(Книгочей @ 22-07-2021 - 19:45) Есть специальная тема "Броненосец в потёмках. Восстания на кораблях и во флотах."Но восставшие на броненосце "Де Зевен Провинсиен" действительно ни в кого не стреляли... Восстание на броненосце «Де Зевен Провинсиен»: История в фотографиях: "Мировой экономический кризис 1929–1933 года ударил по экономикам западных стран, как увесистый таран по старым крепостным воротам. Ворота тряслись, скрипели, с них осыпались щепки и труха, того и гляди их могло сорвать с петель. Глубокий паралич промышленных и финансовых институтов затронул практически все стороны жизни, заглянул в самые отдаленные уголки и казавшиеся надежными убежища. Вооруженные силы, неотъемлемая часть любой государственной конструкции, тоже не смогли избежать потрясений, которые сопутствуют кризису..." - см.: https://foto-history.livejournal.com/11009269.html
Книгочей
дата:
Голландский "Потёмкин": "Погибаю, но не сдаюсь!": Правда, он уже назывался "Сурабая"...
Это сообщение отредактировал Книгочей - 22-07-2021 - 19:52
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 22-07-2021 - 19:51) Голландский "Потёмкин": "Погибаю, но не сдаюсь!": Правда, он уже назывался "Сурабая"... "К началу Второй мировой войны «Де Зевен Провинсиен» уже несколько лет носил новое название. Как и все остальные броненосцы береговой обороны, построенные до Первой мировой войны и еще сохранявшиеся в составе ВМС разных стран, «голландец» изрядно устарел. Однако он по-прежнему оставался носителем самых мощных орудий в нидерландском флоте, да и по водоизмещению его превосходили лишь три крейсера – «Ява», «Суматра» и «Де Рейтер». После вступления Японии в войну старый корабль принял участие в обороне Ост-Индии, но сыграть сколько-нибудь заметную роль в отпоре агрессору не смог.
ПЕРЕИМЕНОВАНИЕ, «ДЕКЛАССИФИКАЦИЯ» И МОДЕРНИЗАЦИЯ
После возвращения в Сурабаю поврежденный броненосец был отправлен на ремонт, а затем – уже в июле 1933 года – выведен из состава действующего флота. Спустя некоторое время на смену «Де Зевен Провинсиен» из метрополии пришел новый корабль – крейсер «Де Рейтер». Интересно, что командование Нидерландского королевского флота сочло, что гордое и славное название «De Zeven Provincien» корабль, «опозоренный» участием команды в мятеже, носить больше не должен. Здесь уместно вспомнить практику, существовавшую в Российском императорском флоте: «Князь Потемкин-Таврический» после восстания получил наименование «Пантелеймон», «Память Азова» переименовали в «Двину», а самая любопытная история была связана со сменой названия крейсера «Очаков». Через полтора года после подавления на нем восстания корабль переименовали в «Кагул», а уже состоявший в Черноморском флоте крейсер «Кагул» (систер-шип «Очакова») стал «Памятью Меркурия».
Бывший броненосец береговой обороны, впрочем, окончательно списывать из состава флота не собирались. Устаревшую боевую единицу поставили на модернизацию (причем на время проведения работ «понизили в звании», зачислив в класс канонерских лодок), и в 1937 году вновь ввели в строй в качестве учебно-артиллерийского корабля под наименованием «Сурабая» – HR.MS. «Soerabaja». Информация о том, как именно проходила модернизация, весьма противоречива. Обычно указывается, что с «ветерана» демонтировали пять из восьми паровых котлов, а три оставшихся перевели на жидкое топливо.
Однако более достоверными представляются сведения, приведенные в справочнике «Dutch Warships of World War II» (издан в 2010 году, автор – Henk van Willigenburg). Там сообщается о том, что три котла типа «Ярроу» были новыми, а их суммарная паропроизводительность вполне соответствовала прежним восьми угольным котлам. В результате мощность отремонтированной паровой машины не уменьшилась и, согласно тому же справочнику, составляла 8500 л.с. Скорость при этом достигала 17 узлов, превысив не только проектную, но и достигнутую на испытаниях двумя с половиной десятилетиями ранее. Сокращение числа котлов привело к изменению внешнего облика корабля: из двух труб одна -передняя – теперь оказалась лишней и была демонтирована.
Заметно изменился состав вооружения «деклассированного» броненосца. Если орудия главного калибра остались на своих местах, то часть пушек средней и скорострельной артиллерии сняли.
Одновременно, с учетом возросшей опасности атак с воздуха, появилось вполне серьезное по меркам того времени зенитное вооружение. Его основу составляли шесть 40-мм «пом-помов». По состоянию на 1939 год на «Сурабае» значилось:
2 х 1 – 28-см Krupp No.3;
2 х 1 – 15-см Krupp No.5;
2 х 1 – 75-мм Krupp No.1;
6 x 1 – 40-мм Vickers No.1.
Артиллерию дополняли три спаренные установки крупнокалиберных (12,7-мм) пулеметов, а также 12 пулеметов винтовочного (6,5-мм) калибра.
После начала в сентябре 1939 года Второй мировой войны Нидерланды в течение нескольких месяцев оставались нейтральными, но 10 мая 1940 года германские войска начали широкомасштабное наступление на Западе. Его ключевым элементом стало вторжение в Бельгию, Люксембург и Нидерланды, в обход знаменитой французской Линии Мажино. Собственно Нидерланды (метрополия) вскоре были оккупированы, но королевская семья эвакуировалась в Британию, куда ушла и часть флота, также удалось вывезти некоторые воинские подразделения, а заодно и очень значительные ценности. В отличие от Бельгии, спустя некоторое время после германского вторжения подписавшей капитуляцию, Нидерланды из войны не вышли. И хотя трагические майские события развернулись вдали от Явы, Суматры и Бали, в колониях тоже была объявлена мобилизация. И Королевский флот в Ост-Индии, и Королевскую Нидерландскую Индийскую армию (Koninklijk Nederlands Indische Leger, сокращенно -KNIL) привели в боевую готовность.
Спокойствия на Дальнем Востоке и в Юго-Восточной Азии не было, и многим представителям как правительства Нидерландов в эмиграции, так и руководству колониальных властей война с Японией казалась неизбежной. И бывший броненосец вновь вернулся к своим «прямым обязанностям»: «Сурабая» стала кораблем береговой обороны в Сурабае. Причем задача определялась вполне конкретно – защита военно-морской базы от возможных японских десантов. В период между маем 1940 года и декабрем 1941-го вооружение корабля претерпело очередные изменения: обе 15-см пушки сняли, судя по всему, отправив их в береговую оборону. По не вполне подтвержденным данным, в это же время число крупнокалиберных пулеметов возросло вдвое (до шести спаренных установок), возможно – за счет сокращения пулеметов винтовочного калибра.
НАЧАЛО ВОЙНЫ С ЯПОНИЕЙ
Вскоре после начала японской агрессии на Тихом океане, в середине декабря 1941 года, правительства Австралии и Нидерландской Ост-Индии приняли решение о совместной оккупации территории португальской части острова Тимор (Восточный Тимор). Союзники опасались, что Португальский Тимор окажется «слабым звеном» в системе обороны архипелага и японцы смогут занять его без сопротивления со стороны португальцев, и решили упредить «самураев». Выделять для осуществления своих планов крупные современные боевые единицы австралийцы и голландцы сочли излишним. А вот устаревший, но достаточно большой и способный принять на борт несколько сот десантников корабль береговой обороны прекрасно подходил для этой цели. Тот факт, что Португалия оставалась нейтральной, никого не смущал…
15 декабря «Сурабая» пришла в Кепанг, являвшийся столицей нидерландской части Тимора. Ночью на старый броненосец погрузились 400 военнослужащих – 200 человек из состава KNIL и столько же австралийцев. На следующее утро «Сурабая» взяла курс на Дили, столицу португальской части Тимора. Вместе с кораблем шло мобилизованное в состав военного флота правительственное судно «Канопус». На его борту находились голландский и австралийский офицеры – уполномоченные для проведения переговоров с португальскими властями.
После его переоборудования в учебно-артиллерийский корабль 28-см артсистемы остались без изменений и к концу 1941 года сохраняли боеспособность Установка главного калибра броненосна береговой обороны «Де Зевен Провинсиен» (копии подлинных чертежей). После его переоборудования в учебно-артиллерийский корабль 28-см артсистемы остались без изменений и к концу 1941 года сохраняли боеспособность Маленькое соединение подошло к Дили 17 декабря, но «Сурабая» входить в порт не стала, держась за пределами португальских территориальных вод. «Канопус» же высадил переговорщиков в Дили, где они «вежливо предложили» португальскому губернатору впустить войска союзников без сопротивления. Губернатор попросил час на размышление, но, когда этот час прошел, положительного ответа так и не последовало. Тогда «Сурабая» подошла к берегу, остановившись в 100 метрах от него, и начала высадку десанта.
Найти подробности высадки автору не удалось, но, судя по всему, военнослужащих доставляли на берег с помощью бортовых плавсредств, и на это потребовалось более часа. После того, как все 400 десантников были переправлены на побережье, «Сурабая» заняла позицию перед Дили – чтобы в случае необходимости поддержать их огнем двух своих грозных 28-сантиметровых орудий. Однако 800 человек, находившихся в подчинении у португальского губернатора, не оказали никакого сопротивления. Захват Восточного Тимора прошел вполне мирно, без эксцессов (впрочем, губернатор в соответствии с указаниями из Лиссабона объявил себя военнопленным – это позволяло избежать ненужных осложнений в отношениях с Японией), а выполнившая свою задачу «Сурабая» вернулась на Яву.
«Канопус» («Canopus») – спутник «Сурабаи» во время занятия Португальского Тимора. Спущенное на воду в 1914 году судно до Второй мировой войны числилось «правительственным»/«губернаторским», а затем по мобилизации вошло в состав военного флота. Классифицировался «Канопус» как патрульный корабль или вспомогательная канонерская лодка
В литературе и Интернете нередко высказываются сомнения в том, оставались ли орудия главного калибра «Сурабаи» боеспособными ко времени начала войны на Тихом океане. Например, авторы одного из весьма обстоятельных материалов по истории «Де Зевен Провинсиен» сообщают, что 28-см установки, возможно, не были способны действовать (в оригинале -«possibly inoperable»). Но намерение нидерландско-австралийского командования использовать для поддержки десанта в Дили именно тяжелую артиллерию можно считать явным свидетельством того, что башни главного калибра в конце 1941 года содержались в исправности, а имевшийся боезапас считался пригодным для стрельбы.
Интересно, что впоследствии португальские власти Восточного Тимора, хотя и не оказали сопротивления японскому вторжению на остров (высадка десанта началась в ночь с 19 на 20 февраля 1942 года), по мере сил помогали действовавшим на острове голландским и австралийским частям. Союзники при поддержке тиморцев вплоть до февраля 1943 года продолжали партизанскую войну, сковав довольно значительные силы японцев. Когда же борьба стала безнадежной, партизан эвакуировали голландские и австралийские корабли.
ПЕЧАЛЬНЫЙ ФИНАЛ
Важнейшую роль в успешных действиях японцев в первый период войны играло превосходство в воздухе. Японская авиация наносила удары и по кораблям союзников в море, и по военно-морским базам, и по аэродромам. Первый налет на Сурабаю состоялся 3 февраля 1942 года; в тот день летчикам Страны восходящего солнца удалось уничтожить свыше полутора десятков самолетов союзников, включая 13 летающих лодок. Вообще же, из февральских налетов наибольшую известность получила осуществленная 19-го числа бомбардировка Дарвина (подробно она описана в выпуске «Морской коллекции» № 10 за 2019 год). А вот состоявшаяся накануне бомбардировка Сурабаи осталась как бы «в тени». Однако события 18 февраля заслуживают внимания и потому, что в тот день японцы получили достаточно серьезный отпор, и в силу результатов налета.
Атаку Сурабаи должны были осуществить бомбардировщики G4M (у союзников они имели кодовое название «Бетти») из состава кокутая «Такао». Для сопровождения 21-й ударной машины были выделены истребители «Зеро», но по какой-то причине «Бетти» с ними разминулась. В результате над Сурабаей оставшиеся без прикрытия бомбардировщики оказались атакованы американскими истребителями Кёртисс Р-40, которые претендовали на шесть воздушных побед. На самом деле «супостатов» удалось сбить меньше: достоверно подтверждена потеря «Такао» пяти самолетов, из которых два числятся на боевом счету голландских зенитчиков, а два – пилотов Р-40. Один поврежденный G4М при возвращении на базу совершил вынужденную посадку на воду; вероятно, он также был подбит американцами. Еще несколько «Бетти» получили повреждения, среди их экипажей имелись убитые.
Увы, но атаки истребителей и зенитный огонь не смогли сорвать бомбардировку военно-морской базы, и флот Нидерландов понес ощутимые потери. На дно пошли подводная лодка К-ХІІ, эсминец «Ван Несс» и корабль береговой обороны / плавбатарея «Сурабая». Японская бомба попала в районе трубы – иногда даже пишут, что угодила прямо в трубу -пробила корабль и взорвалась у днища, после чего старый броненосец сел на грунт на мелководье. Экипаж «Сурабаи» потерял свыше 20 человек убитыми и ранеными (число погибших и умерших от ран автору статьи выяснить не удалось -по различным описаниям оно колеблется от трех до тринадцати). Поскольку затонувшая на небольшой глубине «Сурабая» практически не имела крена, пулеметы оставались в боеспособном состоянии и обслуживались расчетами вплоть до захвата базы японскими войсками. Поэтому в литературе, в частности, в справочнике «ВМС малых стран Европы 1914 – 1918» («Морская коллекция» № 3 за 1999 год) в качестве даты гибели корабля порой указывается: 2 марта 1942 года.
Во время оккупации японцы подняли «Сурабаю» и использовали в качестве блокшива и несамоходной зенитной плав-батареи в западном судоходном канале в Сурабаю, так называемом «Вестерва-арватере». Японское название и состав вооружения в этот период неизвестны, предположительно на корабле новые владельцы установили несколько зенитных автоматов и / или пулеметов. Можно встретить информацию (в том числе в ряде российских изданий) о том, что бывшего «голландца» во время одного из налетов на Сурабаю в 1943 году потопила союзная авиация. Однако это не соответствует действительности, и находившийся в отвратительном техническом состоянии экс-броненосец был затоплен самими японцами для блокирования подходов к Сурабае. Точная дата затопления неизвестна (разнится даже год, 1944-й или 1945-й) в отличие от места. Корабль лежал на мелководье в пяти милях от Джамоканг-рифа.
В 1950-е годы по решению властей независимой Индонезии одну из башен главного калибра с остова сняли. «Артефакт» с мятежного броненосца экспонируется в Морском музее Морокрембангане, недалеко от Сурабаи.
Нередко пишут о том, что броненосцы береговой обороны Нидерландов, а также Скандинавских стран к середине 1930-х годов утратили всякое боевое значение. И действительно, их бессмысленно сравнивать с «вашингтонскими» крейсерами и, особенно, линейными кораблями новой постройки. Но ведь и в более мощных флотах зачастую сохранялись в строю далеко не новые корабли, не раз успешно поддерживавшие действия войск на берегу. Трофейные голландские, норвежские и датские броненосцы береговой обороны немцы превратили в плавбатареи ПВО. Не стоит забывать и о том, что первые выстрелы Второй мировой войны были сделана старым германским броненосцем «Шлезвиг-Гольштейн», чьи 28-см орудия главного калибра отнюдь не превосходили пушки «Де Зевен Провинсиен».
Можно только добавить, что после Второй мировой войны состав Королевского флота Нидерландов пополнил крейсер С802 «De Zeven Provincien», вступивший в строй в 1953 году и проданный Перу в 1976 году. А в настоящее время название в честь Семи Провинций носит фрегат с бортовым обозначением F802, официально «принятый на службу» 26 апреля 2002 года."(с) «ДЕ ЗЕВЕН ПРОВИНСИЕН» СТАНОВИТСЯ «СУРАБАЕЙ», Борис СОЛОМОНОВ + ФОТО на источнике: https://modelist-konstruktor.com/morskaya-k...vitsya-surabaej
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 22-07-2021 - 19:57) Голландский "Потёмкин" "Все врут календари."! СРАВНИТЕ: "Примерно в 8 часов утра с флагманской «Явы» заметили броненосец, который при виде эскадры повернул к берегам Суматры. Правительственные корабли легли на параллельный курс, стараясь не приближаться на близкое расстояние. Были велики опасения, что «Де Зевен Провинсиен» может пустить в ход свою артиллерию главного калибра, способную бить на 10 миль. Вскоре над местом событий появились четыре «Дорнье», начавшие кружить над восставшим кораблем. Голландцы с облегчением констатировали, что обе башни развернуты по-походному и не нацелены на правительственные корабли. Приободрившись, Ван Дульм приступил к «полицейской» операции.
Вначале «Ява» подняла сигнал, приказывающий броненосцу остановиться. Он ожидаемо остался без ответа. Тогда командующий приказал одному из гидросамолетов подлететь непосредственно к «Де Зевен Провинсиену» и передать приказ о немедленной сдаче. «Дорнье» начал кружить над кораблем на высоте 600 метров, трижды выходя в эфир с требованием о сдаче. Затем он снизился до 400 метров и продублировал приказ, давая восставшим 10 минут на размышления. В это время революционный комитет, как часто бывает в подобных случаях, ожесточенно совещался на предмет «что делать» и «стрелять или не стрелять». Подобно своим коллегам с «Князя Потемкина Таврического», восставшие не могли никак решиться на кровопролитие и на какие-то решительные действия вообще. Все противодействие ограничилось поднятием сигнала «Отстаньте от нас».
Видя, что восставшие не готовы на решительное сопротивление, Ван Дульм приказал своим гидросамолетам атаковать броненосец. Потопить бы они его своими 50-килограммовыми бомбами не смогли, но нанести повреждения и принудить к сдаче были вполне способны. Первая бомба взорвалась перед форштевнем «Де Зевен Провинсиена», вторая разорвалась на мостике. Часть его вместе с радиорубкой была уничтожена. От взрыва погиб 21 человек, многие получили ранения, в том числе один из руководителей восстания мат Кавиларанг. Фактически в решительный момент из строя выбыл почти весь революционный комитет. Хоть и многочисленная, индонезийская фракция осталась без вожака. Быстро уяснив, что правительство вовсе не шутит, а настроено непреклонно, менее решительная и колеблющаяся часть экипажа, в первую очередь голландцы, надеясь на снисходительность, выпустили арестованных офицеров, которые подняли белый флаг. Броненосец застопорил машины – на мостике полыхал пожар. «Дорнье» прекратили бомбардировку. Не давая опомниться, в 9 часов 30 минут на палубу «Де Зевен Провинсиена» высаживается абордажная партия с крейсера «Ява». Босхарта и раненого Кавиларанга берут под стражу. Учитывая многочисленность местных в команде, индонезийца от греха подальше переправляют на эсминец «Пит Хейн». Корабли Ван Дульма взяли арестованный броненосец в плотный ордер и под прикрытием гидросамолетов отконвоировали в Сурабаю. Там уже арестован был весь экипаж. Восстание закончилось."(с) - https://topwar.ru/90203-gollandskiy-potemki...provinsien.html
"Крейсер "Ява" (Java) был кораблем удачливым, не имевшим серьезных аварий и постоянно бравшим призы за хорошую артиллерийскую стрельбу на морских учениях и учебных стрельбах. 24 сентября 1929 года во время учебных стрельб крейсер потопил корабль-цель — канонерку Ceram (1887 г), которая шла на буксире у минного заградителя Serdang. На морских учениях, проходивших 3-8 мая 1930 года в Зондском проливе, расстрелял такой же старый пароход Rensiena. Но в истории корабля были и черные страницы. Одной из них стало участие в событиях февраля 1933 года, когда на стационировавшем в Голландской Ост-Индии броненосце береговой обороны De Zeven Provinciën вспыхнуло воостание команды. Разоружив офицеров, восставшие направились в главную морскую базу в Сурабае, намереваясь поднять общее восстание ост-индского флота. На перехват «голландского “Потемкина"» были брошены крупные силы: крейсер Java, 3 эсминца, подводные лодки, гидроавиация. В состоявшемся 10 февраля бою главную роль сыграли 6-дюймовки крейсера Java. De Zeven Provinciën получил несколько прямых попаданий, в результате чего погибли многие зачинщики волнений и на горевшем во многих местах мятежном броненосце был выброшен белый флаг."(с) "Голландские крейсера Второй Мировой войны". Автор книги - Александр Донец. Источник: http://loveread.ec/read_book.php?id=77705&p=22
Это сообщение отредактировал Книгочей - 03-08-2021 - 03:05
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 03-08-2021 - 03:04) «Дорнье» начал кружить над кораблем на высоте 600 метров, трижды выходя в эфир с требованием о сдаче. Затем он снизился до 400 метров и продублировал приказ, давая восставшим 10 минут на размышления. Самолет над броненосцем "Де Зевен Привинсиен":
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 03-08-2021 - 03:04) Видя, что восставшие не готовы на решительное сопротивление, Ван Дульм приказал своим гидросамолетам атаковать броненосец. Потопить бы они его своими 50-килограммовыми бомбами не смогли, но нанести повреждения и принудить к сдаче были вполне способны. Первая бомба взорвалась перед форштевнем «Де Зевен Провинсиена», вторая разорвалась на мостике. Часть его вместе с радиорубкой была уничтожена. Броненосец застопорил машины – на мостике полыхал пожар. «Дорнье» прекратили бомбардировку. Фото после попадания бомбы в броненосец:
Виден дым от пожара.
Это сообщение отредактировал Книгочей - 03-08-2021 - 03:29
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 03-08-2021 - 03:12) Первая бомба взорвалась перед форштевнем «Де Зевен Провинсиена», вторая разорвалась на мостике. Часть его вместе с радиорубкой была уничтожена. Повреждения на броненосце после воздушной бомбардировки:
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 03-08-2021 - 03:09) «Дорнье» начал кружить над кораблем на высоте 600 метров, трижды выходя в эфир с требованием о сдаче. Затем он снизился до 400 метров и продублировал приказ, давая восставшим 10 минут на размышления. Видя, что восставшие не готовы на решительное сопротивление, Ван Дульм приказал своим гидросамолетам атаковать броненосец. Потопить бы они его своими 50-килограммовыми бомбами не смогли, но нанести повреждения и принудить к сдаче были вполне способны. Первая бомба взорвалась перед форштевнем «Де Зевен Провинсиена», вторая разорвалась на мостике."(с) «Де Зевен Провинсиен», аэрофотосъемка. В кадр также попал одни из флотских самолетов-разведчиков:
Встреча эскадры с «Де Зевен Провинсиен» произошла утром 10 февраля. Ван Дульм отправил на броненосец радиограмму с требованием капитуляции, угрожая в противном случае уничтожить мятежников. Для обсуждения ультиматума на мостике собрались почти все руководители восстания, довольно быстро принявшие решение: требование властей не принимать. Ван Дульму отправили ответную радиограмму – «Мы продолжаем плыть в Сурабаю. Оставьте нас в покое» (несколько иные варианты перевода – «Отстаньте от нас» или «Не вставайте у нас на пути»; возможно, наиболее точным является именно последний вариант).
После этого на броненосец была отправлена новая радиограмма, на сей раз являвшаяся ультиматумом: если в течение 10 минут мятежники не капитулируют, будет применена сила. Однако руководители восставших сдаваться не собирались, и один из них с полного согласия остальных бланк радиограммы просто порвал.
К этому моменту в небе над мятежным кораблем уже находилось четыре самолета правительственной авиации. По каким-то причинам моряки «Де Зевен Провинсиен» не обращали на них особого внимания – как выяснилось, совершенно напрасно. В 09:18 по местному времени сброшенная бомбардировщиком 50-кг бомба взорвалась рядом с мостиком. Часто пишут, что эту атаку выполнил гидросамолет «Дорнье», но на самом деле бомбометание осуществил «Фоккер» Т.IV (два десятка подобных машин базировались в Сурабае). Историки впоследствии отметили, что за всю историю службы бомбардировщиков этого типа атака на «Де Зевен Провинсиен» стала единственным случаем применения оружия по настоящей, а не учебной цели. Мрачная ирония судьбы заключается в том, что летчики… промахнулись! Согласно приказам, они должны были провести своего рода предупредительное бомбометание по курсу корабля, цель которого – не удар по мятежникам, а их устрашение."(с) Источник: https://modelist-konstruktor.com/morskaya-k...hnyj-bronenosec
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 03-08-2021 - 03:04) "Крейсер "Ява" (Java) был кораблем удачливым, не имевшим серьезных аварий и постоянно бравшим призы за хорошую артиллерийскую стрельбу на морских учениях и учебных стрельбах. 24 сентября 1929 года во время учебных стрельб крейсер потопил корабль-цель — канонерку Ceram (1887 г), которая шла на буксире у минного заградителя Serdang. На морских учениях, проходивших 3-8 мая 1930 года в Зондском проливе, расстрелял такой же старый пароход Rensiena. Но в истории корабля были и черные страницы. Одной из них стало участие в событиях февраля 1933 года, когда на стационировавшем в Голландской Ост-Индии броненосце береговой обороны De Zeven Provinciën вспыхнуло воостание команды. Разоружив офицеров, восставшие направились в главную морскую базу в Сурабае, намереваясь поднять общее восстание ост-индского флота. На перехват «голландского “Потемкина"» были брошены крупные силы: крейсер Java, 3 эсминца, подводные лодки, гидроавиация. В состоявшемся 10 февраля бою главную роль сыграли 6-дюймовки крейсера Java. De Zeven Provinciën получил несколько прямых попаданий, в результате чего погибли многие зачинщики волнений и на горевшем во многих местах мятежном броненосце был выброшен белый флаг."(с) "Голландские крейсера Второй Мировой войны". Автор книги - Александр Донец. Легкий крейсер «Ява», в феврале 1933 гола – флагманский корабль соединения, отправленного на «усмирение» мятежного броненосца:
"Необходимо отметить, что ни один из кораблей эскадры Ван Дульма по «Де Зевен Провинсиен» артиллерийского огня не открывал. А все описания типа «В состоявшемся 10 февраля бою главную роль сыграли 6-дюймовки крейсера Java. De Zeven Provincien получил несколько прямых попаданий, в результате чего погибли многие зачинщики волнений, и на горевшем во многих местах мятежном броненосце был выброшен белый флаг» (цит. по: А. Донец «Голландские крейсера Второй мировой войны») появились на свет исключительно по причине недостаточных знаний авторов или их откровенной халтуры.
Впрочем, одно из приведенных в цитате утверждений все-таки соответствует действительности – белый флаг на броненосце подняли. Однако сделали это не участники восстания, а освободившиеся из-под ареста и поднявшиеся на верхнюю палубу офицеры и унтер офицеры – голландцы. Они смогли воспользоваться ситуацией, ведь всего одним попаданием бомбы небольшого калибра были убиты или смертельно ранены 23 моряка, в том числе три европейца, еще 38 человек получили ранения, контузии, травмы и ожоги."(с) Источник: https://modelist-konstruktor.com/morskaya-k...hnyj-bronenosec
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 03-08-2021 - 03:12) (Книгочей @ 03-08-2021 - 03:04) Видя, что восставшие не готовы на решительное сопротивление, Ван Дульм приказал своим гидросамолетам атаковать броненосец. Потопить бы они его своими 50-килограммовыми бомбами не смогли, но нанести повреждения и принудить к сдаче были вполне способны. Первая бомба взорвалась перед форштевнем «Де Зевен Провинсиена», вторая разорвалась на мостике. Часть его вместе с радиорубкой была уничтожена. Броненосец застопорил машины – на мостике полыхал пожар. «Дорнье» прекратили бомбардировку.Фото после попадания бомбы в броненосец: виден дым от пожара. "Броненосец застопорил машины, на нем в районе мостика разгорался пожар. В цитировавшейся выше книге «Мятежный броненосец», как и в ряде других публикаций, говорится о том, что «Де Зевен Провинсиен» в результате взрыва получил крен, но это ошибка. Можно предположить, что за фотографии поврежденного авиабомбой корабля принимают снимки, сделанные во время посадки на камни двумя десятилетиями ранее. Во всяком случае, никакой информации о борьбе за живучесть, заделке пробоины или откачке воды из затопленных помещений (а иначе откуда взяться крену?) нигде не публиковалось. Справиться же со сравнительно небольшим пожаром удалось быстро."(с) Источник: https://modelist-konstruktor.com/morskaya-k...hnyj-bronenosec
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 03-08-2021 - 03:22) Мрачная ирония судьбы заключается в том, что летчики… промахнулись! Согласно приказам, они должны были провести своего рода предупредительное бомбометание по курсу корабля, цель которого – не удар по мятежникам, а их устрашение. Необходимо отметить, что ни один из кораблей эскадры Ван Дульма по «Де Зевен Провинсиен» артиллерийского огня не открывал. Если Ван Дульм не собирался использовать артиллерию против мятежников, то поэтому ему были нужны авиация и подводные лодки.
На фото гидросамолет «Фоккер» T.IV и субмарина – участники охоты на мятежный броненосец.
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 03-08-2021 - 03:38) (Книгочей @ 03-08-2021 - 03:22) Мрачная ирония судьбы заключается в том, что летчики… промахнулись! Согласно приказам, они должны были провести своего рода предупредительное бомбометание по курсу корабля, цель которого – не удар по мятежникам, а их устрашение. Необходимо отметить, что ни один из кораблей эскадры Ван Дульма по «Де Зевен Провинсиен» артиллерийского огня не открывал.Если Ван Дульм не собирался использовать артиллерию против мятежников, то поэтому ему были нужны авиация и подводные лодки. Но возможно что голландский адмирал планировал атаковать мятежный броненосец ночью торпедами с эсминцев.
Марки ГДР, посвященные 50-летию восстания немецких моряков в Киле
Книгочей
дата:
"В дни Февральской революции 1917 года, на Балтийском флоте в результате матросских самосудов были убиты десятки морских офицеров, чья вина заключалась лишь в верном служении Отечеству Февральские убийства явились тяжелейшим ударом не только для офицерского корпуса, но и для всего русского общества. Автор, используя ранее неизвестные архивные материалы, реконструирует события тех дней, пытаясь выяснить причины этой трагедии; подробно раскрывая обстоятельства гибели офицеров, отвечает на вопрос, сколько же на самом деле офицеров было убито в дни «великой и бескровной» революции, приводит биографии погибших офицеров. Вводя в оборот новые документы и свидетельства современников, автор показывает масштабную картину тех событий.
ОГЛАВЛЕНИЕ: Матросский бунт 1917 г. Введение Петроград Кронштадт Ревель Гельсингфорс Заключение Приложения Принятые сокращения Географические названия, встречающиеся в книге Документы Российского государственного архива Военно-морского флота."(с) - https://www.morkniga.ru/p834892.html
Это сообщение отредактировал Книгочей - 17-08-2021 - 19:56
Книгочей
дата:
Севастопольское восстание 1905 года: "..Как и в своих прежних выступлениях, П. П. Шмидт объяснил депутатам, что, независимо от подачи начальству своих требований, надо всеми силами добиваться созыва Учредительного собрания, основанного на всеобщей, прямой, тайной подаче голосов. В этом — спасение России, только так можно предотвратить кровопролитие. П. П. Шмидт предложил матросам выбрать командиров своих частей и кораблей из тех офицеров, которые примкнут к восстанию, а остальных арестовать. Когда же к восстанию примкнут команды на всех кораблях, он сам выйдет с мятежной эскадрой в море и заставит царя исполнить требования Черноморского флота. „Какие они умные, энергичные, прекрасные люди. Что это за молодцы! Как жаль, что их сбивают, торопят на такое дело теперь, сейчас, когда не все еще готово… Ах, если бы это сделать позже”, — говорил П. П. Шмидт после ухода депутатов. В тот же вечер, съехав на берег, П. П. Шмидт на совместном заседании депутатов флота и армии произнес страстную речь. Он еще раз подчеркнул, что надо обязательно требовать созыва Учредительного собрания и что путь к этому лежит только через всеобщее и повсеместное восстание армии и флота одновременно с всеобщей политической забастовкой. Только таким путем можно сломить правительство! Чтобы уже поднятое в дивизии восстание не пропало даром, необходимо завладеть и всей эскадрой. А для этого мало примкнувших к восставшей дивизии экипажей „Очакова”, „Пантелеймона” и половины команды „Ростислава”. Это значит, надо усилить агитацию и привлечь на свою сторону весь флот…"(с)
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 22-03-2023 - 23:18) Севастопольское восстание 1905 года. "Принимая на себя руководство немногими восставшими кораблями, П. П. Шмидт не обольщался в успехе. Еще 12 ноября, сразу после одной из встреч с депутатами „Очакова”, он говорил о преждевременности восстания. О необходимости на этом этапе именно мирной борьбы он говорил и на городском митинге 13 ноября. Он сам не рассчитывал участвовать в восстании, он ожидал отставки, чтобы в качестве свободного от присяги гражданина отправиться по городам России и на митингах агитировать за всеобщую забастовку и созыв Учредительного собрания. И даже когда матросы призвали его возглавить восстание, он поставил условием своего согласия только мирную тактику. Он не допускал и мысли о пролитии крови. Эта настроенность П. П. Шмидта исключительно на мирные средства борьбы, уверенность в том, что разоруженная эскадра не опасна для „Очакова” и по первому его слову присоединится к восставшим в дивизии, что прибывающие в город войска не посмеют стрелять, — сыграли роковую роль в судьбе Севастопольского восстания."(с) "Крейсер «Очаков», Рафаил Михайлович Мельников: https://coollib.com/b/276307-rafail-mihaylo...er-ochakov/read
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 05-12-2017 - 23:15) (Книгочей @ 05-12-2017 - 23:06) Рассмотреть весь объём информации обозначенный в подзаголовке невозможно. Но, во-первых, заголовок уже назначает главный вопрос, который пройдёт "красной нитью" скрозь всю тему.А, во-вторых, надо применить метод "косого среза" всего массива информации, который вскроет разные времена и различные проявления активного неповиновения властям. Причём, как единичные, так и коллективные; как отдельные эпизоды, так и общую картину. Что, возможно, позволит "докопаться" до сути. А "тот, кто не стрелял" был по "обе стороны баррикад". И, именно, он ( вернее, они ) станет "пробным камнем" и "лакмусовой бумажкой", которая, может быть, позволит выявить подоплёку этих событий ... Моряки на борту бразильских военных кораблей, в том числе «Минас-Жерайес», «Сан-Паулу» и «Баия», яростно восстают в ходе того, что сейчас известно как Revolta da Chibata (Восстание плети).: "Минас-Жерайс", в некоторых источниках пишется "Минас-Жерайс", был линкором-дредноутом бразильского флота. Названный в честь штата Минас-Жерайс, корабль был заложен в апреле 1907 года как головной корабль своего класса, что сделало страну третьей страной, строящей дредноуты, и спровоцировало гонку военно-морских вооружений между Бразилией, Аргентиной и Чили.
скрытый текст
Через два месяца после его завершения в январе 1910 года Minas Geraes был представлен в журнале Scientific American , который описал его как «последнее слово в конструкции тяжелых линкоров и ... самый мощно вооруженный военный корабль на плаву». В ноябре 1910 года Минас-Жерайс стал центром восстания плетей. Мятеж, спровоцированный расизмом и физическим насилием, распространился из Минас-Жерайеса на другие корабли ВМФ, в том числе на родственный ему корабль «Сан-Паулу», пожилой корабль береговой обороны «Деодоро» и недавно введенный в строй крейсер «Баия». Во главе с «Черным адмиралом» Жоао Кандидо Фелисберту мятежники пригрозили обстрелять бразильскую столицу Рио-де-Жанейро, если их требования не будут выполнены. Поскольку было невозможно положить конец ситуации военным путем - единственными лояльными войсками поблизости были небольшие торпедные катера и армейские части, ограниченные сушей, - Национальный конгресс Бразилии уступил требованиям повстанцев, включая предоставление амнистии, мирно положив конец мятежу.
Когда Бразилия вступила в Первую мировую войну в 1917 году, Королевский флот Великобритании отклонил предложение Бразилии использовать Минас-Жерайс для службы в Великом флоте, потому что корабль устарел; он не переоборудовывался с момента ввода в эксплуатацию, поэтому дальномеры и система управления огнем не добавлялись. Сан-Паулу подвергся модернизации в США в 1920 году; в 1921 году Минас-Жераес подвергся такому же обращению. Год спустя Минас-Жерайес отплыл, чтобы противостоять первому восстанию тененте. "Сан-Паулу" обстрелял форт повстанцев, и вскоре после этого они сдались; "Минас-Жерайес" не стрелял из своих орудий. В 1924 году мятежники захватили "Сан-Паулу" и попытались убедить экипаж "Минас-Жерайс" и нескольких других кораблей присоединиться к ним, но безуспешно."(с)
(Книгочей @ 23-04-2023 - 09:29) (Книгочей @ 05-12-2017 - 23:15) (Книгочей @ 05-12-2017 - 23:06) Рассмотреть весь объём информации обозначенный в подзаголовке невозможно. Но, во-первых, заголовок уже назначает главный вопрос, который пройдёт "красной нитью" скрозь всю тему.А, во-вторых, надо применить метод "косого среза" всего массива информации, который вскроет разные времена и различные проявления активного неповиновения властям. Причём, как единичные, так и коллективные; как отдельные эпизоды, так и общую картину. Что, возможно, позволит "докопаться" до сути. А "тот, кто не стрелял" был по "обе стороны баррикад". И, именно, он ( вернее, они ) станет "пробным камнем" и "лакмусовой бумажкой", которая, может быть, позволит выявить подоплёку этих событий ... Моряки на борту бразильских военных кораблей, в том числе «Минас-Жерайес», «Сан-Паулу» и «Баия», яростно восстают в ходе того, что сейчас известно как Revolta da Chibata (Восстание плети).: "Минас-Жерайс", в некоторых источниках пишется "Минас-Жерайс", был линкором-дредноутом бразильского флота. Названный в честь штата Минас-Жерайс, корабль был заложен в апреле 1907 года как головной корабль своего класса, что сделало страну третьей страной, строящей дредноуты, и спровоцировало гонку военно-морских вооружений между Бразилией, Аргентиной и Чили.
скрытый текст
Через два месяца после его завершения в январе 1910 года Minas Geraes был представлен в журнале Scientific American , который описал его как «последнее слово в конструкции тяжелых линкоров и ... самый мощно вооруженный военный корабль на плаву». В ноябре 1910 года Минас-Жерайс стал центром восстания плетей. Мятеж, спровоцированный расизмом и физическим насилием, распространился из Минас-Жерайеса на другие корабли ВМФ, в том числе на родственный ему корабль «Сан-Паулу», пожилой корабль береговой обороны «Деодоро» и недавно введенный в строй крейсер «Баия». Во главе с «Черным адмиралом» Жоао Кандидо Фелисберту мятежники пригрозили обстрелять бразильскую столицу Рио-де-Жанейро, если их требования не будут выполнены. Поскольку было невозможно положить конец ситуации военным путем - единственными лояльными войсками поблизости были небольшие торпедные катера и армейские части, ограниченные сушей, - Национальный конгресс Бразилии уступил требованиям повстанцев, включая предоставление амнистии, мирно положив конец мятежу.
В 1922 г. "Минас-Жерайес" противостоял первому восстанию тененте. "Сан-Паулу" обстрелял форт повстанцев, и вскоре после этого они сдались; "Минас-Жерайес" не стрелял из своих орудий. В 1924 году мятежники захватили "Сан-Паулу" и попытались убедить экипаж "Минас-Жерайс" и нескольких других кораблей присоединиться к ним, но безуспешно."(с)
К сему: "То, что стало известно как движение тененте, стало известно общественности 5 июля 1922 года, когда группа молодых бразильских солдат офицеры начали восстание против Старой Республики в форте Копакабана в Рио-де-Жанейро."(с) Подробнее: https://wiki5.ru/wiki/Tenentism
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 05-12-2017 - 22:57) Верно "непротивление злу насилием" или можно с оружием в руках бороться за свои права? Исторический опыт (начиная с восстания Спартака) показывает что борьба угнетённых всегда вызывает вооружённое подавление. И даже попытки отстаивать трудящихся свои права вызывает сопротивление угнетателей. Не является исключением демонстрации и митинги общественности за социальную справедливость, организацию и проведение которых всячески препятствуют власть имущие и предержащие. Причём, это имеет место в самых демократических странах. Например, в США: от "бойни" ("резни") в Ладлоу до "штурма" Капитолия. К сему: "Херрингтон (юрисконсульт «Колорадо фьюэл энд айрон компани»): — Я не знаю, что имелось в виду под термином «социальная свобода». Понимаете ли вы, мистер Уэлборн, что подразумевал под этим свидетель? М-р Уэлборн (президент «Колорадо фьюэл энд айрон компани»): — Не понимаю. (Из материалов следственной комиссии Конгресса Соединенных Штатов.)."(с) "Война в Колорадо" Джон Рид.
Книгочей
дата:
Бойня в Ладлоу: "Забастовка американских шахтёров в начале 20 века вылилась в кровавое побоище, жертвами которого стали десятки людей.
скрытый текст
В конце 19 и начале 20 века американские шахтёры, работавшие в штате Колорадо, жили в городах с крайне специфическими условиями. Дело в том, что рабочие посёлки строили недалеко от шахт сами угольные компании: дома, в целом, были просторными, а в школы и больницы богатые работодатели обычно нанимали хороших специалистов. Проблема же заключалась в том, что абсолютно все на территории таких городков — начиная от жилых домов и заканчивая кабаками или обычными магазинами — принадлежало угольной компании. Руководство охотно пользовалось таким положением и контролировало фактически всю жизнь поселенцев.
Утаить что-нибудь от начальства в такой ситуации была практически невозможно: учителя, врачи и даже священники были служащими компании — в любой момент их могли заставить рассказать всё о своих клиентах. Кроме того, на въезде в такие города всегда стояли пункты вооружённой охраны: покинуть территорию без ведома руководства компании удавалось немногим. Историк Филип Фонер даже назвал такие моногорода «феодальными владениями, в которых компания выступала в качестве лорда и хозяина».
Рабочие и их семьи и правда жили не по законам штата, а по законам, которые устанавливала управляющая городом компания: в некоторых поселениях, например, без пояснения причин вводили комендантский час, а в приближавшихся чужаков стреляли пулями с мягким наконечником. Выход из городка был строго запрещён. При этом стоило кому-то из горняков поссориться с руководством, как его вместе со всеми родственниками незамедлительно вышвыривали из жилья на улицу, а на его место быстро находили другого человека.
Жизнь в резервации.
Положение рабочих — а в начале 20 века на шахтах трудилось более 15 тысяч человек, это 10% от всего населения штата — было незавидным: компании платили строго за количество добытого угля. При этом дополнительные работы, такие, например, как прокладывание путей или укрепление неустойчивых крыш, вообще не оплачивались. Из-за этого некоторые особо отчаянные шахтёры пренебрегали всеми нормами безопасности в погоне за лишней тонной добытого угля, которая легко конвертировалась в доллары.
Кстати, тем, кто получал доллары, сильно повезло: в некоторых городах угольные компании, власть которых была абсолютной, вводили даже свою внутреннюю валюту — это были собственные деньги компании, которыми можно было расплатиться в магазине или, допустим, в парикмахерской.
В связи со специфическими условиями труда смертность на шахтах Колорадо в два раза превышала показатели остальных штатов: так, в 1912 году по всей Америке погибало в среднем три шахтёра на тысячу, в Колорадо смертность на производстве составила семь с половиной человек на тысячу. Взрывы, смерти от удушья или обрушения стен шахты не были редкими случаями в районе Скалистых гор. Рабочие разными способами пытались повлиять на ситуацию: в итоге они обратили внимание на профсоюзное движение в других штатах — статистика гласила, что появление профсоюза, который отстаивает права рабочих, сокращает смертность на производстве примерно на 40%.
Впрочем, идея объединения рабочих в специальные организации, которые будут выступать со своими требованиями, совсем не понравилась угольным компаниям Колорадо, а в частности самой большой из них — фирме Colorado Fuel and Iron, или CF&I. Как и многие другие компании, она принадлежала семейству Рокфеллеров.
Борьба за права рабочих.
Начиная с 1900 года шахтёры Колорадо всё-таки стали создавать свои собственные профсоюзные организации. Поскольку ничего незаконного в этом не было, угольным компаниям пришлось исхитриться: например, они специально набирали большое количество шахтёров, эмигрировавших из Мексики или южной и восточной Европы. Смешивая людей разной национальности, руководство компаний не давало им договориться между собой — многие из рабочих банально не говорили на английском языке, поэтому объяснить им, зачем нужен профсоюз, было совсем непросто.
Несмотря на все препятствия, которые чинили менеджеры компаний, шахтёры Колорадо и других западных штатов основали авторитетный профсоюз United Mine Workers of America, или UMWA («Объединенные горняки Америки»). Главным врагом рабочих стала как раз-таки компания Colorado Fuel and Iron, которая была известна своими драконовскими мерами в отношении рабочих.
Набрав достаточно членов для давления даже на самую крупную компанию, UMWA выдвинул свои требования. Основные из них сводились к увеличению зарплаты, введению восьмичасового рабочего дня и оплаты за дополнительную работу по обеспечению безопасности в шахте. Также работники требовали от угольных компаний разрешить им закупаться в любых магазинах и посещать любых докторов, а не только тех, которые сотрудничали с угольными корпорациями.
Естественно, компании наплевали на требования рабочих и проигнорировали их — тогда, в сентябре 1913 года, началась масштабная забастовка шахтёров, которая закончилась кровавой драмой.
Колорадская угольная война.
К объявленной забастовке присоединились практически все рабочие — до 90% от всех работавших в тот момент в Колорадо шахтёров. Не обошлось, конечно, и без штрейкбрехеров — тех, кто договорился с начальством и вышел на работу вместо забастовщиков.
Реакции управляющих компаний не пришлось долго ждать: всех участников стачки обязали незамедлительно покинуть пределы рабочих городков вместе со своими семьями. Однако в UMWA были готовы к такому развитию событий: возле шахт на деньги профсоюза тут же возвели палаточные городки, в которых и поселились бастующие рабочие — землю под них профсоюзные лидеры арендовали заранее, поэтому с точки зрения закона к ним не могло быть никаких вопросов.
Эта тактика принесла свои плоды: штрейкбрехеры боялись выходить на работу просто потому, что путь к шахте им перегораживали разъярённые коллеги, участвующие в забастовке. Шахтёры ждали ответного шага от угольных магнатов. Те, в свою очередь, поступили нетривиально и обратились в детективное агентство Baldwin-Felts. И пусть его название не смущает — никаких расследований никто проводить не собирался, агентство было чем-то вроде частной военной компании: оно прославилось как раз-таки своими методами подавления разных забастовок.
Так, например, сотрудники агентства могли на протяжении всей ночи светить на палаточный городок из мощнейших прожекторов или поймать и избить кого-то из участников забастовки. В этой ситуации они применили, кажется, самый изощрённый метод: к местечку Ладлоу, где находился самый большой лагерь стачечного движения на 200 палаток и больше чем тысячу человек, подогнали бронированный автомобиль с закреплённым на крыше пулемётом. То и дело сотрудники детективного агентства давали очередь поверх палаток, до смерти пугая всех, кто находился внутри лагеря. Чтобы никого не зацепила шальная пуля, шахтёры даже вырыли укрытия, в которых они вместе с семьями прятались во время обстрелов.
Стрельба у Скалистых гор.
Ситуация накалилась настолько, что власти штата всё же решили задействовать силы Национальной гвардии: впрочем, солдаты сквозь пальцы смотрели на издевательства, которыми подвергались жители палаточных городков, однако строго следили за тем, чтобы никто не нападал на штрейкбрехеров. Фактически государство выступило на стороне Рокфеллера, помогая ему подавить протест рабочих. Со временем начались аресты забастовщиков, а бойцы нацгвардии безжалостно и жестоко стали разгонять любые демонстрации рабочих.
10 марта 1914 года события достигли своей кульминации: полиция обнаружила тело одного из «предателей» забастовки — в убийстве, естественно, обвинили участников стачки. Из-за этого солдаты Национальной гвардии разгромили один из лагерей протестующих, после чего были отозваны — у штата просто не было денег на то, чтобы поддерживать их пребывание в Скалистых горах. Однако военизированные формирования, прикрывавшиеся статусом детективного агентства, никуда не делись — они начали действовать ещё жёстче.
Спустя несколько недель «охранники» ранним утром заявились в лагерь Ладлоу и потребовали выдать им некоего пленника, которого участники забастовки якобы удерживали внутри. По всей вероятности, это была организованная провокация, поскольку в то же время представители частной полиции установили на возвышенностях напротив лагеря несколько пулемётов. После отказа выдавать пленника они открыли огонь, шахтёры заняли позиции в своих вырытых окопах — началась затяжная перестрелка, которая закончилась только к вечеру.
Тогда же шахтёры, прикрывшись отъезжающим от шахты поездом, бежали из лагеря — сразу же после этого туда зашли нанятые компанией военные. В палаточном городке они схватили лидера забастовки — этнического грека Луиса Тикаса, а также нескольких его ближайших сподвижников. Их впоследствии застрелили. Другими жертвами столкновения стали женщины и дети — их было 11. Во время перестрелки они спрятались в одном из укрытий, в итоге над ними загорелась палатка — выбраться из ямы они уже не смогли. Всего в этом конфликте, как полагают историки, погибло 25 человек, лишь несколько — со стороны детективного агентства.
После событий, получивших название «Бойня в Ладлоу», забастовка не то что не закончилась — она приобрела новый масштаб: участники стачки нагрянули в соседние шахты и устроили партизанскую войну, убивая охранников и сжигая здания вместе с производственным оборудованием. UMWA при этом начало открыто выдавать оружие и боеприпасы бастующим горнякам. В итоге в ситуацию по приказу президента Вудро Вильсона пришлось вмешаться американской армии, которая разоружила всех участников столкновений. Забастовка продолжалась ещё несколько месяцев — до тех пор, пока у профсоюза окончательно не закончились деньги.
После волнений полиция арестовала более 400 шахтёров, против большей части из них были выдвинуты обвинения в убийстве. Перед трибуналом предстали и некоторые солдаты Национальной гвардии, однако всех их впоследствии оправдали. По данным правительства штата Колорадо, за время столкновений погибло не менее 69 человек (верхняя оценка — 199 человек). Революции в итоге не получилось: требования рабочих так и остались невыполненными, однако, по оценкам историков, самое кровавое противостояние между корпорацией и рабочими в истории США стало мощным толчком к реформам в сфере трудовых отношений."(с)
Захват Капитолия: "инцидент, произошедший 6 января 2021 года, начавшийся как митинг протеста у здания Капитолия США и переросший в вооружённое столкновение."(с) Википедия.
К сему: Штурм Капитолия в США: сотни человек осуждены: "6 января 2021 года – переломный момент в истории США. Сторонники тогдашнего президента Трампа яростно штурмовали Капитолий. С тех пор правоохранительные органы ведут масштабное расследование."(с) Источник: https://aussiedlerbote.de/2023/01/sotni-osu...kapitolii-ssha/
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 23-04-2023 - 10:06) "Херрингтон (юрисконсульт «Колорадо фьюэл энд айрон компани»): — Я не знаю, что имелось в виду под термином «социальная свобода». Понимаете ли вы, мистер Уэлборн, что подразумевал под этим свидетель? М-р Уэлборн (президент «Колорадо фьюэл энд айрон компани»): — Не понимаю. (Из материалов следственной комиссии Конгресса Соединенных Штатов.)."(с) Поэтому, "Революцию не делают в белых перчатках." - Слова вождя мирового пролетариата Ленина Владимира Ильича (1870 – 1924). Эту мысль Ленин повторял неоднократно.
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 23-04-2023 - 10:27) (Книгочей @ 23-04-2023 - 10:06) "Херрингтон (юрисконсульт «Колорадо фьюэл энд айрон компани»): — Я не знаю, что имелось в виду под термином «социальная свобода». Понимаете ли вы, мистер Уэлборн, что подразумевал под этим свидетель? М-р Уэлборн (президент «Колорадо фьюэл энд айрон компани»): — Не понимаю. (Из материалов следственной комиссии Конгресса Соединенных Штатов.)."(с)Поэтому, "Революцию не делают в белых перчатках." - Слова вождя мирового пролетариата Ленина Владимира Ильича (1870 – 1924). Эту мысль Ленин повторял неоднократно. "Революции в белых перчатках не делаются. Пока нет насилия над массами, нет иного пути к власти."(с).
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 23-04-2023 - 10:29) "Революции в белых перчатках не делаются. Пока нет насилия над массами, нет иного пути к власти."(с). Любая революция в белых перчатках не делается и, как правило, заканчивается гражданской войной. А это миллионы смертей, разрушения. Но может быть революция без гражданской войны? И вообще без кровопролития!
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 23-04-2023 - 10:32) (Книгочей @ 23-04-2023 - 10:29) "Революции в белых перчатках не делаются. Пока нет насилия над массами, нет иного пути к власти."(с). Любая революция в белых перчатках не делается и, как правило, заканчивается гражданской войной. А это миллионы смертей, разрушения. Но может быть революция без гражданской войны? И вообще без кровопролития! Оказывается может быть не только "бархатная" революция. Например, была "революция гвоздик".
К сему: День Воли в Португалии - Dia da Liberdade: "Одним из самых важных дней в современной португальской истории является 25 апреля, когда 48 лет назад, 25 апреля 1974 года, произошел бескровный военный переворот. Известный тем, что сверг авторитарное правительство и положил конец фашизму в Португалии практически без какого-либо насилия, он также привел к новой демократии и получил прозвище «Революция гвоздик».
Переворот, который начался в Лиссабоне, принес демократию и гражданские свободы португальскому народу и выход Португалии из ее африканских колоний.
Революция была предпринята молодыми армейскими офицерами, которым потребовалось менее 24 часов, чтобы свергнуть самую длинную диктатуру в Европе - почти пять десятилетий с 1926 по 1974 год. Вооруженные силы быстро разгромили правительство, вызвав спонтанные демонстрации на улице, где мирные жители выбежали, чтобы смешаться с солдатами, несмотря на то, что им было приказано оставаться внутри.
В то время сезонные гвоздики продавались повсюду на знаменитом центральном цветочном рынке Лиссабона, и многие из ликующих толп помещали их в солдатские оружейные стволы, вдохновляя название «Революция гвоздик» для описания этого практически бескровного восстания. Многие говорили, что атмосфера была больше похожа на вечеринку, и португальский народ до сих пор безмерно гордится тем, как этот день изменил общество.
День Воли – «Dia da Liberdade» стал национальным праздником, который отмечается по всей стране и, в частности, в Лиссабоне. Его также помнят на более чем 1 150 улицах, проспектах и площадях, которые называются «25 де Абриль», а бывший мост Салазар, который пересекает реку Тежу в Лиссабоне, был переименован в «Понте 25 де Абриль».
Португалия славится тем, что является мирной страной - согласно "Глобальному индексу мира" она занимает 4-е место среди самых мирных стран в мире.
Это сообщение отредактировал Книгочей - 23-04-2023 - 10:42
Книгочей
дата:
РЕМАРКА: Крутые повороты «Революции гвоздик»: "В «Революции гвоздик» решающую роль сыграло несколько субъективных факторов, которые невозможно было предсказать. Среди них – личные качества нескольких никому не известных, обычных людей, которые волею судеб оказались у руля последней колониальной империи, а после её крушения некоторое время управляли самой западной европейской страной. Эти люди сумели совершить революционный переворот (всё-таки революция предполагает участие более или менее широких групп населения, а её не было) в силу опять же ряда случайных событий, ставших последствиями случайных решений узкой группы лиц, правивших Португалией.
скрытый текст
Хотя, безусловно, любые случайности, складывающиеся в цепь серьёзных событий, не могут не быть отражением неких закономерностей, которые при других обстоятельствах привели бы к другим результатам.
Estado Novo
Режим Салазара-Каэтану в Португалии (1933-74 гг.) часто называют фашистским, что неверно. Этот режим («Новое государство», Estado Novo) позаимствовал у классического фашизма корпоративизм, однако имел и фундаментальные отличия: салазаризм был неагрессивен, отрицал расизм и антисемитизм, а также придерживался католической доктрины, причём в крайней степени – в административном плане страна делилась на церковные приходы. Существовавшие в то время ультраправые монархические и действительно фашистские организации (такие, как Движение национал-синдикалистов) в 1930-е гг. выступали против Салазара и подняли несколько мятежей, но были разгромлены.
«Новое государство» было довольно странным режимом: в его деятельности было много демагогии и умолчаний. «Хотя формального закона о запрещении политических партий военная хунта не издавала, тем не менее многие оппозиционные левые и либеральные партии лишились своего руководства. Лидеры республиканцев, социалистов и коммунистов арестовывались по обвинению в коррупции, попадали в тюрьмы и ссылались в африканские колонии. Военная хунта также ввела в стране полицейский режим, цензуру печати, ограничила свободу профсоюзов, сделала еще более жесткой колониальную политику. Португальская коммунистическая партия с 1927 г. оказалась под запретом de facto, а ее лиссабонская штаб-квартира закрылась» (Георгий Кутырев «Новое государство» в Португалии: формирование, эволюция, крах. Новое литературное обозрение, №120 Н3 4/2018). Т.е. по своим внешним проявлениям салазаровский режим был похож не столько на фашистскую Италию или нацистскую Германию, сколько на СССР, где тоже формально не запрещались политические партии и не отменялись демократические свободы.
Долгое время режим Салазара пользовался поддержкой большинства населения, поскольку он покончил с политической нестабильностью, стабилизировал экономику и навёл порядок в управлении страной. Первоначально режим «Нового государства», по итальянскому образцу, опирался на единственную правящую партию Национальный союз, но после 1945 г., под давлением США и Великобритании, был вынужден допустить существование легальной оппозиции, хотя её деятельность всячески ограничивалась. Республиканцы, социалисты и коммунисты создали Движение демократического единства, но оно вскоре развалилось по не выясненным до сих пор причинам (возможно, сыграла роль взаимная неприязнь между входившими в его состав правыми и левыми). В 1958 г. режиму неожиданно бросил серьёзный вызов генерал Умберту Делгаду, получивший ¼ голосов на президентских выборах и сильно напугавший Салазара. Мятежный генерал был уволен из армии, подался в эмиграцию, создал достаточно левый Фронт национального освобождения Португалии – и в 1965 г. был убит агентами спецслужбы ПИДЕ на территории Испании. После этого оппозиции стало окончательно ясно, что ни о какой легальной борьбе с диктатурой не может быть и речи (при этом надо учитывать, что оппозиционные настроения в Португалии были гораздо слабее, чем в Испании Франко или в Греции «чёрных полковников»).
Против диктатуры выступали вооружённые группировки: так, вооружённые захваты партизанами пассажирского корабля «Санта-Мария» в 1961 г. и вскоре после этого самолёта – получили определённый резонанс. После убийства Делгаду из малочисленной (не более 1 тыс. чел.) компартии вышли ультрарадикалы, создавшие партизанский Фронт Народного Действия, но, по сути, это была маленькая группа террористов-любителей. Лига единства и революционного действия, совершившая в конце 1960-х – начале 1970-х серию ограблений, тоже была маленькой группой, а её акции получали лишь незначительный резонанс в португальском обществе. Компартия, придерживавшаяся ортодоксальной сталинистской линии, была вынуждена в 1970 г. под давлением молодёжи, сформировать «Вооружённое Революционное Действие», проведшее несколько эффектных вооружённых вылазок, но в 1973 г. свернувшее свою деятельность. В целом, вооружённая партизанская борьба у в салазаровской Португалии получила гораздо меньший размах, чем деятельность ИРА в Великобритании, РАФ в ФРГ, ЭТА в Испании или «Красных бригад» в Италии.
Салазаровский режим был уникальным в том смысле, что он принципиально не стремился к экономическому развитию. Основой экономики было производство и экспорт тропических культур из колоний, что приносило в бюджет небольшие, но устойчивые доходы. При этом в самой Португалии многие крестьянские хозяйства к 1974 г. мало использовали технику, и в результате производительность труда в аграрной сфере составляла примерно 1/5 от французских показателей. В городах преобладала торговля и мелкая промышленность; более или менее крупные предприятия, например, автосборочные и химические, создавались иностранным капиталом для освоения португальского рынка. Режим Салазара не желал ускоренного индустриального развития: диктатор понимал, что это приведёт к усложнению социальной системы и угрозе существованию его режима. Показательно, что, когда в 1960-е гг. Салазару доложили об обнаружении в Анголе больших запасов нефти, он проворчал: «Только этого нам не хватало».
«Принципы финансового гения Антониу Салазара: «Я не верю в равенство, я верю в иерархию», «Важнее создать элиту, чем научить всех читать» – ещё могли быть эффективны в управлении 1930-х, хотя и тогда тормозили социальное развитие. Но в 1970-х они уже смотрелись историческим недоразумением.
Это был культ мудреца-профессора (ежегодно премьер писал просьбу об отпуске ректору Коимбрского университета – «в связи с выполнением должностных обязанностей главы правительства»), по-отечески правящего миллионами неразумных подданных. Ведь «крестьяне – опасные дети, и их грамоте рано учить». Любопытно, что жёсткий антикоммунист Салазар запрещал португальским газетам критиковать Сталина – неуважение к главе государства недопустимо» ("Жаркая Брага, или Винтовка рождает свободу." - см.В Кризис.ру, 13.07.2015 г.).
Аграрный, самодостаточный мир, населённый истовыми католиками, послушными воле правителей и с минимальными потребностями – вот та идиллия, к которой стремился Салазар и его «Новое государство». Для поддержания этой идиллии Салазару было необходимо любой ценой удерживать колонии, несмотря на то, что все прочие колониальные державы в 1950-60-е гг. отказались от них (у Великобритании и Франции оставались небольшие колониальные анклавы, судьбу которых было трудно решить). Для Португалии же колонии были не просто главным, а почти единственным источником экспортных доходов, без которых государство не может не только развиваться, но и просто поддерживать свою жизнеспособность.
Тупики победоносной войны.
Португальский колониализм поддерживался теорией лузотропикализма (от Lusitania и trópico): она означала уважительное отношение португальцев к неевропейским народам, расовое смешение и интеграцию с ними в единое «лузотропикалистское» культурное сообщество.
Считать лузотропикализм простой демагогией неверно. Конечно, португальцы считали себя культурнее и вообще «выше» негров, индейцев и азиатов, но они действительно относились к небелым народам как к таким же людям, как и сами, только отсталым. И верили, что, прививая им христианское мировоззрение и португальскую культуру, Португалия превратит жителей колоний в полноценных португальцев; цвет кожи и разрез глаз для имел для португальцев гораздо меньшее значение, чем для других европейцев. В Африке и Бразилии (бывшей португальской колонии) португальцы активно смешивались с африканцами и индейцами, в Индии – с индийцами, на Цейлоне – с сингалами и тамилами, на Тиморе и Молуккских островах – с малайскими и меланезийскими народами.
Португальцы начали селиться в Африке раньше других европейцев: уже в XV веке. Африка была родиной только для двух «белых» народов – африканеров и португальцев. Поэтому в Португалии колонии издавна считались не совсем колониями, а скорее заморскими провинциями, а к местному населению, «белому» и темнокожему, относились примерно так же, как в России к русским сибирякам и сибирским «инородцам» – как к почти своим.
«Начиная с 1951 г. в их отношении не использовался термин «колонии». Включённый летом 1951 г. в Конституцию раздел VII называл их «заморскими провинциями» и «неотъемлемой частью португальского государства» – уникальной страны, раскинувшейся сразу на трёх континентах. «Наша Империя является единым организмом, который не может быть разделён. Ни моря, ни расы не могут разрушить национального единства».
«Африка для нас не поле для капиталистической эксплуатации… Африка для нас моральное оправдание и причина существования нашего государства. Без неё мы – маленькая нация, с ней мы – великая страна» (Марселу Каэтану) (В.Трещев «Ангола наша!». https://warspot.ru/5860-angola-nasha).
«С 1930-х гг. XX в. Португалия приняла на вооружение теорию ассимиляции африканцев в колониях. Чернокожее население разделялось на две категории: «нецивилизованных», т.е. придерживавшихся традиционного уклада жизни и ограничивавших контакты с властями уплатой налогов и исполнением повинностей, и «цивилизованных». В эту категорию попадали те, кто владел португальским языком, исповедовал христианство, был законопослушен, грамотен и имел официальный доход. В 1961 г. было отменено деление жителей колоний (тогда – провинций) на «цивилизованных» и «нецивилизованных», и все грамотные коренные жители Анголы, Мозамбика и Гвинеи-Бисау получили полноценное гражданство Португалии. В 1971 г. Ангола и Мозамбик получили статут автономных штатов.
Отсутствие расизма в Португальской колониальной империи и постепенное повышение правового статуса туземцев делали португальский колониализм несравненно более устойчивым, чем британский или французский. У коренных жителей Анголы, Мозамбика и Гвинеи-Бисау были шансы закончить школу, оформить в собственность свой участок земли и сделать карьеру в португальской администрации, в бизнесе или на военной службе. Причин для участия в подпольных движениях у них было немного» (Е.Трифонов «Африканский коммунизм». Antisovetchik.com).
Конечно, идеализировать практику лузотропикализма неправильно. Небелые в Португальской империи далеко не все и не всегда чувствовали себя полноправными гражданами. Об этом свидетельствуют сепаратистские настроения среди части небелых жителей колоний (прежде всего среди элит), выливавшиеся в создание сепаратистских организаций.
Тем не менее в начале 1960- гг. во всех трёх португальских колониях в Африке (хотя они и были объявлены провинциями, но по сути оставались колониями) начались антиколониальные войны. Подробное описание их перипетий выходит за рамки предлагаемой статьи, поэтому остановимся лишь на нескольких ключевых моментах. Распространение антиколониальных (шире – антиевропейских) идеологий в Африке и обретение независимости странами континента отразилось на настроениях жителей Анголы, Мозамбика и Гвинеи-Бисау. В 1961 г. индийские войска силой присоединили к Индии маленькие португальские колонии Гоа, Диу и Даман: крохотные португальские гарнизоны были разгромлены военными ударами, хотя они и без этого не могли сопротивляться огромной индийской армии. Это показало африканцам, что Португалия слаба, не имеет поддержки в мире и неспособна сопротивляться давлению «прогрессивного человечества». Приказ Салазара солдатам и полицейским колоний в Индии сражаться «до последнего человека», не имевший никакого смысла, нанёс невосполнимый урон репутации диктатора и «Нового государства» в глазах португальских офицеров.
Во главе африканских повстанческих движений встали в основном традиционные племенные вожди, получившие европейское образование, а также мулаты, чувствовавшие свою «неполноценность» в глазах чистокровных португальцев. Рядовые участники движений состояли в основном из люмпенов, в первую очередь имевших криминальные наклонности.
Но лузотропикалистский характер португальского колониализма приносил свои плоды: население колоний в большинстве своём не испытывало ненависти к колонизаторам, и повстанческие силы действовали в основном из-за рубежа. Но война не прекращалась, так как СССР финансировал, обучал и вооружал повстанцев, а в Гвинее-Бисау в их рядах даже воевали кубинские военные. Советский Союз не только передал гвинейскому ПАИГК боевые катера, но и обслуживал их силами своего ВМФ вблизи побережья Гвинеи-Бисау, а в 1973 г. советский эсминец «Бывалый» принял участие в захвате португальских катеров (45 лет морской победе советских моряков у берегов Гвинеи. См.: https://pikabu.ru/story/45_let_morskoy_pobe..._gvinei_5656482 ).
Помимо военных усилий, португальские власти предпринимали эффективные политические маневры: они активизировали реформы и «африканизировали» войну. В армию призывалось всё больше коренных жителей, которые становились не только рядовыми, но и офицерами – так, ударные силы португальцев в Гвинее-Бисау, батальон коммандос и батальон морской пехоты – были полностью укомплектованы африканцами. Наибольшее количество боевых наград во всей португальской истории получил подполковник Марселину да Мата – африканец из народа пепель, воевавший против ПАИГК. Кроме того, в колонии привлекали безработных из Португалии, увеличивая количество лояльных граждан.
По мере развития антиколониальной войны португальцы резко увеличили капиталовложения в экономическое развитие колоний: так, в Анголе в 1964-73 гг. темпы экономического роста составляли 8% в год. Ускоренными темпами строились дороги, школы и больницы. В Мозамбике португальцы начали строить крупнейшую в Чёрной Африке ГЭС Кабора-Басса, до сих пор обеспечивающую электроэнергией весь Мозамбик и экспортирующую её в ЮАР и Зимбабве.
Эффективно действовала также португальская спецслужба ПИДЕ, провоцировавшая внутреннюю борьбу между повстанческими организациями и внутри них самих: три ангольские группировки (МПЛА, ФНЛА и УНИТА) вели междоусобную войну, при этом вступая в негласные союзы с португальцами. В 1969 г. соратники убили главу мозамбикского движения ФРЕЛИМО Эдуарду Мондлане, а в 1973 г. таким же образом погиб самый авторитетный лидер антиколониального движения – глава гвинейского ПАИГК Амилкар Кабрал. В 1973 г. внутри МПЛА разгорелся конфликт, и отряды Агостиньо Нето, разгромленные совместными ударами португальцев, УНИТА, ФНЛА и отколовшейся фракции МПЛА (Чипенды), отступили в Конго. В итоге СССР в 1974 г. прекратил помощь МПЛА. Казалось, повстанческая война в Анголе вот-вот закончится победой португальцев, а это автоматически означало конец войне и в Мозамбике, и в Гвинее-Бисау.
Считается аксиомой, что «Революция гвоздик» произошла потому, что большинство португальцев выступало против войны в колониях. Это далеко от истины: имела место скорее усталость от войны, что нельзя рассматривать как желание уйти из колоний или тем более сочувствие африканским повстанцам. Конечно, часть португальской интеллигенции, в свете современных идей того времени, сочувствовала африканцам, но это было крайне незначительное меньшинство. Португальцы разочаровались в войне за колонии по вполне прозаичным причинам. Во-первых, как и для других колониальных держав перед началом деколонизации, африканские владения Португалии перестали быть прибыльными. Население страны было недовольно тем, что колониальная война поглощала 42% португальского бюджета. При этом повстанческая война вызвала не только огромные военные расходы, но и усиленное инвестирование в экономические и социальные проекты в колониях в ущерб метрополии. В ноябре 1973 г. разразился «нефтяной шок» – стремительный рост цен на нефть, от которого пострадали все страны-импортёры, включая Португалию. Португалия, хотя и экспортировала ангольскую нефть, закупала готовые нефтепродукты за рубежом, что истощало золотовалютные запасы страны; португальцы винили в этом режим, не удосужившийся построить собственные нефтеперерабатывающие заводы. В-третьих, для ведения войны Лиссабон увеличил призыв в армию, и живыми солдаты возвращались не всегда. К моменту «Революции гвоздик» количество португальцев, уклонявшихся от призыва, достигало 100 тысяч (при численности военнослужащих около 210 тысяч). И, наконец, даже самые консервативно настроенные португальцы понимали, что на стороне африканских сепаратистов выступает весь мир во главе с великими державами, и не очень верили в конечную победу.
Тем не менее идея ухода из колоний к моменту революции поддерживалась незначительным меньшинством португальцев: идея Португалии как многорасового трансконтинентального государства доминировала в сознании народа. Нельзя забывать и о военных успехах португальских войск: в начале 1974 г. СМИ сообщали о фактической победе в Анголе и Мозамбике (только в Гвинее-Бисау дела португальцев обстояли хуже), что, безусловно, настраивало население метрополии на соответствующий лад.
Режим «Нового государства» в начале 1970-х гг. был ещё крепок. Оппозиция оставалась крайне слабой и почти неизвестной населению. Однако популярность режима быстро сходила на нет. Вероятно, смерть Салазара (1970 г.) подействовала на португальцев примерно так же, как смерть Сталина на население СССР или смерть Франко – на испанцев: исчезновение привычного лидера вызвала надежды на какие-то перемены. Осторожная либерализация, проводимая Каэтану, выпустила наружу задавленное десятилетия назад вольнодумство: примерно так же, как перестройка в СССР спровоцировала бурный рост свободомыслия. Тем не менее оппозиция вплоть до «Революции гвоздик» не приняла никаких организованных форм, но в силу причин, которые будут рассмотрены ниже, распространилась в самой сердцевине режима – в армии. Общество же, постепенно отказывая «Новому государству» в симпатиях, оставалось пассивным."(с)
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 23-04-2023 - 10:59) РЕМАРКА: Крутые повороты «Революции гвоздик»: "В «Революции гвоздик» решающую роль сыграло несколько субъективных факторов, которые невозможно было предсказать."(с)"Оскорблённая армия.
Военный переворот в Португалии 25 апреля 1974 г. именуется «Революцией гвоздик» незаслуженно: это был именно переворот, в котором политические партии и общественные движения не принимали ни малейшего участия. Партии и движения действовали исключительно в эмиграции, имея в Португалии лишь мелкие законспирированные группы.
скрытый текст
В начале 1970-х гг. армия в отсталой, аграрной Португалии была самой современной и развитой государственной структурой, с которой была связана значительная часть населения (мобилизации, связанные с колониальной войной, значительно увеличили её численность). Поскольку Португалия была членом НАТО, армия имела современное вооружение: офицеры получали хорошее техническое образование. По мере «африканизации» войны и наращивания усилий метрополии по социально-экономическому развитию колоний, армия вовлекалась и в гражданские проекты, что заставляло офицеров знакомиться с современными экономическими и социальными взглядами и теориями.
Последние годы правления Салазара, пришедшиеся на начало колониальной войны, сопровождались ростом недовольства армии режимом. Во-первых, армия была оскорблена тем, как её нелепо «подставил» впадавший в деменцию диктатор во время индийской агрессии 1961 г. Во-вторых, в первые годы войны Португалия долго не могла обеспечить колониальные части современным оружием: португальские части в колониях имели на вооружении винтовки «маузер» времён Первой Мировой войны (в Мозамбике приходилось обходиться «маузерами» даже в начале 1970-х). А повстанцы были вооружены не только «калашниковыми», но и бронекатерами, и даже ПЗРК «Стрела».
Отстранение в 1968 г. потерявшего разум Салазара и приход к власти Марселу Каэтану, деятеля более современного и «европейского», позволило армии получить современное вооружение и возможность применять современную стратегию и тактику, основанную на опыте американцев во Вьетнаме. Это привело к решительным успехам португальской армии, поставившей повстанцев на грань поражения. Но эти успехи офицерство связывало не с деятельностью режима и его нового лидера, а со своими командирами, в первую очередь с генералом Антониу ди Спинолой, губернатором Португальской Гвинеи, архитектором реформ и «африканизации» войны в колониях. Спинола, подавляя повстанцев, тайно контактировал с португальской оппозицией (в частности, с лидером социалистов Мариу Соарешем), осторожно готовясь к падению режима. Эффективный военный и хороший администратор, он стал первым, неудачливым вождём самой странной европейской революции…
Непосредственной причиной переворота стали декреты правительства о «милисиануш» – резервистах – выпускниках вузов, призываемых в армию на 2-3 года, принятые в 1973 г. Они ставили резервистов в привилегированное положение по сравнению с кадровыми офицерами, тянувшими лямку всю жизнь и годами рисковавшими жизнью на фронтах. По этим указам, «милисиануш» получали звание капитана после полугодичных курсов, в то время как выпускники военных училищ и академий должны были, как и раньше, прослужить как минимум 10, а чаще 12 лет, из них минимум 2-3 года отвоевать. Мотивы правительства понятны: власти хотели мотивировать гражданских к службе в армии, и хотя бы уменьшить массовые уклонения от службы. Но для кадровых военных это было унижением и несправедливостью, а костяком армии были именно они. Сразу после принятия указов армию охватили волнения: массовые акции неповиновения кадровых офицеров прошли в 5 пехотных полках, 5 артиллерийских частях, на 4 базах ВВС и на 6 кораблях военно-морского флота. После этого режиму оставалось рассчитывать на полицию, Национальную республиканскую гвардию (жандармерию) и военизированный Португальский легион, но они по численности и боеспособности не могли равняться с армией.
1 сентября 1973 г. герой войны Спинола отказался от должности губернатора Португальской Гвинеи и вылетел в Лиссабон. Недовольные офицеры решили, что пора готовить восстание, и 9 сентября 1973 г. в окрестностях города Эвора официально 130, но, скорее всего, не больше 20 капитанов, лейтенантов и 3 майора создали подпольное «Движение капитанов», поставившее своей целью борьбу за отмену указов о «милисиануш» и отставку министра обороны Алберту Виана Ребелу. Ни о какой революции речи тогда не шло.
Одновременно переворот готовила группа старших офицеров во главе с президентом страны адмиралом Америку Томашем (в Португалии президент был церемониальной фигурой, а власть принадлежала премьер-министру), военным министром Луишем до Кунья (не путать с министром обороны: это были две разные должности) и генералом Каулзой ди Арриаги, командующим португальскими войсками в Мозамбике. (Ди Арриаги сумел вытеснить из Мозамбика повстанцев ФРЕЛИМО и развернул ряд успешных проектов социально-экономического развития в этой колонии). Старшие офицеры готовили переворот, направленный на прекращение либерализации, отстранение Каэтану и установление жёсткого салазаристского режима. В декабре 1973 г. «Движение капитанов» и генералы-салазаристы узнали о существовании друг друга и попытались договориться, но выяснилось, что они стоят на диаметрально противоположных политических позициях. При этом показательно, что ни те, ни другие не донесли друг на друга в тайную полицию ПИДЕ (к тому времени она была переименована в ДЖС, но старая аббревиатура продолжала использоваться)! Впрочем, считается, что тайная полиция знала о существовании обоих заговоров, но то ли не придавала им значения, либо не знала, что с ними делать. А возможно, что и она не намеревалась защищать режим. В общем, режим Каэтану потерял доверие у военных всех политических взглядов.
В январе 1974 г. «Движение капитанов» радикализировалось настолько, что решило ликвидировать режим как таковой.
В феврале 1974 г. в Португалии разорвалась настоящая идеологическая бомба: генерал Спинола, бывший тогда заместителем начальника Генерального штаба, выпустил книгу «Португалия и будущее». В частности, Спинола писал: «Заморские территории необходимы для нашего существования как свободной и независимой нации. Без африканских территорий Португалия станет лишь островком безгласным в огромной Европе и лишится средств, необходимых для самоутверждения среди других наций, – в конце концов, её существование в политическом плане станет чисто формальным и независимость будет полностью подорвана.
Желать выиграть партизанскую войну путём военного решения – значит заранее признать поражение, если только нет неограниченных возможностей продолжать её бесконечно, превращая её в учреждение. Таково ли наше положение? Конечно, нет.
Любая стратегия, основанная на строгом проведении политики навязывания такого тяжёлого военного бремени, в конце концов, приведет к опасности для самих целей национального существования, ради которых и делаются все эти затраты» (Portugal e o Futuro, análise da conjuntura nacional by António de Spínola (Lisbon: Editora Arcadia, 4th Edition, March 1974. Pp. 247).
Генерал в своей книге развивал те же идеи, которые он реализовывал в Африке: привлечение местного населения к управлению и расширение прав африканцев, «мирные» инвестиции, ускорение экономического развития Португалии и колоний, интеграция колоний и метрополии в единый организм.
Книга была опубликована с разрешения начальника Генерального штаба (т.е. непосредственного начальника Спинолы) генерала Кошты Гомиша, что привело к скандалу. Оба генерала были сняты со своих постов, но книга, изданная огромным для Португалии тиражом в 100 тыс. экземпляров, разошлась по стране. Её читали во всех слоях населения, и в первую очередь в армии. Популярность книги была столь велика, что её называли «Португальской Библией».
Одновременно с «португальской Библией» в армии начало распространяться «Воззвание капитанов» и манифест «Товарищи!»; следствием стало усиление брожения среди офицеров и открытый бунт на военной базе Калдаш-да-Раиньи. Попытки спецслужб подавить движение были на удивление вялыми: арестам подверглись всего четверо активистов, в то время как уже 10% офицеров состояли в «Движении капитанов».
В ночь с 11 на 12 марта 1974 г. «Движение капитанов» приняло политическую программу. В ней констатировалась неудача колониальной войны, но прекращение её обозначалось весьма туманно: указывалось лишь необходимость смещения приоритета с военных аспектов на политические. Декларировалась необходимость ликвидации режима и установление демократического правления (политические свободы, многопартийность, свободные выборы, отмена цензуры и пр.). И, разумеется, ликвидация коррупции, привлечение к ответственности должностных лиц, виновных в преступлениях. Ни о каком переходе к социализму ничего не говорилось. Социальная политика будущего режима определялась как «новая социальная политика, которая во всех областях будет иметь преимущественной целью защиту интересов трудящихся классов и постепенное, но ускоренное улучшение жизни всего народа».
В общем, Движение капитанов провозглашало превращение Португалии в современную, демократическую страну европейского типа – и не более. Однако на деле всё пошло по-другому. Неожиданный поворот, превративший военный pronunciamento в революцию, был связан с личностями его руководителей.
«Капитаны Апреля».
«Капитаны Апреля» – так назывался известный португальский художественный фильм об офицерах, организовавших «Революцию гвоздик». Под этим именем сотня полковников, майоров, капитанов и лейтенантов навсегда вошла в историю.
Главными фигурами Центральной комиссии «Движения капитанов», подготовившей и организовавшей переворот, были полковник Вашку Гонсалвиш, подполковники Гарсия душ Сантуш и Фишер Лопиш Пиреш, майоры Мелу Антуниш, Витор Алвиш, Санчес Осорио и Угу душ Сантуш, капитан Отелу Сарайва ди Карвалью.
Считается, что эти португальские офицеры ещё в годы диктатуры восприняли марксистско-ленинскую идеологию, и после «Революции гвоздик» сумели увлечь за собой большинство офицерского корпуса. Это выглядит странно и нелепо: непонятно, каким образом в консервативной, католической структуре, каковой являлась португальская армия, смогли распространиться столь экзотические для этой страны идеи. Разумеется, абсолютное большинство португальских офицеров никогда не были марксистами и вообще левыми – это миф, основанный на высказывании Салазара «Разрежь одного моряка – получишь двух коммунистов» (он так выразился после очередной попытки военного мятежа, и «коммунист» в данном случае – фигура речи, обозначающая не марксиста-ленинца, а опасного мятежника). Левые, в том числе марксистские, взгляды были восприняты не более чем полутора десятками офицеров, в основном принадлежавшими к техническим специальностям (инженерные войска, артиллерия и флот), почти во всех случаях – крайне поверхностно, на уровне лозунгов. Левые португальские офицеры – это в первую очередь полковник Гонсалвиш, майор Мелу Антунеш и капитан Отелу ди Карвалью. Для остальных левизна была временным увлечением, но большинство членов Движения были либо сторонниками «либерала» ди Спинолы, либо «просто» демократами, либо симпатизировали социализму шведского типа. Более того: хотя членов Движения объединяло стремление завершить войну в колониях политическими реформами, подавляющее большинство революционных офицеров вовсе не желало предоставлять колониям независимость: среди них преобладала идея создания некоей федерации в составе Португалии и её заморских владений.
Каким же образом несколько левонастроенных членов Движения сумели после выдвинуться на первые роли? В основном это объясняется тем, что Движение действовало в подполье и его участники просто не знали своих лидеров – связи между ними осуществлялись в рамках отдельных частей и военных баз, а вне их ограничивались распространением документов. Парадокс истории в том, что португальские офицеры, горя желанием свергнуть диктатуру и установить демократию, пошли за марксистами, не зная об этом, а те немногие, которые были в курсе, не придавали этому значения потому, что не знали, что такое марксизм.
Проникновение левых идей в португальскую армию было связано в первую очередь с ультра-архаичной сущностью салазаризма: крайность требует в качестве альтернативы противоположную крайность. Так же в сверхкатолической Испании начала ХХ века распространялся анархизм, являющийся яростным отрицанием христианства. Кроме того, люди с техническим складом ума, но не обладающие широким культурным кругозором (а офицеры часто принадлежат именно к такому типу людей), падки на целостные, кажущиеся логичными доктрины, предлагающие простые решения сложных проблем, в т.ч. марксизм. В этнически близкой португальцам Бразилии убеждённым коммунистом в 1930-е гг. стал национальный герой Луис Карлос Престес – «Рыцарь надежды», ведший партизанскую войну против олигархического режима в 1924-27 гг. Он, кстати, был офицером инженерных войск, как и самый выдающийся левый деятель «Революции гвоздик» Васку Гонсалвиш.
Полковник Гонсалвиш был центральной фигурой «Революции гвоздик». Военный инженер и магистр в области техники, он служил в Индии, воевал в Мозамбике и Анголе. С марксизмом Гонсалвиш познакомился ещё в курсантские годы, и стал убеждённым коммунистом (уже в училище его полушутя называли «товарищ Васку»). Интересно, что он никогда не скрывал своих марксистских убеждений. И при этом – в стране, где коммунистическая пропаганда была запрещена законом – он никогда не подвергался преследованиям и спокойно шёл вверх по карьерной лестнице! Этот парадокс объяснить трудно. Очевидно, марксизм был настолько экзотичен в Португалии, что воспринимался (в том числе армейским начальством и тайной полицией) как какая-то безвредная блажь, наподобие спиритизма. Ведь с коммунистическим или каким-либо другим подпольем, а также с ангольскими или мозамбикскими повстанцами, Гонсалвиш не поддерживал связей. Не пытался он контактировать и с военными оппозиционерами наподобие генерала Делгаду. В 1960 г. Гонсалвиш написал пару статей в подпольную военную газету «Трибуна милитар», которая не была марксистской, но вскоре писать туда прекратил. Будучи в Африке, Гонсалвиш высказывался против колониальной войны и за предоставление независимости колониям, но тут он не был одинок, и не привлёк к себе внимания спецслужб.
Гонсалвиш не был, что называется, «душой общества» – достаточно замкнутый, одинокий человек, он никого не пытался обратить в свою веру, и пользовался уважением коллег как знающий профессионал и честный человек. Гонсалвиш поддерживал хорошие отношения с начальником Генерального штаба армии генералом Франсишку да Кошта Гомишем, который высоко ценил полковника и знал о его взглядах. Не испытывая симпатий к коммунизму, генерал почему-то тоже не придавал значения увлечённости Гонсалвиша левыми идеями.
К «Движению капитанов» Гонсалвиш примкнул в декабре 1973 г. и сразу был избран в состав редакционного комитета, который должен был разработать программу движения. Судя по всему, именно близость Гонсалвиша к генералу Кошта Гомишу сделала полковника одной из главных фигур Движения: связь с начальником Генштаба была критически важна. При этом все участники тех событий утверждают, что сам Гонсалвиш вёл себя очень скромно и ни на какие должности не стремился. Возможно, поэтому более властолюбивые офицеры и начали продвигать именно его – такого неконфликтного и невластолюбивого.
Артиллерист Мелу Антуниш, дослужившийся к моменту революции до майора, был ещё одной влиятельной фигурой Движения и его признанным идеологом. Антуниш, в отличие от Гонсалвиша, пытался заниматься политикой. В 1969 г. он опубликовал документ «Независимая кандидатура на парламентских выборах 1969 г.: Декларация Понта-Дельгада» и выставил свою кандидатуру в депутаты Национального собрания, но его кандидатура не была утверждена правительством. Антуниш стремился к строительству «демократического общества с ярко выраженными социалистическими чертами», т.е. был социал-демократом. «Мы… хотим создать образец самобытного общества, социализм на португальский лад, который никому и ничем не будет обязан», – говорил он уже после революции. Именно он составил программу Движения капитанов. Интересно, что уже после революции генерал Спинола предпочёл назначить главой правительства Гонсалвеша, а не Антуниша, которого он считал «отъявленным коммунистом», хотя всё было точно наоборот (Суханов В.И. «Революция гвоздик» в Португалии: Страницы истории. М. «Мысль», 1983 – С.136).
Пехотинец майор Витор Алвиш был одним из организаторов протестов уравнения кадровых военных с «милисиануш», а в Движении отвечал за его «политическую ориентацию». Для него идеалом была европейская демократия, а социализм – скорее красивым лозунгом без конкретного содержания.
За военную составляющую революции отвечал майор артиллерии Отелу ди Карвалью. Он тоже оказался вовлечённым в политику после указа о «милисиануш». В юности Отелу мечтал о карьере актёра, и (единственный из всех участников Движения) был активистом фашистского Португальского легиона. Отелу ди Карвалью отличался огромным самолюбием и склонностью к позёрству; он использовал ультралевую риторику, хотя его убеждения вряд ли были продуманными и основательными.
Среди активистов Движения был также майор Жозе Санчес Осорио, убеждённый христианский демократ и либеральный монархист, ненавидевший режим из-за его антидемократической сущности. Один из наиболее активных и ярких лидеров Движения, он вскоре после переворота разошёлся со вчерашними товарищами по разные стороны баррикад."(с)
К сему: ВИДЕО Фильм "Капитаны "Апреля" / Capitães de Abril (2000) Trailer.
Это сообщение отредактировал Книгочей - 23-04-2023 - 14:29
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 23-04-2023 - 10:59) РЕМАРКА: Крутые повороты «Революции гвоздик»: "В «Революции гвоздик» решающую роль сыграло несколько субъективных факторов, которые невозможно было предсказать."(с) "Революции всегда проходят стадии развития – от умеренности к радикализму. Однако «Революция гвоздик» была военным переворотом, и закономерности революций вполне могли обойти её стороной. Тот факт, что переворот в Португалии развивался по законам революционного жанра (общедемократическая революция – радикализация – жирондистский переворот) в значительной мере является случайностью. Ведь другие левые военные перевороты (в Египте в 1952-м, в Южной Корее в 1961-м, в Перу в 1968-м, в Эквадоре и Гондурасе в 1972-м) радикализации не переживали, ограничиваясь намеченными заранее реформами «сверху».
скрытый текст
К перевороту Движение капитанов подошло в виде достаточно массовой и влиятельной военной организации, имеющей расплывчатую программу общедемократического типа и не имеющей общепризнанных лидеров (не имевший отношения к Движению генерал Спинола априорно считался лидером военной оппозиции). Движение не намеревалось становиться властью: оно рассчитывало создать Совет Национального Спасения, который должен будет быстро передать власть демократическим институтам. Однако их надо было ещё создать, что в стране, за полвека диктатуры отвыкшей от демократии, было непросто.
Трудная свобода.
25 апреля 1974 г. Движение капитанов без сопротивления захватило власть в Португалии. Премьер-министр Каэтану и президент Томаш сдались, руководители тайной полиции разбежались (только маленькая группа агентов ПИДЕ-ДЖС пыталась отстреливаться в своей штаб-квартире), 80-тысячный Португальский легион рассеялся без единого выстрела.
Бескровная революция (пять гражданских лиц стали жертвами стрельбы у штаб-квартиры ПИДЕ), уничтожившая самую старую диктатуру Европы, положила начало демократическому процессу. Сразу после капитуляции Каэтану Движение капитанов, преобразованное в Движение вооружённых сил (ДВС), сформировало Совет Национального Спасения (СНС), объявившее временным президентом Португалии генерала Спинолу. Показательно, что в первом составе СНС не было ни одного участника Движения капитанов, и только капитан 1-го ранга Жозе Батишта Пиньейру де Азеведу участвовал в перевороте (хотя до этого не был связан с военными подпольщиками), а капитан 2-го ранга Антониу Роза Коутинью был известен как сторонник демократии и деколонизации. Показательно, что Спинола, произнося первую речь в качестве главы Португалии, ни словом не упомянул Движение, и был «поправлен» стоящими рядом «Капитанами Апреля».
СНС сумел быстро взять власть в свои руки, подчинив себе государственный аппарат, обеспечил выход из подполья и организацию новых политических партий. 16 мая 1974 г. СНС сформировал первое послереволюционное правительство, во главе которого встал 69-летний Аделину да Палма Карлуш – беспартийный адвокат и известный масон, при диктатуре неоднократно защищавший оппозиционеров. В состав правительства вошли представители вышедших из подполья Португальской социалистической партии (ПСП) и Португальской коммунистической партии (ПКП), а также только что сформированных либерально-консервативных Партии демократического действия (ПДД) и Народно-демократической партии (НДП).
Разумеется, правительство, состоящее из марксистов-ленинцев (а в Португалии коммунисты были самыми пещерными сталинистами), либералов и католиков, эффективным быть не могло. Коммунисты требовали по-шариковски «всё взять – и поделить», а премьер-министр «не признавал социализма и был сторонником быстрейшего движения Португалии по пути индустриально развитых капиталистических стран Европы» (Суханов В. И. «Революция гвоздик» в Португалии: страницы истории /М. «Мысль», 1983 – С.207). Коммунисты и появившиеся левацкие группировки требовали радикальных преобразований, и они апеллировали к ДВС. И находили поддержку у некоторых лидеров Движения.
Это естественный ход военной революции: офицеры, совершившие переворот, вне зависимости от своих политических убеждений, всегда с подозрением смотрят на гражданских, которым они передают власть. Они всегда считают, что «штафирки» ничего не умеют и не понимают, что они слабы, или же вообще предают идеалы революции. Суть проблемы в том, что совершившие переворот офицеры болезненно относятся к тому, что их отстраняют от принятия решений. Кроме наивного убеждения, что они всё бы делали лучше, большую роль играет и личная обида: как же так, мы всё устроили, мы рисковали жизнями, а теперь с нами никто не хочет считаться!
Примерно в той же логике действовали египетские «Свободные офицеры», свергшие монархию в 1952 г. и передавшие власть харизматичному, но совсем нереволюционному генералу Нагибу. Поняв, что он не намерен опираться на группу молодых офицеров во главе с Насером, те свергли генерала и начали править сами. Точно так же бразильские генералы в 1964 г., свергнув левого президента Гуларта, поначалу обещали передать власть гражданскому правительству, но быстро передумали и передали власть только через 20 лет. И эфиопский Дерг изначально не собирался устанавливать свою власть, и генерал Пиночет тоже сначала не думал об установлении военной диктатуры. Но власть отдавать трудно: соблазн закрепить её за собой, особенно если она и так у вас в руках, слишком велик.
«Забывчивость» Спинолы, которому «Капитаны Апреля» были вынуждены напоминать о своей роли, насторожила их и толкнула к поискам союзников среди гражданских сил, готовых с ними считаться.
Режим Спинолы – Палмы Карлуша столкнулся с нарастающими проблемами, которые ему преподносили, в первую очередь, коммунисты. Они требовали немедленных выборов в Учредительное собрание и срочного исполнения пунктов своей программы – национализации банков, поместий и как минимум крупной промышленности, а также немедленного прекращения колониальных войн. Разумеется, выполнить всё это было невозможно, а попытки исполнения программы ПКП привели бы к полному хаосу и анархии. Тем временем в колониях ситуация стремительно ухудшалась: армия быстро разлагалась, военные операции были прекращены, а совсем было разгромленные партизаны начали брать под контроль африканские посёлки и громить «белые» фермы. Из Конго, Танзании и Замбии в Анголу и Мозамбик вторглись вытесненные было португальцами отряды МПЛА и ФРЕЛИМО, срочно получившие новые партии оружия от СССР и Кубы.
19 июля 1974 г. Палма Карлуш, не сумев противостоять жёсткому давлению коммунистов, подал в отставку. И тут на арену вышло почти забытое ДВС, которым фактически руководил к тому времени полковник Гонсалвиш, а «правой рукой» сделался генсек компартии Алваро Куньял. Спинола попытался назначить главой кабинета министра обороны полковника Мариу Фирмину Мигела, но на заседании СНС офицеры – члены ДВС выступили против, потребовав назначения премьер-министром либо Мелу Антунеша, либо Гонсалвиша, кандидатуру которого поддержали начальник Генштаба Кошта Гомиш и адмирал Роза Коутинью. Президент был вынужден согласиться: войска, дислоцированные в метрополии, к тому времени подчинялись Оперативному командованию на континенте (КОПКОН), считавшегося выше Генштаба. Фактически им руководил заместитель командующего Отелу ди Карвалью, к тому времени перешедший на ультралевые позиции. Антунеша Спинола считал коммунистом, и главой кабинета министров стал Гонсалвиш, к тому времени полностью ориентировавшийся на компартию, чего президент, похоже, просто не знал.
Переговоры с африканскими повстанцами шли трудно. Сельские районы колоний постепенно переходили в руки партизан, европейское население подвергалось гонениям и насилиям и бежало в города – разложившаяся армия его больше не защищало. Отряды МПЛА, ФНЛА и УНИТА возобновили междоусобную войну. Города Анголы, Мозамбика и Гвинеи-Бисау заполнились беженцами, но и туда проникали и банды партизан, усиливая хаос. Всё больше португальцев бросали всё и устремлялись на родину, где для них не было ни работы, ни жилья.
Если в Мозамбике и Гвинее-Бисау партнёрами революционных властей Португалии стали ведущие повстанческие движения (ФРЕЛИМО и ПАИГК), то в Анголе у них был выбор. Правительство Гонсалвиша и революционный губернатор Анголы адмирал Роза Коутинью в качестве основного партнёра выбрали марксистское МПЛА. Адмирала до сих пор не без оснований упрекают в том, что он следовал «советам» компартии, но нельзя исключить и психологическую подоплёку такого выбора: в 1962 г. тогда ещё первый лейтенант флота Роза Коутинью был захвачен в плен партизанами ФНЛА и несколько месяцев провёл в плену на партизанской базе в Конго, подвергаясь всевозможным издевательствам. Не это ли определило его симпатии к МПЛА?
В стране сложилось классическое двоевластие: президент-либерал и правительство, возглавляемое марксистом и опирающееся на компартию. Гонсалвиш не хотел понимать, что он, будучи премьером, не имеет права опираться только на ту партию, которая ему нравится. Даже с президентом он считаться не желал, считая правым только себя и партию, которой верил.
Португалию охватили забастовки – по любому поводу и без оного. На каждом углу в Лиссабоне и Порту шумели митинги: десятилетия молчания вышли на поверхность желанием высказаться, выкрикнуть заветное – как в СССР в разгар перестройки. И, как в Советском Союзе, выплеснулась всякая пена – те, кого в Москве называли «демшизой». В традиционалистской Португалии, особенно в сонной провинции, это нравилось далеко не всем. Свергнутая диктатура множеству жителей была привычна и близка, и после революции они волей-неволей начали политизироваться. Появились оппозиционные революционерам группировки: Либеральная партия (несмотря на название – откровенно салазаристская), неофашистское Португальское федералистское движение, право-католическое Португальское народное движение, Португальская националистическая партия, созданная опомнившимися боевиками Португальского легиона. К ним примкнула социал-демократическая, при этом крайне агрессивная и предельно враждебная коммунистам Демократическая рабочая партия. Весь этот разношёрстный конгломерат в целом поддерживал Спинолу и выступал резко против правительства Гонсалвиша и коммунистов.
Политическая поляризация подорвала дисциплину в армии: кавалерийские (бронетанковые) полки и специальные подразделения десантников выступали на стороне президента и не желали подчиняться ДВС. С другой стороны, ряд пехотных, артиллерийских и зенитных подразделений поддерживали ДВС и не хотели исполнять приказы президента.
Противоречия между Спинолой и ДВС подогревались ситуацией вокруг деколонизации. Президент считал, что в колониях прежде всего необходимо восстановить порядок, что процесс предоставления независимости колониям должен быть прекращён, и что повстанцы должны преобразоваться в политические партии. После этого, по мнению Спинолы и его окружения, следовало создать федерацию Португалии с её колониями. Руководство ДВС, отчасти из-за левых убеждений Гонсалвиша, Антунеша и Карвалью, отчасти из-за деморализации воинских частей в Африке считало необходимым побыстрее предоставить колониям независимость на любых условиях. Кроме того, Спинола планировал немедленно принять новую Конституцию с сильной президентской властью, против чего решительно возражали левые лидеры ДВС, намеревавшиеся сосредоточить управление страной в своих руках.
Поистине, путь Португалии к свободе оказался труден. Слишком непривычны для народа, привычного к диктатуре, были демократия, свобода, многопартийность. Слишком непривычно было будущее без колоний…"(с)
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 23-04-2023 - 10:59) "В «Революции гвоздик» решающую роль сыграло несколько субъективных факторов, которые невозможно было предсказать. "Революции всегда проходят стадии развития – от умеренности к радикализму. Однако «Революция гвоздик» была военным переворотом, и закономерности революций вполне могли обойти её стороной."(с) "Между «февралём» и «октябрём».
26 августа в Алжире португальские власти подписали соглашение о мире в Гвинее-Бисау, а 10 сентября 1974 г. ДВС заявило о намерении передать власть в этой стране повстанческому движению ПАИГК, причём она должна была распространиться и на Острова Зелёного Мыса (Кабо-Верде), мулатское население которых рассчитывало остаться в Португалии. Однако мнения кабовердийцев не спросили не только лидеры ПАИГК, но и руководители ДВС. План передачи власти в Гвинее-Бисау столь недемократическим путём, к тому же явным экстремистам, спровоцировал жёсткий конфликт между президентом Спинолой и правительством Гонсалвеша.
скрытый текст
На тот момент все власти в стране были неконституционными, поскольку Конституцию принять не удавалось из-за борьбы спинолистов с левыми. Единственным органом власти был Совет Национального Спасения (СНС), но источником власти был ДВС: он назначил президента, и он же сформировал правительство. Но президент и премьер видели путь развития Португалии совершенно по-разному.
Спинола решил действовать: он выступил с программной речью, в которой указывал на самовластье левых, окопавшихся в правительстве и ДВС, которые намеревались навязать Португалии левый вариант государственного строительства, игнорируя мнение большинства португальцев. Поэтому Спинола обратился к «молчаливому большинству португальского народа» с призывом «пробудиться и защитить себя от экстремистов». Показательно, что президент-генерал не попытался устроить новый военный переворот, опираясь на верные ему части, хотя таковые имелись. Этим молодая португальская демократия зафиксировала собственную национальную особенность – пытаться решать даже самые острые политические вопросы без кровопролития (это напоминает этнически и культурно близкую португальцам Бразилию, где после 1945 г. произошло три военных переворота, и все – бескровные).
В Лиссабоне появились листовки, сообщающие о предстоящем марше «молчаливого большинства» в поддержку Спинолы, но коммунисты начали их срывать. Премьер Гонсалвиш при поддержке компартии заявил о запрете манифестации, но Совет Национального Спасения не смог принять решения и раскололся. Председатель СНС, генерал авиации Карлуш Галван ди Мелу, опубликовал коммюнике в поддержку демонстрации, но не от имени Совета, а от себя лично. Премьер Гонсалвиш заявил протест, который генерал в резкой форме отклонил.
27 сентября на лиссабонской арене «Кампу Пекену», во время корриды, зрительские трибуны начали скандировать здравицы в честь Спинолы, протестовать против ухода из колоний и требовать отставки Гонсалвиша. После этого Спинола пригласил в президентский дворец «Белен» Гонсалвиша и командующего КОПКОН Карвалью и фактически арестовал их. В ночь на 28 сентября толпы молодых людей из «молчаливого большинства», вооружённые палками и камнями, попытались разгромить здание ЦК компартии, но были отогнаны хорошо вооружёнными коммунистическими боевиками.
Ситуация в Лиссабоне 28 сентября напоминала Москву в первый день путча ГКЧП: газеты не вышли, радио передавало только военные марши, никто ничего не знал и не понимал. Коммунисты призывали к строительству баррикад, «молчаливое большинство» грозило устроить марш, но не пыталось никуда маршировать. По сути, правые и левые ждали действий армии: за полгода революции Португалия свыклась с тем, что всем управляют военные. И армия сказала своё слово: президент Спинола по каким-то причинам (по-видимому, после консультаций с начальником Генштаба генералом Коштой Гомишем) отпускает Гонсалвиша и Карвалью из-под ареста, и те сразу берут ситуацию в свои руки. Части КОПКОН занимают Национальное радио и объявляют о запрете манифестации в поддержку Спинолы (одновременно сообщается о загадочных «машинах с оружием, задержанных при попытке въехать в Лиссабон» – стандартное нагнетание обстановки). После этого Спинола объявляет, что манифестация всё равно состоится, и части КОПКОН в ответ занимают уже все радио- и телестудии, телефонный узел и аэропорт, строят баррикады вместе с коммунистами, а также окружают дворец «Белен». Огромные толпы сторонников Спинолы стоят в предместьях Лиссабона: их не пускают в город солдаты КОПКОН. В такой обстановке начались переговоры между Спинолой и группой Гонсалвиша-Карвалью, но было понятно, что генерал-президент уже проиграл.
30 сентября фактически лишённый власти и окружённый левыми войсками Спинола сдался и объявил о своей отставке: он предупредил, что Португалию ожидают «кризис и хаос». Новым президентом стал политически всеядный покровитель Гонсалвиша, начальник Генштаба генерал Кошта Гомиш. Сторонники Спинолы, генералы Жайме Силвериу Маркиш, Карлуш Галван ди Мелу и Мануэл Диогу Нету были выведены из состава СНС.
Власть полностью сосредотачивается в руках левой группировки Гонсалвиша, хотя и она сама далеко не едина, и многие офицеры колеблются в своей поддержке левой политики, а демократия в стране сохраняется.
События 28 были официально объявлены попыткой фашистского переворота (таким образом, Спинола и его сторонники называются фашистами; это – обычная практика коммунистов: объявлять фашистами всех, кто против них). Начались аресты, в том числе тех, кто никакого отношения к событиям не имел, но выступал против левых – например, поэта и «фашистского интеллектуала» Флорентину Ногейры. Некоторые активные сторонники Спинолы были вынуждены эмигрировать – в том числе потомок португальских королей, герой колониальной войны капитан Франсишку Браганса ван Уден. Правые партии (Португальское федералистское движение, Португальское народное движение, Либеральная партия, Португальская рабочая демократическая партия) были запрещены. Запретили и Христианско-демократическую партию, созданную членом ДВС и министром информации Санчесом Осорио: сам он изгоняется из правительства, ДВС и армии.
Однако левая группировка Гонсалвиша не добилась полного контроля над взбудораженной Португалией: многопартийность сохранялась, в правительстве продолжали присутствовать оппозиционные коммунистам деятели, сохранили свои посты и многие офицеры – спинолисты и просто противники коммунистов. Генерал Спинола, лишившись президентского поста, оставался в Португалии и сохранял определённое влияние в стране и армии: левые власти не решились что-либо предпринимать против вчерашнего героя и кумира.
Против легальной правой оппозиции (Народной монархической партии (НМП), Социально-демократического центра (СДЦ) и Социал-демократической партии (СДП) коммунисты организовали давление «народных масс»: их газеты изымались из киосков, активисты подвергались нападениям «неизвестных лиц». 4 ноября 1974 г. вооружённая группа «неизвестных» атаковала штаб-квартиру СДЦ; её охрана была вынуждена вести настоящий бой с нападавшими, которых удалось отогнать.
Тем временем запрещённые правые движения ушли в подполье и приступили к организации подпольных структур, ориентированных на силовое противостояние левым. 6 января 1975 г. ультраправые сформировали подпольную Армию освобождения Португалии (ЭЛП), костяком которой стали салазаристы, бывшие легионеры, агенты ПИДЕ и правонастроенные офицеры. Во главе ЭЛП встал Барбьери Кардозу – бывший заместитель директора ПИДЕ. Лидерами организации были сын Кардозу Нуну, офицер флота, упоминавшийся член королевской семьи Ван Уден, бизнесмен Жозе Алмейда Араужу и известный юрист и дипломат, профессор Педру Соареш Мартинеш. Разумеется, столь элитарная группировка не могла привлечь народные массы, однако была способна их возглавить в случае кризиса.
Правительство Гонсалвиша и ДВС готовило выборы в Учредительное собрание, намеченные на апрель 1975 г.; левые и правые готовились к решающей схватке за власть, но козыри были у левых. Они взяли под контроль ДВС, приняв в феврале 1975 г. поправку в программу Движения, гласившую, что Португалия сделала «социалистический выбор». Но сил для полного подавления противников у коммунистов и их союзников пока не было, тем более, что в правительстве продолжали занимать министерские посты лидер социалистов Мариу Соареш и глава Народно-демократической партии Франсишку Са Карнейру.
«Час Х» настал 11 марта 1975 г. Сторонники Спинолы и сам потерявший президентский пост, но не смирившийся генерал после объявления о «социалистическом выборе» Португалии, решили, что ждать больше нельзя. Генералы-спинолисты Карлуш Фабиан (начальник штаба сухопутных войск), Галван ди Мелу, Фрейре Дамиан и командир десантной бригады Жайме Невиш попытались ослабить послушные левым воинские части, но это получилось плохо: одна из частей отказалась выполнить приказ о передислокации на Север (где она оказалась бы во враждебной коммунистам среде); в других частях офицеры отказывались уходить в увольнительные, чувствуя, что что-то намечается. Сам Спинола накануне выступления совершил большую ошибку, посетив в Сантарене главного героя Революции гвоздик, капитана Салгейру Майя, и предложив ему присоединиться к заговору. Майя отказался, выбрав товарищей-капитанов, а не генералов.
11 марта в 11:50 авиация и десантники на базе ВВС Танкуш в 100 километрах к северу от Лиссабона получают приказ разоружить преданный коммунистам и Гонсалвишу 1-й артиллерийский полк в столице. Одновременно Национальная республиканская гвардия, не участвовавшая в революции, арестовывает назначенных ДВС командиров. В 12:30 восставшая авиация бомбит и захватывает радиостанцию «Клуб Португеш»; самолёты и вертолёты мятежников бомбят казармы артиллеристов – сторонников Гонсалвиша.
Десантники уговаривают артиллеристов сдаться; их, в свою очередь, окружает недружелюбная толпа коммунистов. Ключевые объекты столицы берутся под контроль частями КОПКОН, верными ультралевому Карвалью; коммунисты начинают строить в Лиссабоне баррикады. Под воздействием толпы десантники отказываются штурмовать артиллерийские казармы и начинают брататься с толпой.
Мятеж проваливается. Генерал Спинола с группой сторонников улетает на вертолёте в Испанию, откуда он впоследствии перебирается в Бразилию. Время «португальского Керенского» закончилось."(с)
Это сообщение отредактировал Книгочей - 23-04-2023 - 11:20
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 23-04-2023 - 10:59) Крутые повороты «Революции гвоздик»: "В «Революции гвоздик» решающую роль сыграло несколько субъективных факторов, которые невозможно было предсказать."(с) "Вперёд, к победе коммунизма!
В результате неудачного путча Спинолы власть в Португалии окончательно перешла в руки левого крыла ДВС, ориентированного на коммунистов. СНС был распущен и заменён Революционным советом, руководили которым левые лидеры ДВС; хотя в его состав которого вошли и умеренные офицеры. Само ДВС было узаконено, и на него законом от 14 марта возлагались гарантии «безопасности, веры и спокойствия» португальскому народу, а также «работы по национальному обновлению». Таким образом, ДВС превращалось в политизированную структуру, контролирующую армию – нечто вроде Политуправления Вооружённых Сил СССР.
скрытый текст
Пленарная ассамблея ДВС была поставлена выше правительства и парламента, который только намечалось выбрать, Ревсовет был подотчётен ей, и выше неё стоял лишь президент. При этом сам президент избирался ассамблеей. Ассамблея также назначала министров обороны, внутренних дел и экономики. Таким образом, Пленарная ассамблея ДВС (240 делегатов от армии – 120 от сухопутных сил, 60 от авиации и 60 от флота) сосредотачивала в своих руках исполнительную власть в Португалии. При этом ДВС не собиралось немедленно передавать власть конституционным органам, которые должны были быть созданы Учредительным собранием, а планировало осуществлять власть во всяком случае до 1980 г. По этому поводу Гонсалвиш откровенно заявил: «Мы не можем позволить себе потерять в результате выборов то, чего мы достигли».
11 апреля все шесть легальных партий Португалии подписали соглашение с ДВС о совместных действиях: во-первых, спорить с армией было неразумно, во-вторых, документы Движения ничего не говорили о строительстве коммунизма, а ограничивались расплывчатыми обещаниями «двигаться по пути социализма». Но главное – выборы в Учредительное собрание ДВС, в отличие от русских большевиков, отменять не собиралось. А это означало, что после выборов ситуация в стране могла перемениться.
Близкая к компартии группировка Гонсалвиша приступила к реформам, не дожидаясь выборов: она намеревалась сделать изменения марксистского толка необратимыми. Были национализированы крупные предприятия и вся банковская система. На предприятиях был установлен «рабочий контроль». В сельских районах юга страны развернулась аграрная реформа: начались ликвидация латифундий и создание крестьянских кооперативов. Для её осуществления в сельские районы посылались группы активистов наподобие «двадцатипятитысячников» в СССР во время коллективизации, состоящие из левонастроенных офицеров, членов компартии и сочувствующих. 5-й отдел Генштаба начал процесс «культурной динамизации»: в школах, вузах и в СМИ началось бичевание «язв капитализма» и разъяснялись преимущества социализма – в качестве положительных примеров приводились СССР, Китай, Куба и Северный Вьетнам.
Все профсоюзные объединения по приказу Гонсалвиша были объединены в единый профцентр – Интерсиндикал, во главе которого встали коммунисты. На местах создавались параллельные органы власти – «базовые народные организации», формировавшиеся по классовому признаку, которые в дальнейшем должны были из своей среды сформировать Национальную народную ассамблею вместо парламента. Эти структуры, хотя и объявлялись органами «прямой демократии», были откровенными заимствованиями из советской политической практики: это были местные советы, созданные по партийному и классовому признаку, которые должны были делегировать своих представителей в орган, аналогичный Верховному Совету.
Эта перспектива шла вразрез с формированием демократической системы и выборами в Учредительное собрание – точно так же, как система советов в России вошла в противоречие с выборами в Учредительное собрание в нашей стране в конце 1917 – начале 1918 г. И, разумеется, закамуфлированное словесной мишурой создание советской системы в Португалии приходило в противоречие с демократией как таковой, многопартийностью и пр. Как и в России весной-осенью 1917 г., в Португалии весной-осенью 1974 г. шли два разнонаправленных процесса – формирование демократических государственных структур и управленческих структур тоталитарного, советского типа.
25 апреля 1975 г. в Португалии состоялись выборы в Учредительное собрание, сыгравшие важнейшую роль в политическом развитии страны. «Перед выборами в политической системе страны доминировали левые военные, выступавшие за углубление революции и сближение с коммунистами. Выборы показали, что большинство мест получили антиреволюционно настроенные партии – социалисты, в рядах которых возобладали умеренные политики (37,8%), центристы из Народно-демократической партии (26,3%) и правый Социально-демократический центр (7,6%). Произошло географическое размежевание – консервативный центр голосовал за НДП и СДЦ, но и юг, где были сильны левые, поддержал не только коммунистов, но и в большей степени социалистов. Компартия с 12,5% осталась третьей. Военные все равно сохранили влияние, но стали ясны его пределы…» (Алексей Макаркин «Учредительное собрание: революция или эволюция?», Русская Idea, 15.12.2017).
12% голосов для компартии, на которую опиралось руководство ДВС, стало тяжёлым поражением. На юге, где были национализированы крупные латифундии и развернулось «добровольно-принудительное» кооперирование крестьянства, и где были расположены национализированные крупные предприятия, коммунисты и группа Гонсалвиша рассчитывали на поддержку большинства трудящихся. Однако там на первое место вышли социалисты Соареша, выступавшие в то время за социализм довольно левого толка (они не возражали против национализации заводов и кооперации крестьян), но были категорически против насильственных действий, любой угрозы многопартийности и многоукладности экономики. Явное стремление Гонсалвиша и ПКП двинуть Португалию по пути стран «народной демократии» восточноевропейского типа их не устраивало, и они предпочли начать сближение с центристскими и правыми силами. После крупного успеха на выборах социалисты почувствовали свою силу и начали резко противиться коммунистам.
Мариу Соареш, основатель и многолетний лидер соцпартии – знаковая фигура португальской истории ХХ века. Юрист и специалист по истории философии, он, будучи студентом, вступил в компартию. Решающую роль в этом сыграл коммунист Алвару Куньял, впоследствии ставший генеральным секретарём ПКП, соратником Соареша по Временному правительству 1974-75 гг. и его злейшим политическим противником. Куньял был репетитором готовившегося к поступлению в университет юного Мариу, и, будучи блестящим интеллектуалом (он был писателем и талантливым скульптором) оказал на молодого человека сильное влияние.
Однако в 1951 г. Соареш вышел из компартии. Причиной выхода из ПКП стали его сомнения в марксистско-ленинских идеалах. ПКП была крайне ортодоксальной сталинистской партией, а сам Куньял до самой смерти – убеждённым сталинистом. В начале 1950-х славословия ПКП в адрес Сталина, неумеренное восхищение всеми аспектами советской жизни входили во всё большее противоречие с той информацией, которая проникала в Португалию из-за «железного занавеса». СССР посещали люди с Запада, и рассказывали о чудовищной нищете советского народа, жестоких репрессиях, полном подавлении свободы в любой форме, милитаристском угаре и растущем национализме.
И Соареш ушёл в «свободное плавание». Он остался марксистом (но уже не ленинцем) – левым социалистом, опиравшимся на труды Маркса, Каутского, Грамши и интересовавшегося «югославским самоуправляющимся социализмом». Европейское культурное влияние, проходившее мимо его бывшего учителя Куньяла, всё сильнее вовлекало Соареша в борьбу за идеалы свободы и демократии, оставляя за понятием «социализм» его первоначальный смысл – защиту бедных, помощь обездоленным, расширение прав трудящихся. В 1964 г. в Женеве Соареш и группа португальских оппозиционеров создала Социалистическое действие – группу независимых марксистов-демократов, позднее оформившуюся в Социалистическую партию.
Соареш бескомпромиссно боролся за свои идеалы. Его неоднократно арестовывали, высылали из страны; он участвовал во всех оппозиционных кампаниях, таких, как президентская кампания генерала Делгаду. Он поддерживал контакты и с недовольными военными, в том числе с Движением капитанов. Не чурался он и связей с коммунистами – старейшей антидиктаторской силой. В первые месяцы после революции Соареш пытался выстроить единую линию всех сил, выступавших за строительство демократической Португалии, в том числе и ПКП. Но когда он понял, что компартия, возглавляемая его бывшим репетитором и кумиром, ведёт дело к советизации, вступил с ней в жёсткую, бескомпромиссную борьбу. Роль соцпартии и лично Соареша в том, что провалился проект превращения Португалии в подобие какой-нибудь Румынии или Кубы – огромна.
Соареш – один из тех, кого можно назвать заглянувшими в бездну. Были в ХХ веке политики, молодость которых прошла в увлечённости коммунизмом, но которые путём непростых размышлений, анализа происходящего, сопоставлений советской пропаганды и реальности, сделали выбор против коммунизма. И стали самыми его непримиримыми противниками, оставаясь защитниками трудящихся. Таковы были Соареш, президент Сингапура Ли Куан Ю, отец южнокорейского «экономического чуда» Пак Чжон Хи, президент Венесуэлы Ромуло Бетанкур, вождь перуанской партии АПРА Айя де ла Торре, губернатор бразильского Рио-де-Жанейро Карлус Ласерда.
Несмотря на поражение компартии на выборах, правительство ускорило социалистические преобразования: национализацию предприятий и аграрную реформу. «Собрания рабочих («пленарио») выбирали комиссии с широкими правами рабочего контроля. ДВС поддержало этот процесс и 8 июля приняло «Руководящий документ», составленный сторонниками Гонсалвеша и более радикального генерала О.Сарайва де Карвальо. Документ выступал за создание «демократии нового типа», основанной на «базовых народных организациях» (выборных комиссиях жителей и предприятий), которые получают права местной власти и производственного самоуправления, объединяются в федерации и формируют Национальную народную ассамблею.
Эта концепция не была поддержана Учредительным собранием, но все же в конституцию вошли положения о рабочих комиссиях и социалистической перспективе португальского общества. Рабочий коллектив захватил даже крупную газету «Република», близкую к СП, и она стала «открытой трибуной», где публиковались прежде всего леваки. Этот случай стал поводом к выходу из правительства в июле СП и НДП. Леваки захватили также крупную католическую радиостанцию «Радио Ренашенса». Росло их влияние в комиссиях и среди солдат. Комиссии жителей захватывали мелкие предприятия и магазины, которые переходили под контроль местного самоуправления.
Возникло солдатское движение «Объединенные солдаты победят!», которое пыталось создавать «ассамблеи делегатов подразделения» – аналог солдатских советов» (Португальская революция 1974-1975 гг. http://www.soviethistory.ru/socialism/a-51.html).
25 июля чрезвычайная ассамблея ДВС передала всю политическую власть Политической директории в составе триумвирата – умеренного (точнее, политически бесцветного) президента Кошта Гомиша, марксиста-ленинца Гонсалвиша и маоиста ди Карвалью (оба они, в соответствии с высокими должностями, были повышены до генералов). Ревсовет был подчинён директории. В правительство впервые не вошли представители партий: Гонсалвиш решил править единолично, опираясь на негласную поддержку коммунистов. Социалистические преобразования ускорились. Но общество не собиралось идти под ярмо новой тирании: над Португалией занималось зарево гражданской войны."(с)
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 23-04-2023 - 10:59) Крутые повороты «Революции гвоздик»: "В «Революции гвоздик» решающую роль сыграло несколько субъективных факторов, которые невозможно было предсказать."(с) Но предсказуемо сопротивление революционным реформам, которое приводит к гражданской войне.В России символом его был Дон, а во Франции - Вандея.
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 23-04-2023 - 11:29) (Книгочей @ 23-04-2023 - 10:59) Крутые повороты «Революции гвоздик»: "В «Революции гвоздик» решающую роль сыграло несколько субъективных факторов, которые невозможно было предсказать."(с)Но предсказуемо сопротивление революционным реформам, которое приводит к гражданской войне. В России символом сопротивления был Дон, а во Франции - Вандея."Португальская Вандея.
Новый кабинет Гонсалвиша, уже без социалистов и народных демократов, был сформирован 12 июля 1975 г. А на следующий день, 13 июля, север Португалии взбунтовался против революционного режима. Началась португальская «Война Севера и Юга», «Португальская Вандея», или Жаркое лето (Verão Quente); под этим названием борьба прокоммунистических и антикоммунистических сил вошла в историю.
скрытый текст
Аграрный, бедный и глубоко религиозный Север сильно отличался от других регионов Португалии. В 1846 г. правительственный запрет погребения в помещении церквей (по соображениям гигиены) вызвал гнев португальских северян, так как нарушал их вековые традиции, а начало создания земельного кадастра породил подозрения, что власти хотят отобрать у крестьян землю. Это привело к массовому восстанию, в ходе которого мужчины и женщины, вооружённые дубинами и сельскохозяйственными орудиями, вели бои с армией. Восстание получило имя Марии да Фонте в честь предводительницы восставших из окрестностей города Брага (хотя не исключено, что это собирательный образ).
В 1919 г. в тех же местах произошло новое восстание – под знаменем восстановления монархии (Португалия с 1910 г. была республикой).
«Север фактически был другой страной. Страной мелких фермеров и мелких предпринимателей, самостоятельных собственников, с 1960-х годов связанных с Западной Европой экспортом и миграцией. Рабочий класс Севера был занят не на крупных предприятиях, а на небольших фабриках, разбросанных по полям. И эта другая страна столкнулась с Югом государственных служащих, латифундий и крупных компаний – собственности старых семейств, охраняемых диктатурой и национализированных революцией. Яростные независимые сообщества объединились вокруг традиционных религиозных авторитетов. Летом 1975 г. эти люди под звон колоколов вышли на улицы, чтобы бросить вызов лиссабонскому коммунизму» (Жаркая Брага, или Винтовка рождает свободу. В Кризис.ру, 13.07.2015).
Аналогии Жаркого лета с религиозным и монархическим восстаниями 1846 и 1919 г. несомненны, но португальский Север, при всём своём консерватизме, с тех пор всё же сильно изменился. Движущие силы и лидеры восстания были очень разными и представляли широчайший политический спектр – от ультраконсервативных католических фанатиков (прямых наследников движений прошлого) до либералов европейского типа, от фашистов до левых антикоммунистов.
Ударной, самой организованной и агрессивной силой «португальской Вандеи» стала Армия освобождения Португалии (ЭЛП) во главе с бывшими оперативниками ПИДЕ. Люди Барбьери Кардозу и Жорже Жардина были дисциплинированны и храбры; у них были контакты с европейскими ультраправыми, много оружия и каналы его поставок из Испании. Но действовали они не сами по себе, а в контакте с другими участниками антикоммунистического движения. Похожую деятельность вело и другое военизированное движение – Оперативное командование защиты западной цивилизации (КОДЕСО), созданное бывшими офицерами и солдатами – участниками колониальной войны; его идеология представляла собой смесь крайнего антикоммунизма, национализма, средневекового романтизма и христианского мессианства в духе крестоносцев. Политическое прикрытие Вандеи осуществляло Демократическое движение за освобождение Португалии (МДЛП), созданное в Бразилии генералом Спинолой и его единомышленниками-военными. Будучи христианско-демократическим, движение отрицало насильственные действия, хотя тайно сотрудничало с ЭЛП и КОДЕСО, да его собственные боевики совершали теракты. Главной заслугой МДЛП было вовлечение в борьбу военных и гражданских чиновников Севера на стороне антикоммунистов. Эта работа была успешной: на стороне восставших были командующий Северным военным округом Антониу Пиреш Велозу и гражданский губернатор округа Брага Эурику ди Мелу. И центральная власть в Лиссабоне не могла не только арестовать обоих, но и сместить со своих постов!
Массовость движению обеспечило общественное движение «Мария да Фонте», названное в честь полумифической руководительницы крестьянского восстания 1846 г. и состоявшее из крестьян. Именно крестьяне не позволили левым подавить «португальскую Вандею» и переломили весь ход португальской революции. Лидером движения стал настоятель кафедрального собора, куратор семинарии и викарий архиепархии Браги Эдуарду Мелу Пейшоту: его называли «каноник Мелу». Он был душой, сердцем и голосом «португальской Вандеи», без него восставший Север не выстоял бы, а без его твердокаменных моральных принципов почти мирное восстание превратилось бы в кровавую пугачёвщину. Организационными вопросами движения занимался Вальдемар Парадела ди Абреу, журналист и сторонник демократической оппозиции при Салазаре.
Движение опиралось на церковные приходы: большинство церквей стало штабами контрреволюции, собирая колокольным звоном прихожан на бой. «Белый крест победит красное угнетение. Вся Португалия поднимается против коммунизма, иностранной узурпации и атеистического гнёта. Когда услышите звон колоколов вашего прихода, выходите на улицы с любым доступным вам оружием: ружьями, пистолетами, кирками, тяпками и косами», – призывали листовки. (На португальском Севере был и один священник – активист маоистского Народно-Демократического Союза – Максимиано Барбоза ди Соуза. 2 апреля 1976 г. погиб вместе со своей подругой Марией ди Лурдеш Перейрой в результате взрыва бомбы, подложенной в его автомобиль).
…Огромные толпы крестьян, с топорами и прадедовскими двустволками перекрывали дороги, жгли помещения компартии, отбирали левую литературу, избивали коммунистических активистов и посланцев «красного» Лиссабона. Волна восстания буквально затопила Север, и революционные власти не знали, что делать: посылать «адские колонны» для истребления несогласных, подобно якобинцам во французской Вандее, оказалось невозможно. Там стояли многочисленные и хорошо вооружённые воинские части, неоднократно предупреждавшие Лиссабон, что в случае вторжения они будут сопротивляться. Не осталась бы в стороне соседняя Испания, где у власти ещё находился франкистский режим; не смог бы игнорировать происходящее и блок НАТО, в состав которого входила Португалия. Да и не пошли бы солдаты войной на своих братьев на Севере: регулярные части – это всё-таки не красногвардейский сброд. Тем более что повстанцы, при всей экзальтированности, действовали относительно умеренно: они избегали целенаправленных убийств. За четыре с лишним месяца восстания было убито чуть более десяти человек (цифры в разных источниках разнятся). Почти ненасильственный характер восстания (почти, так как поджоги, избиения и стрельба поверх голов – всё-таки насилие) не давало левым набраться ожесточения и ринуться в битву.
«Жаркое лето» было социально-политическим явлением, подобрать характеристику которому трудно. Это было массовое народное движение – своеобразное восстание, балансировавшее на грани вооружённого, и не переросшее в таковое из-за крайне слабого сопротивления. Оно имело качества и традиционного движения крестьян-католиков, направленное против вмешательства властей в их уклад жизни, и особенности, присущие мятежу ультраправых сил, и качества массового движения за демократию. При этом поразительным образом участвовавшие в «Жарком лете» разнородные течения сотрудничали между собой без борьбы за лидерство и без конфликтов вокруг единой политической программы. Эти особенности сделали движение уникальным, обеспечили его почти бескровный характер, и по большому счёту, обеспечили его конечную победу.
И на «левом» Юге у коммунистов и Гонсалвиша тоже было неблагополучно: там ударной силой антикоммунистических выступлений стали социалисты. Они не жгли штабы ПКП и не избивали «красных» на улицах, но их манифестации под лозунгом «Социализму – да! Диктатуре – нет!» становились всё более массовыми и непримиримыми.
Атаковать «португальскую Вандею» пытались только небольшие ультралевые группы – такие, как Революционная Партия Пролетариата, близкая к генералу-маоисту Карвалью. Эта группа создала ультралевый Единый Революционный Фронт, во многом виртуальный и не имевший сколько-нибудь серьёзной опоры в массах. Она в основном «принимала активнейшее участие в формировании организации революционных солдат «Объединённые Солдаты Победят» (Soldados Unidos Vencerão), которая намеревалась нейтрализовать армию в случае контрреволюционного переворота. PRP-BR получила от SUV более 3 тысяч винтовок G3 для организации комитетов народной самообороны, которые могли бы служить вооружённым аппаратом Революционных Советов в деле организации теоретического народного восстания» (Brigadas Revolucionarias, http://nikitich-winter.blogspot.com/2011/0...rias.html#more). В период Жаркого лета деятельность маоистов, однако, была малозаметной, и наиболее громкие акции они провели уже после падения левого режима.
Ситуация в Португалии накалилась до предела, и причиной раскола страны и вялотекущей гражданской войны был тот факт, что левая группа Гонсалвиша, контролировавшая исполнительную власть, правила, опираясь исключительно на компартию. Хотя её влияние территориально ограничивалось столицей и прилегающими к ней районами, а электорально – около 20% избирателей, учитывая голоса, поданные за ПКП и за мелкие ультралевые силы. Всем, кроме самих коммунистов (в том числе и беспартийных, как Гонсалвиш и Карвалью), постепенно становилось понятно, что левый эксперимент в стране обречён. Взять под контроль Север было невозможно – не хватало сил. Средний класс, под влиянием нарастающих неурядиц, стал выступать под антикоммунистическими знамёнами (в основном соцпартии), а нарастающий приток беженцев из колоний увеличивал количество непримиримых правых.
Вероятно, левые рассчитывали на помощь СССР, Кубы и Китая, но надежды оказались тщетными. СССР начал закупать в Португалии большие партии алкоголя и джинсов, но воздержался от предоставления льготных кредитов и поставок нефти по низким ценам, не говоря уже об оружии. Что неудивительно: у Советского Союза и так всего не хватало (а надо было помогать Кубе, Вьетнаму, Южному Йемену и пр.); кроме того, правительство Гонсалвиша даже не пыталось выйти из Евросоюза и НАТО. У Кубы на помощь португальским «товарищам» не было средств, а Китай остался равнодушным к правительству, контролировавшемуся промосковской компартией (в то время отношения СССР и Китая переживали самый жёсткий период конфронтации).
24 июля 1975 г. в доме майора Жозе Гомиша Моты собрались девять офицеров, которым было суждено повернуть историю Португалии в сторону от «магистрального пути человечества – к победе коммунизма». Среди них был и главный идеолог Революции гвоздик» майор-социалист Мелу Антунеш, и главный её герой Салгейру Майя, и командовавший отборными коммандос полковник Невиш, и руководитель «умеренных» подполковник Рамалью Эанеш. «Девятка» считала, что салазаризм свергнут во имя демократии, а не коммунизма. «Португалии нужен демократический социализм, отличный от советского и восточноевропейского», – говорилось в её программе. 7 августа в Лиссабоне было опубликовано воззвание «Группы девяти», в котором, в частности, говорилось: «С каждым днем растет пропасть между находящейся в явном меньшинстве социальной группой, у которой есть свой революционный замысел, и практически всей остальной страной, резко реагирующей на те изменения, которые известный «революционный авангард» решил ей навязать без учета сложной исторической, социальной и культурной реальности португальского народа».
Август 1975 г. стал высшей точкой социалистического эксперимента в Португалии, после которой он выдохся и пошёл на спад. Манифест «Девятки» ослабил позиции Гонсалвиша в ПКП, но не смог сразу ликвидировать их власть. Однако по «красным» был нанесён сильный удар с другой стороны: 10 августа в Браге выступил архиепископ Франсишку Мария да Сильва, до того времени державшийся в стороне от политики. Его пастырская речь, в которой он потребовал уважения к христианским ценностям и соблюдения прав человека, отличалась воинственностью и вполне соответствовала настроениям восставших северян. После этой проповеди огромная толпа двинулась к местному штабу ПКП и начисто уничтожила его. Местный гарнизон демонстративно не вмешивался, губернатор и командующий округа хранили молчание…
К концу августа Гонсалившу отказал в поддержке начальник Генштаба генерал Карлуш Фабиан, а 28 августа против него неожиданно выступил последний сильный союзник: командующий КОПКОН генерал Карвалью опубликовал открытое письмо с призывом к премьер-министру уйти из политики. Он издевательски предложил Гонсалвишу «выспаться и отдохнуть». Почему Карвалью решил сбросить премьера-единомышленника, до сих пор остаётся загадкой. Занять его место авантажному Карвалью никто бы не позволил (его авторитет был довольно слаб), других влиятельных левых генералов в армии не было, и выступление Карвалью неизбежно означала падение левой группировки в армии, окончание социалистического эксперимента в стране и политический крах самого Карвалью.
У президента Кошты Гомиша не остаётся выбора: он снимает Гонсалвиша с поста премьер-министра и назначает левого (но не марксиста, а близкого к «Девятке») адмирала Пиньейру ди Азеведу. Друга Гонсалвиша президент пытается назначить главой Генштаба, но это вызвало протесты офицеров, в том числе тех, кто первоначально поддерживал левого премьера. Член «Девятки», начальник Главного штаба ВВС генерал Жозе Мораиш да Силва обвинил Гонсалвиша в связях с коммунистами и заявил, что «Революция, которую совершили 80% португальцев не должна превратиться в диктатуру 20% португальцев над другими 80%» (имелись в виду 20%, полученные ПКП и ультралевыми на выборах). «Девятка», к тому времени разросшаяся до нескольких десятков офицеров, заявила о категорическом непризнании Гонсалвиша главой Генштаба. 5 сентября на военной базе в Танкуше президент Кошта Гомиш вступил в полемику практически со всем Ревсоветом, но ничего не добился, и экс-премьер, вспылив, покинул собрание, хлопнув дверью. Он отказался от назначения и вышел из состава Ревсовета. Начгенштаба Карлуш Фабиан попытался сделать Гонсалвиша директором Института передовых военных исследований, но офицеры выступили против занятия экс-премьером даже этого политически ничтожного поста (в числе выступивших резко против Гонсалвиша был и главный герой «Революции гвоздик» Салгейру Майя.
Новый премьер Азеведу уговорил вернуться в правительство представителей ПСП и НДП. Ряд левых офицеров был уволен из армии, а когда коммунисты отказались вернуть захваченное ими «Радио Ренешенса»его законным хозяевам, военные просто взорвали его передатчик. Всем стало понятно, что «Девятка» не шутит. Компартия сохранила места в правительстве, хотя её изгнания из кабинета министров требовали многие военные и гражданские политики. Но тут решающую роль сыграл Мелу Антунеш: он напомнил португальцам, что ПКП была, по сути, единственной организованной силой, боровшейся с режимом Салазара.
Португальская революция, точнее, её социалистическая фаза, начала «отлив». Страна готовилась к первым «нормальным» выборам президента и парламента, а левые после отставки Гонсалвиша оказались всего лишь одними из участников демократического процесса. Что их, разумеется, не устраивало. Примерно так же во Франции после падения якобинской диктатуры ультралевые не смирились с «нормализацией» революции и устроили «заговор равных» во главе с Бабёфом. А в России после принятия Манифеста 17 октября 1905 г. ультралевые силы не пожелали признать основные задачи революции выполненными и вернуться к мирному, созидательному труду, и вместо этого по России прокатилась череда вооружённых восстаний под ультрарадикальными лозунгами. В Португалии же ситуация была иной: в армии левые были отстранены от руководящих должностей (из них оставались командующий Лиссабонским военным округом генерал Карвалью, которого считали безвредным позёром, и использовавший левое фрондёрство для удержания власти начгенштаба Карлуш Фабиан). Но самым главным фактором политической ситуации был консолидировавшийся на антикоммунистической платформе Север, фактически располагавший собственной армией. Центристы и колеблющиеся в Лиссабоне прекрасно понимали, что в таких условиях любая уступка коммунистам немедленно приведёт к гражданской войне.
Ситуация приближалась к развязке. ПКП требовала возвращения Гонсалвиша по пост премьер-министра. 16 ноября коммунистов внезапно поддержал Карвалью, сыгравший решающую роль в отстранении Гонсалвиша; теперь он потребовал его возвращения. «Девятка» в жёсткой форме отвергла такую возможность. После этого ультралевые группы (ПКП делала вид, что не участвует в этом, но, судя по всему, из-за кулис руководила процессом) попробовали устроить что-то вроде октябрьского переворота в России: они выбросили лозунг «Долой Учредительное собрание!» и «Вся власть – правительству рабочих, солдат и матросов». Ударной силой португальского «Октября» должна была стать ушедшая в подполье после отстранения Гонсалвиша, но не выкорчеванная группировка «Объединенные солдаты победят!».
21 ноября Ревсовет потребовал снятия Карвалью с поста командующего Лиссабонским военным округом, но президент отказывается отправить генерала-левака в отставку. Полк военной полиции и 1-й артиллерийский полк поддержали Карвалью и отказались починяться Ревсовету. Президент Кошта Гомиш попробовал уговорить лидера социалистов Соареша сформировать двухпартийное правительство с коммунистами, но тот категорически отказался: по его призыву начались массовые выступления социалистов за отставку президента и начгенштаба Карлуша Фабиана. Социалисты в случае прихода коммунистов к власти угрожали начать вооружённую борьбу.
23 ноября группа десантников захватывает базу ВВС в Монсанту; 24-го коммунистический профцентр «Интерсиндикал» объявляет забастовку в знак протеста против смещения Карвалью. Одновременно из Анголы в Порту, т.е. в распоряжение командования антикоммунистического Северного округа, перебрасываются десантники, 6-й кавалерийский полк и дополнительное вооружение. В тот же день крестьяне Риу-Майор (это уже не мятежный Север, а центр страны) перекрывают железнодорожное сообщение с Лиссабоном и требуют немедленной отставки Карвалью, угрожая перекрыть водопровод, газопровод и линии электропередач, снабжающие столицу. Ревсовет заявляет о том, что Карвалью снят с поста его решением и выводит на улицы Лиссабона бронетехнику, занявшую позиции перед президентским дворцом «Белен».
25 ноября сочувствующие левым солдаты отряды десантников, артиллеристов и военной полиции захватывают студии Португальского радио и телевидения в Лумиаре, штаб ВВС на площади Либердаде в Лиссабоне и авиабазы Танкуш, Монти-Реал и Монтижу. Они требуют отставки генералов и офицеров – противников Карвалью и коммунистов. Руководят мятежом майор Диниш ди Алмейда и капитан Мануэл Дуран Клементе – сторонники маоистской Революционной партии пролетариата, которую патронирует Карвалью.
В условиях военного мятежа президент Кошта Гомиш вынужденно меняет фронт: он вызывает Карвалью во дворец «Белен» и арестовывает его. Президент берёт на себя командование КОПКОН и жёстко требует от ПКП и Интерсиндикала не вмешиваться в происходящее. В Лиссабонском военном округе объявляется военное положение. Вечером коммандос полковника Жайме Невиша, при поддержке авиации, проводившей устрашающие полёты, начинают занимать один объект, занятый мятежниками, за другим. Задержанный во дворце «Белен» Карвалью, поняв, что всё пропало, выступает по радио с призывом к мятежникам прекратить сопротивление.
26 ноября левый мятеж агонизирует, хотя ПКП, «забыв» о своём нейтралитете, призывает трудящихся к сопротивлению (коммунисты строят баррикады вокруг казарм восставшего полка военной полиции). Утром коммандос Невиша берут штурмом эти казармы – происходит бой, появляются убитые. Решающий удар по мятежникам наносит колонна бронемашин, руководимая героем Революции гвоздик капитаном Салгеру Майя: он принуждает к сдаче артиллеристов – опору левых в армии. Последний оплот мятежников – военная база Танкуш, на которой окопались восставшие десантники, сдаётся 28 ноября. Примечательно, что гражданская поддержка путча ограничилась лишь демонстрациями коммунистов под достаточно невнятными лозунгами, да в последние часы противостояния – участием в строительстве баррикад вокруг казарм военной полиции. Маоисты и РПП отметились только серией взрывов в городах Севера, которые не произвели никакого эффекта.
Показательно, что разгром компартии, которого жаждали многие участники тех событий, опять был предотвращён лидером «Девятки» Антунешем: он вновь заявляет, что «Португальская коммунистическая партия необходима для португальской демократии».(с)
Это сообщение отредактировал Книгочей - 23-04-2023 - 11:32
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 23-04-2023 - 11:18) (Книгочей @ 23-04-2023 - 10:59) "В «Революции гвоздик» решающую роль сыграло несколько субъективных факторов, которые невозможно было предсказать. "Революции всегда проходят стадии развития – от умеренности к радикализму. Однако «Революция гвоздик» была военным переворотом, и закономерности революций вполне могли обойти её стороной."(с)"Между «февралём» и «октябрём».(с) «За красным рассветом – розовый закат».
Левый мятеж 25 ноября 1975 г. поставил точку в попытке превратить Португалию в «страну народной демократии». Безусловно, в его провале сыграли роль многие факторы: и плохая организованность восстания, и бестолковая деятельность «вождя» Карвалью, и трусливая, провокационная позиция ПКП, пытавшейся манипулировать революционерами, оставаясь в тени.
скрытый текст
Провал «красного» путча в ноябре 1975 г., как и вся попытка сделать Португалию социалистической, потерпели поражение, как сказали бы марксисты, по естественным причинам. Португальское общество приветствовало свержение архаичной диктатуры потому, что Португалия всю свою историю была и остаётся неотъемлемой частью Западной Европы, и европейский путь развития – не только естественный для неё; другой ей попросту чужд и невозможен. И общество, пережив ликование после падения диктатуры, в подавляющем большинстве не приняло попытки двинуть Португалию по рельсам социализма.
Ореол привлекательности социализма как строя, где осуществляется «власть рабочих и крестьян», для европейцев померк ещё в начале 1930-х гг., а в отдалённой аграрной Португалии он всегда был уделом маленькой группы интеллигентов. Восхищение СССР как главным победителем нацизма и фашизма в этой стране, не участвовавшей в войне, отсутствовало. К 1970-м гг. авторитет СССР и притягательность социализма в Европе упала до отрицательных величин, сохраняясь лишь в умах членов компартий, а ПКП была крайне малочисленна и загнана в подполье. Социализм советского типа для португальцев ассоциировался только с советской помощью африканским повстанцам, отношение к которым абсолютного большинства граждан (включая и тех, кто бы против колониальной войны) было резко негативным. Поэтому после революции компартия сумела привлечь на свою сторону только часть рабочих, интеллигентов и молодёжи столичного региона. (Другое дело – демократический социализм, пропагандировавшийся соцпартией: он воспринимался как идея «государства всеобщего благоденствия», с которой португальцы могли воочию познакомиться, посещая Швейцарию, ФРГ, Швецию, Данию и Нидерланды).
Несколько месяцев путешествия Португалии по бурным волнам социализма стали возможны благодаря тому, что из рядов армии выдвинулись офицеры, симпатизировавшие социализму советского типа. Гонсалвиш, сыгравший решающую роль в том, на некоторое время Португалия стала социалистической, был искренним и убеждённым марксистом-ленинцем. Группа офицеров, таких, как Карвалью и организаторы ноябрьского путча, о социализме знали очень мало, но использовали его трескучую фразеологию для того, чтобы возглавить «народные массы», в том числе и одетые в военную форму. Самая большая группа офицеров поначалу не противодействовала коллегам-социалистам в основном потому, что не понимала, что такое социализм, представляя его неким идеальным строем, при котором все счастливы. Но несколько месяцев политической борьбы отрезвило эту группу.
Левый эксперимент в Португалии провалился потому, что он встретил упорное сопротивление населения Севера, у которых появились авторитетные и несгибаемые вожди – каноник Мелу, генерал Велозу, офицеры ван Уден и Калван, журналист Парадела ди Абреу, бизнесмен Феррейра Торреш. А за ними шли массы крестьян, учителей, ремесленников, священников, торговцев, десятки тысяч демобилизованных солдат, беженцы из Африки. Эти люди не дали распространиться социализму на половину страны, а в «левой» столице против коммунистов поднялась совсем другая сила – социалисты, возглавляемые Соарешем.
Разумеется, за событиями в Португалии внимательно следили в Вашингтоне, в европейских столицах, в штабах и на базах НАТО, в соседней Испании, где доживал последние месяцы франкистский режим. Но португальцы сумели справиться со своими проблемами сами, без внешнего вмешательства (пропаганда, дипломатическое давление и финансирование сторонников – не в счёт). Не смог вмешаться и Советский Союз, на что португальские коммунисты надеялись столь же горячо, сколь и наивно. У Москвы на вмешательство в португальские дела просто не было сил, и проявлять активность без надежды на успех, после провала в Чили в 1973 г. советские лидеры не собирались. Поэтому революция и демократизация Португалии – это дело рук самих португальцев, участие внешних факторов в которой было незначительно.
***
12 декабря 1975 года Революционный совет Португалии принял конституционный закон, согласно которому вооружённые силы «не могут использовать своё оружие для того, чтобы оказать влияние на выбор страной политического пути развития». Движение вооружённых сил в законе не упоминалось. В Конституции 1976 г. объявляла ДВС «гарантом демократических завоеваний и революционного процесса», хотя как организация оно уже не существовало. Упоминания о Движении и его роли были изъяты из текста Конституции в 1982 г.
После провала ноябрьского путча правые военизированные группировки, очистившие Север Португалии от коммунистов, самораспустились. Последнее обращение ЭЛП к согражданам гласило: «Армия освобождения Португалии благодарит всех, кто поддерживал нашу справедливую борьбу, кто помогал очищать страну от коммунистических предателей, от негодяев, которые пытались заставить нас перестать быть самими собой».
В 1976 г. в Португалии прошли первые парламентские выборы, на которых социалисты получили 35% голосов, Народно-демократическая партия – 24,3%, Социал-демократический центр – 16% и ПКП – 14,4% (маоистский Народно-демократический союз – ещё 1,67%). Президентом был избран «умеренный» член ДВС Рамалью Эанеш, которого поддержали социалистическая, Народно-демократическая партии и Социально-демократический центр. Он возглавлял страну на протяжении 10 лет.
Португалия стала членом Евросоюза и больше никаких революций и контрреволюций не испытывала. «Революция гвоздик» своё дело сделала, а португальский народ относительно быстро и почти бескровно избавился от экстремистов, пытавшихся повернуть страну на тупиковый путь.
***
Генерал Васку Гонсалвиш до конца жизни оставался убеждённым марксистом-ленинцем, но так и не вступил в компартию. Он был уверен, что всё делал правильно, и коммунизм в Португалии потерпел поражение в силу сопротивления капиталистов и происков империализма. Он ничего не понял и ничему не научился.
Васку Гонсалвиш на демонстрации в Порту 5 мая 1982 г. Васку Гонсалвиш на демонстрации в Порту 5 мая 1982 г.
Другой генерал, Антониу ди Спинола, после ноябрьского путча распустил своё Демократическое движение за освобождение Португалии, в августе 1976 г. вернулся в Португалию и был восстановлен в политических правах. Он поселился на вилле близ Лиссабона и занялся литературным творчеством. Его книги «На службе у Португалии» и «Революция, которую предали» пользовались популярностью, но, конечно, не произвели того эффекта бомбы, как «Португалия и будущее», взорвавшая Португалию в феврале 1974-го. В 1979 г. Спинолу восстановили в армии, в декабре 1981 г. ему было присвоено высшее в португальской армии звание маршала. В политике он больше не участвовал. Маршал Спинола скончался 13 августа 1996 г. в военном госпитале Лиссабона.
Мариу Соареш до конца жизни оставался лидером социалистов, много раз занимал посты президента и премьер-министра, и к 1980-м, без преувеличения, стал самым уважаемым человеком и подлинным национальным лидером Португалии. В огромной степени его трудами Португалия стала развитой, благополучной европейской страной. Он прожил долгую и счастливую жизнь и скончался в 2017 г.
Эдуарду Мелу Пейшоту – «каноник Мелу» – после поражения леваков продолжил служение в родной Браге и политикой не занимался. «Он никогда ни перед кем не закрыл дверь», – так вспоминают каноника Мелу на родине. Его земной путь завершился в 2008 году, в католической святыне Фатима. Телесюжет о его похоронах может удивить: ни одного кадра в церкви, кроме самих похорон. Только погромы, суды, могилы… Картины Жаркого лета. В Браге установлен памятник, возмутивший местных леваков. Они-то предпочитают изображать каноника Мелу с бомбой на голове» (Жаркая Брага, или Винтовка рождает свободу. В Кризис.ру, 13.07.2015).
Майор Мелу Антунеш некоторое время занимал должность министра иностранных дел, состоял в Революционном совете вплоть до его ликвидации в 1982 г. Он вступил в Социалистическую партию, состоял в правлениях ряда компаний, работал в ЮНЕСКО. Он умер в своём доме в Синтре в 1999 г.
Генерал Пиреш Велозу, превративший Северный военный округ в несокрушимый антикоммунистический бастион, пытался заняться политикой (естественно, правого толка), но неудачно. Он издал книгу «Вице-король Севера. Воспоминания и откровения», преподавал в Институте высших военных исследований, а после отставки занимался сельским хозяйством на своей ферме. Во время экономического кризиса 2012 г. генерал Велозу резко критиковал «дикий капитализм» и мечтал о новой революции – подобной Революция гвоздик, только общенародной. «Вице-король Севера» скончался в возрасте 88 лет.
Самый яркий персонаж из «капитанов Апреля», кавалерист Салгейру Майя, арестовавший правительство Каэтану 25 апреля 1974 г. и заставивший сдаться ядро левацких путчистов 26 ноября 1975 г. продолжил службу. В 1985 г. он вышел в отставку и организовал Музей кавалерии. Майя ходатайствовал о пенсии с учётом его участия в боевых действиях и революции, но премьер-министр Каваку Силва отказал герою революции. Майя никуда не обращался, никому об этом не говорил. Но в 1990 г., когда выяснилось, что Майя смертельно болен, история с пенсией всплыла – в связи с тем, что, отказав Майе, премьер Каваку утвердил повышенные пенсии двум агентам ПИДЕ, стрелявшим в толпу из тех самых казарм, которые в тот момент осаждали кавалеристы Майи. Через год главный «капитан Апреля» скончался. На его похоронах присутствовал не только почти весь Лиссабон, но и сразу четыре президента Португалии, включая действовавшего.
Отелу Сарайва ди Карвалью, генерал-маоист, клоун, фрондёр и несостоявшийся Наполеон, создал собственное маоистское движение «Народные силы 25 апреля», несколько раз баллотировался в президенты, но получал мизерное количество голосов. В 1984 г. после серии терактов, совершённых членами его группировки, он был признан «морально ответственным» за эти теракты и 5 лет провёл в заключении. В 2011 г. Карвалью заявил: «Португалии нужен честный человек типа Салазара. Знал бы я, к чему всё прикатится – не стал бы ввязываться в 1974-м». На момент написания статьи, в апреле 2019 г. отставной генерал Отелу Сарайва ди Карвалью был жив и здоров.
Жив и здоров также его антипод, капитан Жозе Эдуарду Фернандеш ди Санчес Осорио – активный участник Революции гвоздик, один из лидеров ДВС и министр в революционном Временном правительстве. И он же – твёрдый сторонник Спинолы и отчаянный правый боевик Жаркого лета 1975-го. Санчес Осорио и сегодня выступает с позиций христианской демократии, выражает недовольство распространением в обществе потребительских идеалов и слабостью португальской армии.
Пока живы последние «Капитаны Апреля», жива и «Революция гвоздик» со всеми её странностями, неожиданностями, слабостями, триумфами и поражениями."(с)
(Книгочей @ 23-04-2023 - 11:24) (Книгочей @ 23-04-2023 - 10:59) Крутые повороты «Революции гвоздик»: "В «Революции гвоздик» решающую роль сыграло несколько субъективных факторов, которые невозможно было предсказать."(с)"Вперёд, к победе коммунизма!"(с) В отличии от прошлых революций, во время "Революции гвоздик" уже был Советский Союз и даже целый социалистический лагерь, а так же страны социалистической ориентации. И было кому оказать помощь Португалии. К тому же, теория Мировой Революции не потеряла своей актуальности, хотя и транформировалась в "экспорт революций".
К сему: Брежнев, Киссинджер и «Революция гвоздик»: "В середине 1970-х годов внимание всей планеты было приковано к Португалии. Страна сумела сохранить колонии дольше, чем какая-либо другая европейская держава. Ныне маленькая, в ту пору она владела обширными территориями в Африке и не собиралась предоставлять им независимость до тех пор, пока в 1974 году группа военных не предприняла в Лиссабоне попытку переворота. Путч получил поддержку населения столицы и вошел в историю как «Революция гвоздик».
скрытый текст
Последняя революция в Европе и единственная, случившаяся во второй половине XX века, стала «первой цветной». На ней обкатывались методы управления общественным мнением и политическим развитием, которые в дальнейшем были растиражированы в восточноевропейских странах.
В результате «Революции гвоздик» к власти в Португалии, где почти полвека правил диктаторский режим Антониу Салазара и его преемника Марселу Каэтану, могла прийти Компартия. Выйдя из подполья, она провозгласила целью построение социализма, и ее представители вошли в переходное правительство. СССР приветствовал движение Португалии в этом направлении, но США не собирались отпускать в соцлагерь страну, входившую в НАТО. Это означало бы легитимацию коммунистов в Италии, Франции, Испании, Греции и возможность их участия в правительстве. Госсекретарь Генри Киссинджер склонялся к тому, чтобы ввести в Португалию войска и преподать другим странам юга Европы показательный урок.
О драматических событиях, которые не сходили с первых полос газет и с экранов телевизоров всего мира, подробно повествует книга Андрея К. Полякова «Португалия. Полная история страны»*. В монографии впервые на русском языке в деталях представлен весь длинный путь самого западного государства Европы — от появления на его территории 1,2 млн лет до нашей эры первых людей до президентских выборов 2021 года. Перипетиям жарких полутора лет, с апреля 1974 по ноябрь 1975 года, когда Португалия искала свое новое место в мире и отчаянно кренилась то влево, то вправо, посвящены три объемные главы книги. Они позволяют шаг за шагом проследить за тем, как Вашингтону удалось повернуть неблагоприятное для него развитие событий и направить их в нужное ему русло, понять, как и почему Португалия из возможных вариантов выбрала именно тот путь, по которому она пришла в XXI век и которым продолжает следовать до сих пор.
Весенний символ.
«Революция гвоздик» произошла в ночь на 25 апреля 1974 года. Революция долго планировалось, но название, облетевшее весь мир, возникло по воле случая, отмечается в книге Андрея К. Полякова.
В то весеннее утро некоторые из восставших имели броские опознавательные знаки, на которые невозможно было не обратить внимание. Винтовки и автоматы военных украшали ярко-красные гвоздики. Дело в том, что 25 апреля готовился отпраздновать первую годовщину один из лиссабонских ресторанов. Хозяин закупил для раздачи клиентам сотни самых дешевых цветов — гвоздик. Но о работе в такой день не могло быть и речи. Сотрудников распустили, вручив им цветы, чтобы зря не пропадали.
Работница ресторана Селеште Каэйру по дороге домой наткнулась на военную колонну. «Мы едем арестовывать Марселу Каэтану. Это революция!», — пояснил сидевший на бронеавтомобиле военный в ответ на вопрос о том, что происходит, и попросил закурить.
Селеште не курила, магазины и лавки не работали. Желая как-то подбодрить солдата, она встала на цыпочки и протянула ему красную гвоздику. «Возьмите, если хотите, эти гвоздики — для всех», — предложила она. Военный вставил цветок в дуло винтовки, потом взял еще несколько, передал товарищам. Бронеавтомобиль двинулся дальше по узкой улочке, а Селеште стала раздавать гвоздики солдатам. Ее примеру последовали другие жители столицы, благо в апреле этих цветов в Португалии в избытке. С тех пор апрельские события стали ассоциироваться с гвоздиками.
«Революция гвоздик» победила быстро и почти бескровно. Военных поддержали жители столицы и уже к вечеру 25 апреля было понятно, что режим Салазара-Каэтану пал, а на смену ему грядет нечто кардинально новое.
Мир приветствовал смену режима в Португалии, подчеркивается в книге Андрея К. Полякова. Это сделали как партнеры по НАТО, которые неприязненно относились к государству Салазара, претендовавшему на уникальность и определенную долю самостоятельности, так и социалистические страны, которые диктатор считал злейшими врагами и с которыми отказывался поддерживать даже формальные отношения. Каждый лагерь надеялся, что теперь Португалия будет дрейфовать в его направлении.
Уже в первую неделю новые власти признали США, Великобритания, Германия, Испания, Бразилия. В июне были восстановлены дипломатические отношения с СССР, разорванные после Великой октябрьской социалистической революции и отсутствовавшие больше полувека. В Советском Союзе до конца его существования свержение режима Салазара-Каэтану считалось главным событием многовековой португальской истории и одним из крупных событий всемирной истории XX века.
В страну вернулись лидеры запрещенных партий, в том числе генеральный секретарь Португальской компартии Алвару Куньял и руководитель Социалистической партии Мариу Соареш. 1 мая 1974 года они вместе выступили в Лиссабоне на грандиозном митинге, собравшем сотни тысяч человек. Средства массовой информации захлестнула левая риторика.
«В тот упоительный майский день, день единения левых политических сил и их сторонников, казалось, что самое трудное уже позади, но чувство было обманчивым… Схватка за то, кто и как распорядится плодами «Революции гвоздик», только начиналась», — подчеркивает Андрей К. Поляков. В следующие полтора года Португалия мучительно корчилась от ярко разгоревшегося костра острейшей политической борьбы, которую вели множащиеся как грибы партии. Дровишки в огонь подбрасывали из-за рубежа.
Сражение на всех фронта.
Борьба за путь, который новая Португалия изберет после революции, шел на трех уровнях, отмечается в книге. Первым уровнем было Движение вооруженных сил (ДВС). Его участники совершили «Революцию гвоздик», публично объявили о своей ответственности за ее результаты и считали себя вправе контролировать политические институты и вмешиваться в проводимый ими курс.
Но ДВС никогда не было идеологически однородным. В силу обстоятельств, приведших к возникновению движения, в него вошли офицеры с различным видением будущего. Поначалу «капитанов апреля» объединяли конкретные цели: защита корпоративных прав и привилегий офицерства, а затем — свержение правительства Каэтану. После их достижения противоречия неизбежно стали обостряться и прорываться наружу.
В организации возникли четыре фракции. Самую консервативную составляли сторонники президента Спинолы. Они стремились не допустить полевения страны и проведения в ней социалистических преобразований, сохранить колониальные владения.
Умеренные по своим взглядам были близки к социалистам и следовали социал-демократическим курсом. Их идеологом был майор Мелу Антунеш.
Левые примыкали к коммунистам и придерживались марксистских воззрений. Среди них выделялся полковник Вашку Гонсалвеш.
Ультралевые увлекались идеями Мао Цзе Дуна, Льва Троцкого и албанского правителя Энвера Ходжи. «Они были бы обречены на роль экзотических отщепенцев, если бы им не помогали влиятельные круги, рассчитывая использовать в борьбе с коммунистами, и во главе их не стоял популярный и яркий герой революции Отелу де Карвалью», — констатирует Андрей К. Поляков.
Вторым уровнем, на котором шла борьба за будущее, была внутриполитическая арена. После снятия ограничений, существовавших во времена Салазара, в стране появились десятки партий, представлявших весь спектр мнений и убеждений: от крайне левых — до крайне правых.
В-третьих, за политическим процессом пристально следили за рубежом. Крупные страны — США, СССР, Германия, Великобритания, Франция, Испания — каждая по-своему стремились взять под контроль ход событий, подталкивая их в желательном для себя направления. «Широкий выбор португальских партнеров и их готовность опереться на иностранных союзников давали для этого благоприятные возможности», — отмечается в книге.
Борьба велась не только за метрополию, но и за колонии, что серьезно повышало геополитические ставки. Португалия, которая после ухода поколения героев эпохи Великих географических открытий Васко да Гамы и Афонсу де Албукерке на века ушла в тень и привыкла к прозябанию на периферии, неожиданно очутилась в центре соперничества двух мировых систем: социалистической и капиталистической.
Мариу хочет стать Супермариу.
«Медовый месяц» революции длился неделю. На следующий день после первомайской демонстрации лидер Соцпартии Мариу Соареш пришел в посольство США. В беседе с американским послом он предупредил об опасности прихода к власти коммунистов, предложил свои услуги, сообщил о мечте поехать в США и встретиться с госсекретарем Генри Киссинджером.
«Соареш видит Соцпартию единственной силой в стране, способной противостоять коммунистам, которые, как он убежден, располагают полной поддержкой со стороны Советского Союза, — сообщал американский посол в Госдепартамент о содержании беседы. — Я знаю Мариу Соареша много лет и вполне в нем уверен. Нам следует предоставить Соцпартии организационную и техническую помощь в надежде, что правительство с ее участием даст Западу наибольшие перспективы».
Когда составлялась эта дипломатическая депеша, Мариу Соареш уже отбыл в поездку по европейским странам, чтобы заручиться поддержкой у деятелей социал-демократического толка, говорится в книге. Его собеседниками были премьер-министр и глава МИД Великобритании Гарольд Вильсон и Джеймс Каллагэн, немецкий канцлер Вилли Брандт и, разумеется, глава Социалистической партии Франции «друг Миттеран». Всех собеседников португальский политик заверил в своей приверженности демократии и в том, что его страна выполнит международные обязательства, особенно те, которые касаются членства в НАТО.
«Лихорадочные метания Мариу Соареша, фейерверк его встреч и заявлений производили впечатление излишней суеты, непоследовательности и неразборчивости, — отмечает Андрей К. Поляков. — В действительности, все действия политика были подчинены простой и ясной цели, естественной для человека, избравшего его профессию, — взобраться на вершину власти. Для этого было необходимо чтобы Соцпартия стала правящей, для чего требовалось отодвинуть в сторону Компартию, игравшую на том же левом фланге политического поля».
Задача представлялась архисложной. Компартия была крепким, отлаженным механизмом, проверенным и закаленным в горниле длительной подпольной борьбы. Как только пал режим Каэтану, она начала действовать, представ сплоченной, дисциплинированной организацией, четко осознающей свои цели и задачи, имеющей крепкие позиции в профсоюзном движении и поддержку СССР.
Соцпартия, созданная за рубежом как клуб политэмигрантов, пребывала в стадии формирования. Ей еще только предстояло отстроить свою структуру в Португалии. Соареш надеялся, что за время переходного периода он успеет это сделать с помощью многочисленных зарубежных друзей. У него были прочные позиции в Социалистическом интернационале. В поддержке западноевропейских социалистических и социал-демократических партий, многие из которых возглавляли правительства в своих странах, можно было не сомневаться.
Особое внимание Соареш придавал установлению отношений с США. «Американцы не имели ничего общего с социалистами и социал-демократами, зато обладали мощными ресурсами и были заинтересованы в сохранении авиабазы на Азорских островах. — подчеркивает Андрей К. Поляков. — Лидер Соцпартии прилагал максимум усилий, чтобы убедить их сделать ставку на него как на самого надежного и единственного партнера, который сумеет не допустить прихода коммунистов к власти».
На публике Соареш представал в качестве союзника Компартии. Его лицо появлялось рядом с Куньялом, он участвовал везде, где только можно было собрать публику. «В первые месяцы после революции он считал Компартию самой популярной организацией и делал все, чтобы погреться в лучах ее славы и застолбить за собой в глазах избирателей образ не менее важного борца с режимом Салазара-Каэтану, — указывает Андрей К. Поляков. — Летом 1974 года лозунг был таков: «Социалистическая партия — марксистская партия!» Одновременно за кулисами лидер социалистов последовательно работал на подрыв позиций коммунистов».
Соареша долго недооценивали, но он не опускал руки, а продолжал настойчиво продвигал себя в качестве респектабельной демократической альтернативы режиму Салазара и коммунистам и пользовался любой возможностью, чтобы напомнить о своем существовании. Постепенно лидера Соцпартии стали воспринимать как одну из ключевых фигур португальской политической сцены. Когда 16 мая 1974 года временный президент страны Антониу де Спинола, днем ранее принявший присягу в качестве главы государства, объявил состав первого временного правительства, в нем фигурировали три социалиста, в том числе Мариу Соареш, который получил пост министра иностранных дел. Это было наибольшее партийное представительство. По два поста заняли члены Компартии и правой Народно-демократической партии. Последнюю только что, 6 мая, основал Франсишку де Са Карнейру. Еще один пост достался представителю Португальского демократического движения. Других партий в стране еще не существовало. Остальные места получили независимые.
Позднее Мариу Соареш писал, что на включении коммунистов настоял он, заявив, что в противном случае откажется от участия в правительстве. Целью была компрометация Компартии в глазах избирателей. «Мы хотели, чтобы министром труда стал коммунист, — пояснил он. — Мы справедливо полагали, что коммунисты смогут сдержать радикализм португальского общества, который после почти полувека диктатуры пошел в рост. Такова была их историческая роль. Такая же, как у Французской компартии после освобождения».
9 июня 1974 года в Лиссабоне и Москве было опубликовано совместное коммюнике об установлении дипотношений между Португалией и СССР. Они были разорваны еще в 1918 году. Вскоре была основана Ассоциация Португалия — СССР во главе с адвокатом и литератором, сооснователем Ассоциации португальских писателей Алешандре Бабу. Ее членами стали тысячи португальцев. До конца года в Москве побывали несколько официальных делегаций. В декабре было подписано торговое соглашение, а также соглашения о воздушном сообщении и морском судоходстве.
Прощай, колонии!
К этому времени в Португалии сменилось уже не одно правительство. Первое, как и положено после революции, просуществовало недолго. 18 июля был приведен к присяге второй кабинет, который возглавил кандидат ДВС, представитель левого крыла бригадный генерал Вашку Гонсалвеш. В его составе остались Алвару Куньял и Мариу Соареш. В первой же речи Вашку Гонсалвеш заявил о признании права колониальных народов на самоопределение вплоть до независимости, о чем за два месяца так и не отважился сказать временный президент Антониу де Спинола. Теперь это стало официальной позицией.
Переговоры, которые вел с лидерами национально-освободительных движений Мариу Соареш, показали, что африканцы не примут другого варианта, кроме полного отделения от метрополии. В конце августа правительство Вашку Гонсалвеша признало независимость Гвинеи Бисау. 7 сентября был подписан договор с Фрелимо, по которому через год, 25 сентября 1975 года, была провозглашена Народная Республика Мозамбик. 5 июля 1975 года на карте появилась Республика Кабу-Верде, а 12 июля — Демократическая Республика Сан-Томе и Принсипи. В Анголе вооруженную борьбу против колонизаторов и между собой вели три национально-освободительных организации: МПЛА, которой помогал СССР, ФНЛА, опиравшаяся на Китай и Заир, и УНИТА, заручившаяся поддержкой ЮАР. В Анголе разгорелась гражданская война, завершившаяся победой МПЛА, и независимость была провозглашена только 11 ноября 1975 года.
Таким образом, к концу 1975 года Португалия сохранила единственное владение — Макао. Город-остров у южного побережья Китая, где португальцы имели факторию с начала XVI века, получил административную и экономическую автономию, но остался в составе страны.
За 13 лет колониальных войн в Африке в армию были мобилизованы почти миллион португальцев, то есть каждый четвертый мужчина. По данным генштаба, более 8,8 тысяч них погибли, около 25 тысяч получили ранения.
«Поспешная деколонизация привела к тяжелым последствиям, — пишет Андрей К. Поляков. — Португалия в одночасье потеряла важный рынок сбыта и источник сырья, в том числе нефти. Для португальцев заморские земли имели особую цену. Туда можно было поехать, чтобы попытаться начать новую жизнь, там делались состояния, там воплощались мечты, там белые были хозяевами. Там не было такого сильного социального расслоения, нравы были проще и свободней».
Но едва ли не самым болезненным оказалось бегство португальских колонистов на историческую родину. «К власти пришли национально-освободительные движения, против которых колонизаторы почти полтора десятилетия вели войну, — отмечает Андрей К. Поляков. — Прежняя жизнь стала невозможной. На историческую родину хлынули потоки беженцев. За год число реторнадуш (возвращенцев) превысило полмиллиона. Для страны с 10-миллионым населением столь массовый исход стал тяжелейшим испытанием… Озлобленные беженцы, побросавшие в колониях имения, дома, машины, слуг, нуждались в материальной помощи и трудоустройстве… «Возвращенцы» ненавидели ДВС, считали «капитанов апреля» предателями родины. Бывшие колонисты стали опорой правых партий: Народно-демократической и особенно основанного в июле 1974 года национал-консервативного Социально-демократического центра, в рядах которого состояли сторонники режима Салазара-Каэтану».
Серьезным вызовом было сокращение численности армии, непомерно разросшейся в ходе колониальных войн. Она насчитывала 217 тысяч военнослужащих. По отношению к численности населения это больше, чем состояло в вооруженных силах Великобритании или Франции во время их колониальных кампаний, или в армии США в период войны во Вьетнаме.
Правые начинают и проигрывают.
Между тем, финансовые проблемы нарастали. В июле Всемирный банк отказал в кредите на 400 миллионов конту, что примерно соответствовало 2 миллиардам долларов. «Рост цен на продукты питания и товары первой необходимости съедал прибавки к жалованию, а революционные ожидания настраивали на непременное и постоянное улучшение условий жизни, — отмечается в книге. — По стране катился вал забастовок. Теперь они были законными».
Временный президент Спинола перешел в контратаку. Он призвал провести 28 сентября демонстрацию «молчаливого большинства». Противники левого правительства, создавшие к тому времени несколько правых партий, активно занялись ее подготовкой. Банки оказали им финансовую поддержку, а средства массовой информации разрекламировали предстоящее событие как едва ли не самое судьбоносное за все века существования государства. Обстановка быстро нагнеталась, и накануне демонстрации напоминала сводки о боевых действиях. В Лиссабоне начались стычки между сторонниками президента и правительства.
ДВС подняло верные части, Компартия, другие левые партии и профсоюзы мобилизовали своих сторонников. Они оперативно организовали блок-посты на дорогах, ведущих в столицу. Сплошная поверка въезжавших автомобилей выявила целый арсенал огнестрельного и холодного оружия. «Демонстрация молчаливого большинства» не состоялась.
Провал попытки правых сил взять реванш усилил позиции левого крыла в ДВС. Из Совета национального спасения и правительства были выведены сторонники Спинолы. 30 сентября президент ушел в отставку, пообещав стране в прощальной речи «неминуемые кризис и хаос». Освободившееся кресло занял генерал Франсишку да Кошта Гомеш. В тот же день было приведено к присяге третье временное правительство. Вашку Гонсалвеш остался премьер-министром, сохранили посты Алвару Куньял и Мариу Соареш.
Тем временем, социально-экономические проблемы продолжали нарастать. Росла безработица, падали переводы эмигрантов и поступления от туризма — две важнейшие статьи доходов, в прежние годы позволявшие не сводить баланс с дефицитом. Были заморожены цены на основные продукты питания и услуги.
Левые обвиняли в ухудшении экономического положения крупный капитал, который, безусловно, не горел желанием прийти им на помощь. На повестку дня встала борьба с саботажем. В ноябре был издан декрет, разрешавший вмешиваться в управление частными компаниями, если возникали сомнения в том, что ими руководили должным образом.
Полевение правительства и усиление роли ДВС в управлении страной вызывали все большее беспокойство как у традиционно важных для Лиссабона Бразилии и Испании, где у власти по-прежнему находились правые авторитарные режимы, так и у союзников по НАТО, прежде всего — США.
США выходят из тени.
Переворот в Лиссабоне американские спецслужбы и дипломаты проспали, констатируется в книге. Когда Вашингтон оказался лицом к лицу с новой реальностью, его первой заботой стала судьба военной базы на Азорских островах. После победы «Революции гвоздик» американцы начали просчитывать возможные места ее новой дислокации. Рассматривались Сенегал, Бразилия, Испания, Кабу-Верде… С точки зрения стратегического положения, новые варианты выглядели не столь привлекательно. Консульство США на Азорах вступило в контакт с местными правыми сепаратистами. Прорабатывался сценарий, предусматривавший их поддержку и признание независимости островов. Он был оставлен на крайний случай.
До отставки Спинолы Вашингтон занимал выжидательную позицию. Недовольство вызывало лишь включение в состав правительства коммунистов. Госсекретарь США Генри Киссинджер прекрасно понимал вынужденность привлечения Компартии к власти, необходимость переложить на нее часть ответственности за ухудшение социально-экономических условий, но даже самые разумные объяснения не могли устроить его в принципе. «Наибольшую озабоченность США в данный момент вызывает Португалия», — заявил он в июле 1974 года в интервью бразильской газете «Трибуна да импренса».
Глава американского дипломатического ведомства смотрел на происходящее с глобальных позиций. В начале 1970-х годов расстановка сил на международной арене складывалась для Запада неблагоприятно. «Киссинджер опасался, что выход из капиталистического лагеря маленькой Португалии мог нарушить всемирное равновесие, став самым слабым звеном в цепи, той самой неустойчивой костяшкой домино, падение которой увлечет за собой других и приведет к кардинальным изменениям на всем Европейском континенте, — поясняет Андрей К. Поляков. — Он хотел четко показать Португалии, а заодно Италии, Франции, Греции, Испании, где также были многочисленные компартии, что страна НАТО с коммунистами в правительстве не может рассчитывать на нормальные отношения с США». Позднее в мемуарах Киссинджер так обосновал свою позицию: «Опасность в Португалии усугубляло то обстоятельство, что одновременно христианские демократы в Италии под руководством Альдо Моро рассматривали возможность сформировать коалицию с Итальянской коммунистической партией, так называемый исторический компромисс… Если коммунисты займут место в любой из этих стран, это создаст ощущение неизбежности и облегчит включение коммунистов в правительства других стран НАТО. В условиях, когда Западный мир шатается от энергетического кризиса, на американское руководство легла тень от Уотергейта и протестов против Вьетнама, а советские лидеры подчеркивают изменение в «соотношении сил», феномен еврокоммунизма в Западной Европе может стать опасной тенденцией… Одно ясно: влияние компартий на Западе неприемлемо, какова бы ни была их умеренность или степень их независимости от России».
Карлуччи против Киссинджера.
Америка перешла в контратаку. В В ноябре США назначили нового посла Фрэнка Карлуччи, который прибыл в Лиссабон в январе 1975 года и первым делом сменил весь дипсостав. «Морской офицер, выпускник Принстонского университета специализировался на деятельности по изменению политических режимов и возвращению взбунтовавшихся стран в русло следования американским интересам,- пишет Андрей К. Поляков. — Он искренне полагал, что все, что хорошо для Америки, просто обязано быть хорошо и для любого другого государства».
Чтобы повернуть курс, которым следовала Португалия, Карлуччи сделал ставку на поддержку всех антикоммунистических организаций. Крайне правые и крайне левые поощрялись на совершение враждебных акций против коммунистов, а респектабельным и умеренным партиям оказывалась помощь в расчете на получение ими максимального результата на обещанных ДВС выборах.
В Лиссабон Карлуччи попал, поработав в Белом доме под началом будущего министра обороны Дональда Рамсфелда. Помощь бывшего шефа и его связи послу пригодились в противостоянии с Киссинджером. Госсекретарю положение казалось безнадежным. Он полагал, что Португалия уже потеряна и непременно окажется в социалистическом лагере. Вашку Гонсалвеша госсекретарь считал коммунистом и иронично добавлял, что в партию тот не вступает исключительно по причине скупости, чтобы не платить членские взносы. Перед лицом неизбежного Киссинджер предлагал организовать военное вторжение и превратить страну в устрашающий пример, чтобы, как он выразился, Португалия «послужила прививкой» для населения южных стран Европы, где также были сильны компартии и не исключалась возможность их прихода к власти.
Карлуччи думал иначе. Он был убежден, что, опираясь на «умеренных», то есть Социалистическую партию, положение можно спасти и без интервенции. «Не использовать военную силу, чтобы удержать выходящую из-под контроля страну в своем фарватере, было крайне желательно, — подчеркивает Андрей К. Поляков. — Это позволяло избежать политических издержек для образа США на международной арене, который в начале 1970-х годов и без того был изрядно запятнан».
Руководство социалистов во главе с Мариу Соарешем мгновенно нашло с американским послом общий язык. Лидер Соцпартии стал частым гостем на верхнем этаже резиденции американского посла, где в кабинете, защищенном от прослушивания, он мог свободно обсуждать любые темы.
Страна левеет на глазах.
Ход событий в Португалии не мог не внушать в Вашингтоне тревоги. 11 марта 1975 года сторонники Спинолы предприняли попытку переворота. По подозрению в участии в заговоре были арестованы больше сотни военных. Спинола вместе с женой и полутора десятками офицеров на вертолетах бежал в Испанию. Попытка путча, предпринятая правыми, развязала руки левому крылу ДВС и дала зеленый свет радикальным реформам, направленным на построение «португальского социализма». Новое общество предполагалось строить не только и не столько по лекалам СССР и других восточноевропейских стран, сколько с учетом опыта латиноамериканских и африканских государств социалистической ориентации, таких как Куба, Чили, Алжир.
Вечером 11 марта собралась Ассамблея ДВС во главе с президентом страны Коштой Гомешем. Некоторые военные пришли с оружием. Раздавались призывы по горячим следам поставить к стенке всех офицеров, участвовавших в попытке путча, но они не встретили понимания у большинства.
Дальнейшие события вошли в историю как «жаркое лето» — самое длинное лето в истории, захватившее большую часть весны и осени. Первые судьбоносные решения были приняты уже в следующие недели. 14 марта президент Кошта Гомеш подписал декрет о создании Революционного совета, который стал высшим законодательным, судебным и исполнительным органом страны. В марте правительство Вашку Гонсалвеша утвердило предложенную Ассамблеей ДВС национализацию банков и страховых компаний. В апреле был издан декрет о национализации основных отраслей экономики.
Национализация затронула большой бизнес. Средние и мелкие фирмы государство брало под контроль только в случае возникновения угрозы их банкротства. В стороне остались и иностранные компании. Их филиалы продолжали работать на прежних правах. Португальские власти учли свежий опыт Чили, где попытка стряхнуть с себя зависимость от иностранного капитала закончилась плачевно.
Север и юг — понятия политические.
25 апреля 1975, ровно год спустя после «Революции гвоздик», состоялись выборы в Учредительное собране. Явка составила почти 92 процента. Такого энтузиазма страна никогда больше не испытывала. Наибольшее представительство в Учредительном собрании получила Соцпартия, набравшая почти 38 процентов. Вторую по численности фракцию сформировала Народно-демократическая партия, за которую проголосовали больше 26 процентов избирателей. Третьими стали коммунисты с 12,5 процентами, четвертыми — Социально-демократический центр с 7,6 процентами. «Выборы показали, что большинство португальцев выступали за построение социализма, — констатирует Андрей К. Поляков. — В то же время, результаты голосования свидетельствовали о предпочтении электоратом умеренного социал-демократического варианта, с которым ассоциировалась Соцпартия».
Поддержка населением правых и левых партий имела четко выраженное территориальное деление, отмечается в книге. Народные демократы и Социально-демократический центр господствовали на севере, социалисты — в центре и на юге, коммунисты — в промышленных пригородах Лиссабона и в южной провинции Алентежу. В целом, такая расстановка сил, при которой север достается правым, а юг — левым, сохраняется до сих пор.
Север, где проживало две трети населения, традиционно считался самой консервативной частью страны. Промышленность там, в основном, состояла из мелких и средних предприятий и мастерских, где господствовали патриархальные отношения. Крестьяне или имели собственные наделы, или брали землю в долгосрочную аренду. Трудящиеся крепко держались за собственность и работу. Многие оставались на одном месте всю жизнь.
Большинство южан, живших в сельской местности, трудились наемными сезонными рабочими у латифундистов. 6 процентов собственников владели 73 процентами земли. Батраки не были привязаны к определенному участку земли, так же, как и рабочие — к своему станку. Крупнейшие заводы и фабрики тоже были на юге. Их работники массово состояли в мощных, боевитых профсоюзах, которые после революции стремились диктовать хозяевам свои правила. Существенная часть жителей крупных городов и Алентежу не были верующими.
На севере продолжала пользоваться беспрекословным влиянием Католическая церковь, с которой у ДВС отношения не сложились. В 1975 году север стал оплотом сил, боровшихся с левым крылом ДВС и Компартией силовыми методами. После провала путча 11 марта там начало действовать вооруженное Демократическое движение за освобождение Португалии Спинолы, состоявшее из кадровых военных. В координации с ней выступала террористическая организация Армия освобождения Португалии, составленная с помощью бывших сотрудников политической полиции Салазара ПИДЕ. Она имела легальное представительство в Мадриде. Кроме того, по благословению Католической церкви возникло Движение Марии да Фонте, названное в честь героини крестьянского восстания XIX века. Оно привлекло в свои ряды тысячи сельских жителей и стало массовым.
Рукотворное жаркое лето.
Апогей противоборства пришелся на июль-август. В эти месяцы три ультраправые экстремистские организации совершили сотни акций, среди которых были взрывы бомб, убийства левых активистов, погромы и поджоги отделений Компартии, избиения ее членов и сторонников. Страна оказалась на грани гражданской войны. На юге Компартию атаковали с противоположного фланга. Бурную деятельность развили ультралевые группировки типа Революционной партии пролетариата — Революционные бригады и Лиги революционного союза и действия. «У них неожиданно появились значительные финансовые средства, позволявшие проводить широкие рекламные кампании и дискредитировать левую политику сверхрадикальными лозунгами, представлявшими ее в абсурдном, глупом и отталкивающем виде», — констатируется в книге.
Соцпартия тоже активизировалась. Победа на выборах в Учредительное собрание еще не означала окончательного перелома, так как коммунисты располагали поддержкой части военных, а политика правительства Вашку Гонсалвеша шла в их русле. Киссинджер назвал эти выборы «конкурсом, не имеющим значения». Мариу Соареш с таким выводом согласился.
Социалисты отмежевывались от союза с Компартией, которая не раз его предлагала, шли на обострение, раздували противоречия, изыскивали конфликты, делая все, чтобы любые формы сотрудничества стали невозможны. Так, 1 мая 1975 года Мариу Соареш демонстративно покинул стадион во время праздничного митинга и провел собственный, обвинив ДВС и Компартию в том, что его изгнали с трибуны.
На международной арене тучи сгущались давно. НАТО перенесла на более поздний срок заседание Группы ядерного планирования, объяснив это опасением утечки информации из-за присутствия коммунистов в португальском правительстве. Президент Кошта Гомеш был вынужден уведомить Госдепартамент о приостановке участия в этом руководящем органе альянса. Лиссабон боялся, что не сегодня — завтра его настоятельно попросят покинуть и саму организацию. Уверения португальских политиков о приверженности международным обязательствам не принимались.
На Азорских островах внезапно буйно расцвели сепаратистские настроения. В апреле в Лондоне был создан Фронт освобождения Азор. В мае на саммите НАТО президент США Джеральд Форд прозондировал у европейских коллег почву относительно их реакции на поддержку американцами независимости архипелага. В июле административный центр островов Понта-Делгада сотрясла многотысячная манифестация сторонников отделения. В августе было создано вооруженное крыло фронта, разгромлены местные отделения левых партий.
«Европейцы были не в восторге от американской затеи поддержать азорских сепаратистов, — поясняет Андрей К. Поляков. — Они считали, что такие резкие недружественные шаги лишь усилят позиции коммунистов и подтолкнут страну в объятия СССР. В Европе предпочитали действовать тоньше, не прибегая к военной силе».
Осторожный Брежнев.
В июле Совет министров ЕЭС обусловил предоставление кредитов прогрессом Португалии на пути построения «настоящей демократии». Работа велась и с СССР. Советскому руководству намекали, что поведение Москвы на португальском направлении будет рассматриваться как доказательство серьезности намерений и приверженности развитию добрых отношений с Западом в целом.
В августе 1975 года в Хельсинки предстояло подписание Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Советское руководство считало его ключевым документом, подводившим правовую основу под достижения политики разрядки международной напряженности и создававшим условия для мирного сосуществования государств с различным общественным строем. Иными словами, закреплявшим сложившееся соотношении сил в Европе, узаконивавшим существование социалистических стран и превращавшим их в такие же полноправные субъекты международного сообщества, как и капиталистические.
«Рисковать обострением отношений со всей Западной Европой советское руководство не собиралось, — подчеркивает Андрей К. Поляков. — Это стало очевидно в октябре, когда президент Кошта Гомеш совершил четырехдневный визит в СССР. В ходе беседы с генеральным секретарем ЦК КПСС Леонидом Брежневым генерал, прошедший военную стажировку в США, попытался объяснить советскому руководителю причины, по которым его страна продолжает оставаться в западных структурах, и встретил полное понимание. Более того, Леонид Ильич сам четко обосновал гостю, почему Португалии и дальше следует оставаться в орбите Запада. В качестве доводов он привел ее географическое положение, членство в НАТО, приверженность подавляющего большинства жителей католичеству. Напомнив, что Хельсинкский заключительный акт предусматривает сохранение баланса сил между НАТО и Организацией Варшавского договора, а выход Португалии из западного военного блока может нарушить равновесие, генсек расценил такую возможность как негативный сценарий».
Когда Кошта Гомеш беседовал с Брежневым, Вашку Гонсалвеш уже не был премьер-министром. Глава правительства не пережил «жаркого лета». Его последний кабинет пал в конце августа в результате борьбы в руководстве ДВС.
Бомба девяти.
7 августа был обнародован «Документ девяти» — манифест умеренного крыла ДВС, объявивший о несогласии с политикой правительства. В нем отвергались как «модель социалистического общества по типу восточноевропейской» для которой характерен «бюрократический дирижизм, типичный для тоталитарных режимов», так и западноевропейская социал-демократическая модель, потому что «португальские проблемы не могут быть преодолены воспроизведением классических схем развитого капитализма». Документ призывал к построению социалистического общества «в условиях политического плюрализма» с сохранением «свобод, прав и основных гарантий». В нем осуждались чрезмерно быстрые темпы национализации, предлагалось укреплять отношения с ЕЭС.
Посол США Фрэнк Карлуччи знал о содержании «Документа девяти» заранее. Он регулярно встречался с его автором Мелу Антунешем — одним из идеологов ДВС. Американский дипломат сразу высоко оценил потенциал «документа». «Несмотря на революционную риторику и отрицание западноевропейской социал-демократии, в нем, по сути, содержался призыв идти именно этим путем, — отмечает Андрей К. Поляков. — «Документ девяти» отвергал восточноевропейскую модель во главе с СССР и возвращал Португалию в лоно коллективного Запада во главе с США». Карлуччи назвал заявление «бомбой» и отправился в Вашингтон убеждать Киссинджера в том, что у Португалии есть шанс.
8 августа в парижской газете «Либерасьон» появилось «Письмо к португальскому народу» бывшего агента ЦРУ Филипа Эйджи. В нем он уверял, что в ближайшие месяцы США будут стремиться создать в стране обстановку хаоса, чтобы обвинить в этом левых и привести к власти своих союзников из числа «умеренных» военных и политиков.
14 августа ультралевая фракция ДВС обнародовала свой документ, в котором раскритиковала как «Группу девяти», так и коммунистов. 29 августа ЦРУ подготовило меморандум под красноречивым названием «На шаг ближе к гражданской войне». Он стал итогом командировки в Португалию заместителя директора разведывательной организации Вернона Уолтерса. Не исключая скатывания страны к полномасштабному вооруженному конфликту, меморандум оставлял возможность для мирного урегулирования, уповая на «антикоммунистическую фракцию Мелу Антунеша». Рассчитывали США и на социалистов. Мариу Соареш попросил Уолтерса о понимании и политической поддержке, а тот счел, что с помощью Соцпартии возможно контролировать обстановку.
Обстановка накалилась до предела. В сентябре, октябре и ноябре все политические силы предпринимали максимум возможного, чтобы склонить победу на свою сторону. Некоторые акции поражали, хотя португальцы за эти горячие полтора года, казалось бы, должны были привыкнуть ко всему. Протесты собирались по любому поводы, вплоть до митингов студентов против оценок и экзаменов, или манифестации феминисток, побросавших в мусорные баки символы женского закрепощения: кастрюли, сковородки и… бюстгальтеры. Военные, не смущаясь формой, проводили собственные манифестации. Взрывались бомбы, на Азорах сепаратисты действовали уже в открытую. В воинских частях шли собрания, дебаты и склоки. «Время бежало все быстрее, пока не пустилось вскачь, как в первые революционные дни», — отмечает Андрей К. Поляков.
Что угодно, только не союз с коммунистами.
19 ноября президент Кошта Гомеш встретился с американским послом Фрэнком Карлуччи, а премьер-министр Пиньейру де Азеведу — с советским послом Арнольдом Калининым. 22 ноября глава государства пригласил во дворец Мариу Соареша и предложил ему создать совместное правительство с коммунистами. Лидер социалистов «категорически» отказался, заявив, что такой вариант «отвечает интересам только коммунистов».
«Двери перед очередным переворотом были распахнуты», — констатирует Андрей К. Поляков. 24 ноября Революционный совет, где большинство теперь принадлежало близким к Соцпартии членам «девятки», утвердил отставку лидера ультралевой фракции ДВС Отелу де Карвалью. Рано утром 25 ноября военнослужащие парашютного полка с авиабазы Танкуш заняли расположенные близ Лиссабона авиабазы, штаб первого округа ВВС, а затем и телевидение. Это были те самые парашютисты, которые в марте участвовали в попытке путча генерала Спинолы. Тогда они выступали на стороне правых, но за прошедшие месяцы обстановка радикально изменилась. В ноябре 1975 это был самый революционный полк, находившийся в непримиримом противоречии с командованием ВВС, то есть представителями «девятки». Оно пыталось его расформировать, отказалось выплачивать жалование, грозило отключить электричество, как будто специально подбивая на бунт.
Телевидение изменило программу, начало показывать плакаты ДВС и транслировать революционные песни и марши. Затем на экране появился бородатый военный, но толком ничего не объяснил. «Бунт парашютистов производил впечатление случайного всплеска революционной стихии, какой-то безалаберной, беспомощной, дурно сыгранной импровизации, — отмечает Андрей К. Поляков . — Очевидно, таковой он, в значительной степени, и являлся. Бунтовщики не предъявили миру ни командования, ни координации, ни программы. До сих пор, по прошествии почти полувека, португальцы спорят о том, кто стоял за ноябрьскими событиями, и что же это было на самом деле».
«Група девяти» и ее сторонники к такому развитию событий были подготовлены. Умеренная фракция ДВС располагала заблаговременно разработанным планом действий и преданными частями, которыми руководил штаб. Он начал действовать сразу после получения известий о захвате парашютистами баз. Парашютисты сдались без боя. Помимо бронетехники, действия штаба поддерживала авиация. Накануне захвата авиабаз самолеты, словно о предстоящих событиях их командование знало заранее, были переброшены на северные аэродромы.
Лидер ультралевых Отелу де Карвалью, который в мятеже не участвовал, лишился всех постов. Революционный совет и вооруженные силы перешли под контроль «Группы девяти» во главе с Мелу Антунешем. Были арестованы около двухсот офицеров. На ключевые посты пришли ставленники «девятки».
«Странный полумятеж ультралевых имел ключевое значение для дальнейшей истории страны, — делает вывод Андрей К. Поляков. — Он подвел черту под периодом метаний и революционных экспериментов, ознаменовал начало последовательного движения в сторону европейской интеграции в рамках евро-атлантического союза во главе с США. На этом пути Португалию поджидали ямы и ухабы, порой она оступалась, но продолжала идти в выбранном направлении и больше с него не сворачивала».
Волшебное успокоение.
После ноябрьского переворота стали быстро налаживаться отношения не только с Европой, но и с США. «Вашингтон прекратил поощрять антиправительственные силы и переключился с разрушения на созидание», — констатируется в книге. США выделили кредит на 300 миллионов долларов и создали международный консорциум, предоставивший Португалии гарантии на 1,5 миллиарда долларов, за 550 миллионов из которых поручились американцы. Кроме того, стране открылся доступ к кредитам Международного валютного фонда и Всемирного банка. Не забыли американцы и о военных нуждах. Вашингтон выделил 30 миллионов долларов на создание воздушно-десантной бригады для ее последующей интеграции в силы НАТО.
«Словно по волшебству, сошла на нет террористическая деятельность ультраправых, — пишет Андрей К. Поляков. — После парламентских выборов Антониу де Спинола объявил о роспуске Демократического движения за освобождение Португалии. Зачехлили оружие и другие правоэкстремистские группировки. Армия освобождения Португалии исчезла весной 1976 года, как будто ее никогда не существовало. Бесследно растворилось многотысячное Движение Марии да Фонте. Утихомирились и сепаратисты на Азорских островах. В них отпала нужда. Судьбе американской военной базы больше ничто не угрожало даже теоретически».
25 ноября коммунисты, в отличие от прошлых попыток правых переворотов, никак себя не проявили. Они не выводили своих сторонников на улицы, не задействовали военных, разделявших их идеи. Много лет спустя, говорится в книге, появились свидетельства о том, что накануне выступления парашютистов Мелу Антунеш встречался с генсеком Компартии Алвару Куньялом в частном доме, но оба отрицали, что в итоге переговоров была заключена какая-либо сделка.
Бездействие коммунистов не спасло их от обвинений в планировании переворота. В Португалии многие до сих пор убеждены, что в ноябре 1975 года была сорвана попытка Алвару Куньяла установить коммунистическую диктатуру. «На самом деле, ничего похожего коммунисты не планировали, — подчеркивает Андрей К. Поляков. — Переждав окончание разборок между фракциями ДВС, они полагали, что избавились от ультралевых и теперь могут продолжать революционный процесс, сосредоточившись на борьбе с правыми, о чем свидетельствуют материалы созванного в декабре 1975 года пленума партии… Как показало время, анализ, проведенный коммунистами, выдавал желаемое за действительное. 26 ноября португальцы проснулись в другой стране».
Правые и их союзники, не теряя времени, взялись за укрепление контроля над вооруженными силами и средствами массовой информации. Иллюзию продолжения революционного процесса создавали некоторые меры, продолжавшие политику предудащих левых правительств. Крупнейшей победой считали левые принятие Конституции Португальской Республики, одобренной Учредительным собранием 2 апреля 1976 года.
Уже в преамбуле нового основного закона упоминался социализм как цель, к которому должна стремиться Португалия. В первой же статье говорилось о строительстве бесклассового общества. В конституции содержались положения о необратимости национализации, об обязанности государства провести аграрную реформу, о необходимости экономического планирования и ликвидации частных монополий.
И кто тут у нас Керенский?
«Текст конституции вполне устраивал коммунистов, его принятие приветствовали в СССР как доказательство сохранения перспективы строительства социалистического общества, — пишет Андрей К. Поляков. — В действительности, это был документ, подводивший черту под прошлым, а не пролагающий пути в будущее. Конституция сформулировала и законодательно оформила перемены, которые «Революции гвоздик» сделала неизбежными: демонтаж репрессивного аппарата, предоставление политических свобод и социальных гарантий, ослабление контроля над экономикой горстки богатейших семей. Но когда на повестку дня встал вопрос о смене строя и переходе от капитализма к социализму, страна, поколебавшись, отпрянула назад. Португальцы отказались от радикальных решений, грозивших гражданской войной и, тому же, суливших большие неприятности в отношениях с традиционными союзниками. Что касается революционных формулировок и левой фразеологии, пронизывавших конституцию, то она в то время была в Португалии общепринятой. Умеренные и даже правые политики быстро приспособились к новому языку и пользовались им не менее виртуозно, чем их левые оппоненты. Социализмом клялись все, кто в те бурные годы не хотел оказаться на обочине политического процесса».
Во вторую годовщину революции 25 апреля 1976 года прошли первые выборы в Собрание республики (парламент). Вновь победила Соцпартия, получившая 35 процентов голосов. После публикации итогов Мариу Соареш с полным правом мог повторить о себе то, что сказал после ноябрьского кризиса 1975 года: «Я — первый меньшевик, победивший большевиков». Фраза стала ответом на сомнения, высказанные ему Генри Киссинджером в 1974 году, напоминает книга. «Вы — Керенский, — без обиняков заявил тогда госсекретарь США Соарешу, сравнивая будущее министра временного правительства Португалии с незавидной судьбой главы временного правительства России, свергнутого большевиками. — Я верю в вашу искренность, но вы наивны». Соареш воскликнул: «Разумеется, я не хочу быть Керенским». «Керенский тоже не хотел», — бросил в ответ Киссинджер.
Госсекретарь признал ошибку. В январе 1976 года, принимая Соареша в Госдепартаменте, Киссинджер устроил ему торжественную встречу и извинился: «Хочу, чтобы вы знали, что я восхищаюсь ролью, которую вы сыграли в прошлом году, — сказал американский политик. — Вы проявили большую смелость в очень сложных обстоятельствах… Должен сказать — то, что вы сделали, меня поразило. Должен это признать. Я не часто ошибаюсь в расчетах».(с)
(Книгочей @ 23-04-2023 - 10:40) Может быть не только "бархатная" революция. Как шпион стал "убитым студентом" и спровоцировал Бархатную революцию: "В ноябре 1989 года Восточная Европа избавлялась от навязанного Советским Союзом коммунистического режима. В тогдашней Чехословакии эти дни получили название "Бархатная" или "Нежная" революция, потому что обошлось без жертв. Одним из катализаторов ноябрьских событий стала новость о якобы убитом полицией студенте. Затем начавшаяся студенческая забастовка обернулась отставкой коммунистов.
скрытый текст
"Бархатная революция" меньше, чем за две недели снесла коммунистический режим, продержавшийся в Чехословакии не одно десятилетие. Такого поворота не ожидали ни власти, ни спецслужбы, ни сами диссиденты, хотя люди выходили с протестами на улицы Праги и других чехословацких городов с января 1989 года, и с каждым разом их становилось все больше.
"После того января удивительным образом этим заинтересовалось много людей. Появилась петиция об освобождении Вацлава Гавела – и ее подписали сразу несколько известных актеров: тех, кто нормально играл, им не было запрещено работать. Подписывались и другие – известные музыканты, певцы", – рассказывает Владимир Ганзел.
Ганзел в 1989-2003 годы был личным секретарем Вацлава Гавела. Будущий первый президент Чешской республики и его соратники планировали масштабную акцию на декабрь. 17 ноября Гавела даже не было в Праге, он уехал за город, ведь каждый раз полиция задерживала его по дороге на акцию протеста. Ни Вацлав Гавел, ни его секретарь еще сутки не догадывались, что студенческие протесты запустили цепь событий, которая в итоге привела их обоих в Пражский Град.
"У нас с Гавелом была договоренность: он всегда звонил мне в 9 вечера, обычно мы обсуждали всякие текущие вещи. Но в этот раз он знал, что я ходил на акцию, и должен был расспросить меня о том, что я видел, и что делал", – вспоминает Владимир Ганзел.
Вечером 17 ноября по Праге покатился слух о том, что во время разгона демонстрации полиция убила одного из протестующих студентов. Слух распространяла смотрительница одного из университетских общежитий. Убитого студента якобы звали Мартин Шмид. Некоторые участники демонстрации говорили, что видели, как полицейские несут неподвижное тело в карету скорой помощи. На следующий день об этом сообщило Радио Свободная Европа.
На самом деле, никакого Мартина Шмида не существовало. Точнее, на физмате Карлова университета учились сразу два студента с этим именем, но ни один из них на демонстрацию не ходил. Роль убитого сыграл сотрудник службы госбезопасности Чехословацкой ССР Людвик Жифчак. К этому моменту он уже несколько месяцев как внедрился в студенческое движение и докладывал начальству – службе госбезопасности – о настроениях диссидентов.
"Я получил на вымышленное имя паспорт и загранпаспорт, все это получил, и меня отправили к студентам в Высшую горно-металлургическую школу в Остраве. Там я официально стал студентом, сдал экзамены, все, что от меня требовалось. А после этого стал участвовать уже в собраниях в Праге, где было сердце диссидентского движения", – рассказывает Жифчак.
Семья и друзья Жифчака считали, что он работает в дорожной полиции. После того, как коммунистический режим пал, начальство сделало ему паспорт на имя Милана Ружички, выдало чуть больше двухсот рублей советских денег и выписало билет до Москвы. Однако он никуда не поехал.
Живчак настаивает на том, что слух о смерти Мартина Шмида был хорошо спланированной спецоперацией службы госбезопасности, но расследование парламентского комитета Чехословакии это не подтвердило. Кроме того, после революции он продолжал работать под прикрытием под именем Милана Ружички, пока его не раскрыли.
"Через три дня после того, как я об этом узнал, ко мне пришли солдаты, и отвезли меня в Оломоуц, где я сидел в тюрьме. Четыре месяца примерно я был в тюрьме в одиночной камере. Ну и дальше все пошло по накатанной", – рассказывает Людвик Жифчак.
Сам Живчак говорит, что не называл имен и от его действий никто не пострадал. Впрочем, некоторых сотрудников госбезопасности, действительно преследовавших оппозиционеров, оказалось трудно привлечь к ответственности. Одному из основателей политического движения "Чешские дети", например, пришлось ждать этого 25 лет.
"Меня просто забрали из Праги, прямо с демонстрации, увезли за 40 километров от города в лес. Вытащили из машины и избивали. Во второй раз на меня напали на Бартоломейской улице возле главного здания госбезопасности в Праге и требовали, чтобы я рассказал, к чему готовятся чешские дети", – рассказывает писатель Петр Плацак.
Нападавших на Петра Плацака сотрудников службы госбезопасности осудили только в 2014 году. Люстрация тоже затронула далеко не всех: закон о ней хоть и был принят, но, по оценкам правозащитников и диссидентов, сработал далеко не для всех, кто сотрудничал с коммунистическим режимом. За люстрацию выступал парламент, против – последний чехословацкий и первый чешский президент Вацлав Гавел.
Новость об убитом полицией студенте, в которую после жесткого разгона демонстрации легко было поверить, послужила катализатором дальнейших событий. Сначала забастовку в знак протеста объявили студенты и актеры. Всего через два дня после демонстрации, 19 ноября, Вацлав Гавел создал движение "Гражданский форум". Оно объединило всех диссидентов и оппозиционеров.
В Праге и Братиславе протесты набрали силу: на улицы вышли сотни тысяч человек, забастовки по всей стране продолжались. В конце ноября Чехословакия отменила статью Конституции о ведущей роли коммунистической партии. Еще через несколько дней ушел в отставку Густав Гусак – бессменный лидер страны после военного вторжения 1968 года. Чехословакии был нужен новый президент.
"Когда дело дошло до выборов президента, Вацлав Гавел позвонил людям из самого ближнего круга, в том числе и мне, и сказал: "Я слышал, вы со мной закончили, и я дальше должен сам. Так вот, друзья, если вы думаете, что я буду в Пражском Граде один с людьми бывшего президента Гусака, забудьте эту мысль. Я тогда кандидатом не буду, президентом не буду и в Пражский Град не пойду", – вспоминает Владимир Ганзел, секретарь Вацлава Гавела.
В эссе о борьбе с тоталитаризмом под названием "Сила бессильных" Вацлав Гавел писал о том, что даже самые незначительные акты сопротивления могут сломать систему. Диссиденты, выходившие на улицы в дни "Бархатной революции" даже не представляли, что следующие 15 лет управлять страной будут именно они."(с)