяри) и в направлении Кеминяри (182 км от отечественных границ), привело к нескрываемой тревоге в буржуазной норвежской прессе… Распространяются сведения о том, что СССР не ограничится Финляндией и, как минимум, воспользуется шведской портами и 2-3 рудой в Северной Норвегии».

Не на шутку встревоженное данной гипотетической угрозой норвежское правительство предприняло чрезвычайные меры. Советская историческая литература уделила изучению таких мер громаднейшее внимание. Собранные и опубликованные ими информацию о сосредоточении норвежских боевых частей на северо-востоке страны достаточны и точны.

В Финнмарк были направлены лучшие отмобилизованные воинские части: все моторизированные артиллерийские батареи, противотанковые батареи, автомобильный взвод, развернуты полевые больницы, передислоцированы две эскадрильи. В прибрежных районах Финнмаркена было сконцентрировано ядро норвежского ВМФ: броненосцы «Норге» и «Эйдсволь», сторожевые суда «Ф. Нансен», «М.

Сарс», «Кельт», дивизион подводных лодок, эскадрилья морской авиации.

Норвежский историк Мидгор показывает: «В осеннюю пору, в то время, когда завязывался конфликт между Финляндией и Россией, кроме уже отмобилизованного батальона округа Варангер был мобилизован и Альтийский батальон. После этого, в то время, когда началась русско-финская война, правительство решило в январе 1940 года совершить мобилизацию полевой бригады 6-ой дивизии. Это было сделано и бригада пребывала под ружьем все время до 9 апреля 1940 года».

Для немилитаризированной страны эти оборонительные изготовление были беспрецедентны по масштабам. Обратим внимание и на то, что по окончании 12 марта 1940 г. — даты подписания мирного соглашения между Финляндией и СССР отмобилизованные норвежские армии так не были передислоцированы обратно в места простого расквартирования. Они еще практически месяц стояли вблизи советских границ так, словно бы опасались вторжения с востока.

Было бы весьма интересно узнать обстоятельства этого «стояния». Так как в следствии норвежские вооруженные силы были без шуток ослаблены на направлениях главных ударов армии вермахта и практически прозевали германскую атаку 9 апреля 1940 г.

Норвегия весьма опасалась угрозы советского вторжения. Вот, к примеру, что информировал в февральские дни 1940 г., обрисовывая поражение финнов в районе Каскамо, норвежский журналист Кьелланд, сотрудник газеты «Дагбладет». «Мы, свидетели русского быстрого прорыва, стали на очень многое наблюдать в противном случае.

Кроме того люди, не имеющие никакого представления о военной технике, смогут оценить силу Красной Армии, наступающей с фантастической быстротой, не обращая внимания на то, что территория её продвижения была усеяна минами… Меня нисколько не удивляет, что самыми рьяными агитаторами войны являются господа, в далеком прошлом вышедшие из призывного возраста. Быть может, они снизили бы тон, если бы воображали, что означает вести войну против современной армии танков». И потом заключает: «Самое разумное, что мы должны сделать, — «выполнять строжайший нейтралитет»».

Исследователи пишут о том, что совсем незаслуженно пара десятков устаревших советских танков, действовавших на самом севере Финляндии, превратились у Кьелланда в «современную армию танков». Правду говорят — «у страха глаза громадны». Само собой разумеется, советская региональная пресса с удовлетворением перепечатывала подборки из аналогичных зарубежных статей, каковые как-то сглаживали неприятные впечатления от первых советских поражений декабря 1939 г. под Ленинградом и в Карелии.

Документы, пресса и историческая литература тех лет с очевидностью говорят о том, что норвежское публичное вывод практически конкретно оценивало советское наступление на Финляндию, как агрессию, как несправедливую акцию. В этом смысле Госсовету (Стортингу) и правительству королевства, кроме этого осуждавшему действия СССР, хватало легко отыскать опору в самых разных слоях населения.

У части правых политиков Норвегии имело возможность появиться желание применять эту обстановку, для открытой и прямой помощи Финляндии. От таковой неточности старался предостеречь соотечественников посланник Норвегии в Москве Э. Масенг. Он писал во внешнеполитическом ведомстве Норвегии 14 декабря 1939 г.: «Страшным заблуждением для норвежского народа было бы занять позицию, соответствующую его симпатиям и чувствам, и функционировать в явном несоответствии с интересами и пожеланиями СССР.

Это повлекло бы за собой важные последствия для нашей страны». Аналогичной точки зрения придерживался и глава норвежского МИД К. Кут.

Ответственную данные об отношении норвежцев к СССР во время «Зимней войны» даёт политинформация полномочного представителя СССР в Норвегии А.В. Плотникова от 17 декабря 1939 г. А.В. Плотников рисует правдивую картину замечательной антисоветской компании, развернувшейся тут сразу же по окончании начала конфликта. Он пишет: «Распространяются небылицы о сидящих на замке танкистах, прикованных в танков цепями за ноги, и красноармейцах, раздетых и раздутых, сражающихся без применения якобы элементарной бронетехники.

Отечественные своевременные армейские сводки не печатаются». «Арбейдерен» — орган компартии, освещавший события с просоветских позиций, подвергся полной обструкции со стороны другой норвежской прессы. В адрес правительства раздалось требование закрыть данный «столичный почтовый ящик». Действительно, Плотников пробовал найти и более приятные для Москвы факты.

Так он преувеличивал раскол в социал-демократической партии Норвегии по вопросу о том, за кого стоят простые рабочие Норвегии в данной войне, старательно подчеркивал, что «рабочий класс Норвегии не склонен идти за социал-демократическим управлением» и, дескать, деятельно поддерживает «народное правительство Финляндии и СССР» (т.н. правительство О.В. Куусинена). Само собой разумеется отдельные примеры помощи СССР, организованной компартией Норвегии, отыскать было возможно.

Но массовость таковой помощи СССР в Норвегии была придумана, посол очевидно выдавал желаемое за настоящее.

Но, нагнетание антисоветской истерии в норвежской прессе кроме этого имело под собой незначительные основания. К примеру, в норвежских газетах периода «Зимней войны» мелькали сведения о бессчётных советских подводных лодках, курсировавших в страшной близости от норвежских берегов , не смотря на то, что в ноябре-декабре 1939 г. лишь одна советская субмарина «Щ-402» выходила в район мыса Маккаур-Варде.

12 и 14 января 1940 года трижды советские армейские самолёты — по официальным сведениям случайно «из-за только негативных атмосферных условий» — нарушили норвежское воздушное пространство. Норвежский МИД заявил вследствие этого протест, а коммунистический НКИД выразил сожаление по поводу произошедшего.

Отмеченный рост разведывательной активности советских армии вдоль восточных морских и сухопутных границ Норвегии в это время вряд ли может принимать во внимание доказательством неких захватнических намерений СССР в отношении Северной Норвегии. Так же как и концентрация норвежских армий в этом районе вовсе не непреложный факт агрессивности Норвегии. Советские официальные документы того времени свидетельствуют, что при условии соблюдения Норвегией жёсткого нейтралитета ей со стороны СССР ничего не угрожало.

И все же антисоветски настроенная часть норвежского общества при не хорошо скрытом сочувствии правительственных кругов Осло решилась на оказание конкретной помощи финнам. Одним из уверенных соперников СССР был, к примеру, глава норвежского стортинга Хамбро. Его умеренными оппонентами выступали премьер Ю. Нюгорсволл и Х. Кут.

В дискуссиях умеренных и яро антикоммунистических политиков происходила сложная балансировка внешнеполитической игры Норвегии для того, чтобы не увлечься и не выйти за пределы нейтралитета. Как проходила эта борьба, русские историки осведомлены до тех пор пока слабо. Не смотря на то, что основной вывод советского посланника о том, что норвежское правительство открыто «покровительствовало деятельности всех организаций, оказывающих в той либо другой степени помощь белофиннам», в полной мере соответствуют действительности.

Во время советско-финской войны в Норвегии обширно развернулась компания по сбору денежных средств, обмундирования, тёплых вещей, медикаментов и продовольствия. За 103 дня было собрано 2 млн. крон для медикаментов и покупки продовольствия. В январе 1940 г. норвежские профсоюзы послали в Финляндию 100 тыс. крон.

Координацию передачи и компании помощи осуществляла созданная при содействии норвежского «Красного Креста» организация «Народная помощь».

Помимо этого, по правительственным каналам из Норвегии в Финляндию передавалось стратегическое материалы и военное сырьё. Об этом неопровержимо свидетельствует сообщение от 14 декабря 1939 г. премьера Нюгордсволла на совещании Комитета по зарубежным делам, не смотря на то, что норвежский МИД потом это отрицал. В Финляндию было отправлено бесплатно 30 тысячь киллограм сырой резины, годной для изготовления 300 тыс. противогазных масок, 11 500 тысячь киллограм высокооктанового бензина.

Финские воины взяли хорошие ранцы из кожи, изготовленные в Норвегии. Минобороны в тайне отправило в Финляндию из собственных скромных арсеналов 12-орудийную артиллерийскую батарею. Транзитом через Норвегию шли поставки продовольствия для финской армии.

Всего за период войны норвежцы помогли Финляндии на сумму — 80 млн. финских марок. Швеция, Италия, Франция, Англия, Бельгия, США а также Венгрия произвели на эти цели куда громадные затраты. Сумму эту нельзя назвать большой, но и на последнем месте среди приблизительно полутора десятков государств оказывавших эту помощь Норвегия не была. В принципе, норвежская помощь Финляндии еще вписывалась в понятие дружественного нейтралитета, не смотря на то, что и вызывала растущее раздражение Кремля.

Тем более, что на все дипломатические демарши СССР правительство Норвегии отвечало, что само якобы определит обо всей организации и антисоветской пропаганде материальной помощи Финляндии лишь из газет и не имеет к этому никакого отношения.

Более страшным и чреватым последствиями отступлением от нейтралистских позиций являлась работа по комплекту бойцов для Финляндии. 8-10 декабря 1939 г. в Осло был создан Комитет по вербовке добровольцев в финскую армию во главе с капитаном норвежской армии Орфлодом. Всего в Норвегии было развёрнуто около 20 вербовочных контор, не знать о деятельности которых норвежское правительство не имело возможности.

Руководил их работой майор норвежской армии Винге. Добровольцев зачисляли в так называемый «Норвежский легион», в совершенстве он должен был составить ядро добровольческой дивизии «государств группы Осло». Всего в Легион вступило более 700 человек, 200 из них успели прибыть в Финляндию. Общее же число добровольцев пребывавших на территории Финляндии достигало 11 тыс. человек.

Действительно, большая часть из них были не хорошо подготовлены и в военных действиях участия принять опоздали. Норвежское правительство запретило вступать в Легион сверхсрочнослужащим и кадровым офицерам, не хотя ослаблять армию, но рядовым воинам это делать не возбранялось.

Коммунистический полномочный представитель В.А. Плотников очень подчернул, что «по инициативе финской миссии в Осло организуются комитеты по снабжению и вербовке добровольцев их. Троцкисты, наподобие Хокона Ли, налаживают сообщение норвежских комитетов по добровольцам со шведскими комитетами и для установления контактов довольно часто выезжают в Гельсингфорс».

Норвежский посол в Москве Э.О. Масенг, замечательно разбиравшийся в конъюнктуре интернациональных взаимоотношений, должен был выехать в Осло в начале января 1940 г. чтобы предотвратить правительство о том, что Норвегии не следует заходить так на большом растоянии в собственной помощи Финляндии.

Норвегия сейчас пребывала в очень непростом интернациональном положении — на стыке многих политических и военных противоречий великих держав. Англия и Франция под предлогом помощи Финляндии желали высадить войска в Нарвике и установить контроль над железорудным районом Северной Швеции и, в целом, над Скандинавским полуостровом. Нажим на норвежское и шведское правительство был весьма важен.

Англо-французам было весьма выгодно перевоплотить Скандинавию в место бойни, втянув в долгую войну СССР и Германию.

Германия также подготавливалась к Швеции и захвату Норвегии с их серьёзными природными ресурсами и удачным стратегическим положением в приполярной Европе, но в один момент потребовала от Норвегии соблюдения строгого нейтралитета в финском вопросе. Норвежские дипломаты все время жаловались на то, что официальная позиция Германии в конфликте скорее просоветская, чем профинская.

Имеется сведения, что во время «Зимней войны» германские суда кроме того снабжали советские подводные лодки на Балтике продовольствием и горючим на заимообразной базе. Одновременно и финнам немцы помогли на сумму до 35 млн. финских марок, другими словами Берлин двурушничал. Москва со своей стороны кроме этого давила на Осло, требуя прекратить всякую военную помощь Финляндии и придерживаться твёрдого нейтралитета.

Так Норвегия была, говоря образным литературным языком «между молотом и наковальней».

В полной мере конечно, что в Кремле опасались высадки французов и англичан в норвежском Нарвике либо в шведских портах. Замыслы для того чтобы транзита обширно обсуждались как на дипломатическом уровне, так и в западной прессе. Норвежское же правительство решило не поддаваться на уговоры Лондона и Парижа и не захотело пропустить в Финляндию войска и армейские грузы через собственную территорию.

Но Кремль не был уверен, в том, что Осло и Стокгольм на долгое время устоят перед внешним давлением французов и англичан. Этим, например, разъясняется рвение И.В. Сталина, не смортя на потери, добиться стремительной и решительной военной победы над Финляндией.

Он из совсем верных стратегических мыслей не желал допустить интернационализации конфликта с Финляндией.

Предвидя протесты Москвы, норвежские власти заблаговременно подстраховались. Уже 17 декабря 1939 года В.А. Плотников информировал: «Враждебные демонстрации перед отечественным полпредством на данный момент прекращены в связи с арестом начальников этих демонстраций, появлявшихся начальниками распущенной местной организации национального единения» (норвежских профашистов).

Интернациональная ситуация около Норвегии, формирование «Норвежского легиона», антисоветская шумиха в норвежской прессе послужили предлогом для появления ноты НКИД СССР «К советско-норвежским отношениям» 5 января 1940 года полномочный представитель В.А. Плотников передал главе МИД Норвегии Х. Куту данный документ, составленный в предельно твёрдых выражениях.

Советское правительство выступало в протест какой бы то ни было помощи Финляндии, против антисоветской компании в норвежской печати и вербовки норвежцев для боевых действий против Красной Армии. Эти действия, говорилось в ноте, «смогут привести к нежелательным осложнениям и нарушить взаимоотношения между СССР и Норвегией». Норвегии в резкой форме было предложено откорректировать собственный курс в действительно нейтралистские рамки и изолировать Финляндию.

Реакция правящих норвежских кругов была стремительной — уже 6 января коммунистический полномочный представитель узнал ответ официального Осло. Норвежское правительство признало, что последовательность газет и лиц разжигают антисоветскую истерию, но поступают так в рамках предоставленной им свободы слова. Отправка же сырья и оружия всецело отрицалась, не смотря на то, что это и было ложью. Особой нотой министр иностранных дел королевства отвергал эти обвинения как беспочвенные.

Но коммунистический демарш имел должные последствия: Норвегия от лозунга «Дело Финляндии — отечественное дело» перешла на более конструктивные рельсы миротворчества. В среде норвежских политических деятелей побеждала трезвая оценка положения Норвегии.

Глава министерства внешей политики Х. Кут показал разумную, не смотря на то, что, согласно точки зрения авторов «Истории Норвегии» под важной редакцией известного историка, А.В. Кана, «излишнюю» инициативу, поскольку миротворческие упрочнения ранее уже предприняла Швеция, и начал зондировать землю для заключения мира между Финляндией и Советским Союзом.

20 января 1940 года он написал финскому министру В. Таннеру письмо, в котором просил последнего обдумать вопрос о нейтрализации Финского и Ботнического заливов, дабы после этого поставить его в качестве базы для ведения будущих переговоров. 29 января Таннер дал ответ, поставив условием для заключения мира почётные условия для Финляндии. 1 февраля Х. Кут направил А.М.

Коллонтай (коммунистический полномочный представитель в Швеции) то же неофициальное предложение для передачи его советскому правительству. 11 февраля Х. Кут взял дружественный ответ из Москвы. Он гласил: «Целью СССР есть не разгром Финляндии, а безопасность северо-западных границ СССР, которая требует некоторых трансформаций пограничной линии и решения вопроса о передаче СССР базы Ханко».

Не смотря на то, что, предложение о посредничестве в переговорах было отвергнуто, но сам факт дружественной инициативы Осло и его заступничества за Финляндию хорош.

Внешняя политика СССР с конца лета 1939 г. фактически по всем пунктам приводила к неприятию его арктического соседа. Норвегия была не очень приятно поражена пактом Молотов-Риббентроп, враждебно отнеслась к походу Красной Армии на Украину. Столь же неприязненно восприняла заключение СССР соглашений с Эстонией, Литвой и Латвией, т.к. норвежцы прозорливо «вычисляли это потерей их самостоятельности» и предвестником «более резких трансформаций в судьбе этих государств».

Затем начало войны с Финляндией в Осло сочли продолжением политики восстановления территории бывшей имперской России.

В следствии Норвегия поддержала исключение СССР из состава Лиги Нации за агрессию против Финляндии. Ответ это было принято на 20-й сессии Ассамблеи. 11 декабря 1939 г. был образован особый Комитет по финляндскому вопросу под руководством де Матта.

Сработал Комитет непривычно скоро для данной в большинстве случаев медлительной организации. Уже 14 декабря по требованию Бразилии и при помощи вторых латиноамериканских государств фактически без дискуссии неприятности СССР был исключен из Лиги Наций. Роль Норвегии в принятии этого решения в большинстве случаев недооценивается.

В это же время она была весьма значительна, поскольку начальником Лиги Наций в то время был уверенный соперник СССР К. Хамбро. Не смотря на то, что затем акта министр Х. Кут в январе 1940 г. и пробовал убедить Наркома В.М. Молотова, что в его стране «не имело места ничего для того чтобы, что имело возможность бы привести к осложнению между этими двумя кабинетами министров», было разумеется, что холодные ветры политической неприязни без шуток нарушили сложившиеся традиции добрососедства.

Вряд ли направляться обвинять за это на Норвегию, как это сделал посол В.А. Плотников в одном из собственных аналитических донесений. Скорее, вина лежит на великих державах, включая СССР, каковые в собственной эгоистической политике готовы были жертвовать заинтересованностями населений украины стран и применяли их в качестве разменной монеты.

Что касается Норвегии и других скандинавских государств, то на исходе «Зимней войны» они также сделали для себя ответственные выводы. 27 февраля 1940 г. было опубликовано коммюнике глав МИД Швеции, Дании и Норвегии. В нем было заявлено: «Конференция решала проблемы, которые связаны с событиями в Финляндии. Главы МИД подтвердили собственное единство в проведении политики нейтралитета собственных государств».

11 марта 1940 г. уже глава правительства Норвегии Ньюгорсволл объявил, что жизненным условием для Норвегии есть необходимость жить в согласии и мире с другими государствами. Нейтралитет Норвегии должен быть полным и бесконечным. Вывод был всем оптимален, но лишь полностью нереалистичен, потому что фашистская Германия не разрешила Норвегии им воспользоваться.

Нейтралитет был действенен лишь в отношениях с СССР.

В итоге рассмотрения темы убеждаемся, что русский историческая литература фактически не уделила внимания таким ее нюансам как изучение механизма принятия самые ответственных ответов властями Норвегии во время «Зимней войны», ходу дискуссий между различными лагерями политических деятелей Осло. Не хватает распознана роль Норвегии в выработке ответа об исключении СССР из Лиги наций. Неясно да и то, как отвлекла «Зимняя война» внимание Норвегии от подготовки фашистской Германией настоящего вторжения в ее пределы.

Эти и другие неясности смогут быть устранены или переводом и внимательным прочтением для русского общественности фактически норвежских изучений или независимой дополнительной исследовательской разработкой темы. А до тех пор она не имеет возможности принимать во внимание завершенной в научном отношении.

Репневский А." Источник : http://stroimsamolet.ru/zimnjaja-vojna-v-politike-norvegii/