Альбом "Амазонки".

Любой древний греческий городок может похвастать, что создан если не богом, так хотя бы героем или – на худой конец – царем, ведущим род от богов. Аргос, расположенный в очень удачном месте – на равнине Арголиды у подножия горного хребта между холмами Лариса и Аспис, в километре от Лернейских болот и в пяти от Навплийского залива, – не исключение. Его, по легенде, основал Инах, сын Океана и Тефиды.

Цитадель Форонея

Поначалу город назывался Фороней, или Фороникон Асты, то есть «цитадель Форонея». Фороней был сыном Инаха и вторым по счету царем. Он возвел храм Геры. На его сыне, бездетном Алисе, династия пресеклась. Аргос, сын Зевса и сестры Аписа Ниобы, четвертый царь, пере именовал город в свою честь и построил храм Деметры. Легендарная история Аргоса на этом не кончалась.

С этим городом связан миф о царе Данае и данаидах. Этот узурпатор трона явился в Аргос из Египта. Некогда ему было предречено, что он умрет от руки своего зятя, потому он и сбежал на чужбину. Но выдавать дочек замуж все равно пришлось. Тогда Данай решил схитрить и выдал девушкам колюще режущие инструменты, чтобы уничтожить угрозу прямо на брачном ложе. Все дочки исполнили наказ отца. Только одна Гипермнестра отказалась. Отец думал ее публично казнить, но судьи ее оправдали. Потом предсказание все же сбылось: супруг Гипермнестры случайно убил тестя во время состязаний. Другой аргосский миф вы помните, наверное, с детства. Это миф о Персее и горгоне Медузе. Персей, отрубивший мечом голову этой опасной твари, был внуком царя Аргоса Акрисия, а потом и сам какое то время правил городом. Имел прямое от ношение к Аргосу и Геракл. Царем он, правда, не был, но по преданию он родом из Аргоса. А вот праправнук Геракла Темен после завоевания Арголиды стал по жребию царем Аргоса. И его потомки Адраст и Диомед – герои мифов – тоже были царями. Первый прославился неудачным «Походом семи» на Фивы, во втором походе спустя 10 лет все же захватил город, но потерял сына, занемог и от горя умер. Второй был участником Троянской войны, трижды пытался убить Энея, нанес рану принявшему человеческое обличье богу Аресу, проник в Трою внутри того самого деревянного коня, то есть совершил массу подвигов, вернулся в Аргос, был оттуда изгнан, скитался по Греции и Италии и в конце концов был убит.

Меры и весы царя Фидона

Все, что рассказывали греческие мифы о микенской эпохе, нужно воспринимать с большой осторожностью. Но в те времена Аргос занимал по значимости второе место после Микен. Недаром Аргос упомянут в поэмах Гомера, а в «Одиссее» даже появляется корабль «Арго», построенный корабельщиком из Аргоса, а плывут на нем за золотым руном в Колхиду – аргонавты. Но более правдивые сведения об Аргосе дают сочинения античных историков только с VIII-VII века до нашей эры. Именно тогда в Аргосе правил царь Фидон, который упорядочил и законодательно закрепил систему мер и весов. Меры длины, принятые при Фидоне, выглядели так: наименьшая величина – палец, ладонь – 4 пальца, пядь – 12 пальцев, ступня – 4 ладони, локоть – 2 пяди, охват – 4 локтя или 6 ступней, стадий – 100 охватов. Объем измерялся начиная от киафа, то есть черпака, и далее по возрастающей: кружка – 6 черпаков, дневной паек зерном – 4 кружки, кувшин – 12 кружек, амфора для вина – 12 кувшинов, бочка для зерна – 48 дневных пайков. Меры веса стали просто необходимостью после появления монет, наименьшей единицей был обол (вес 12 зерен ячменя), далее – драхма – 6 оболов, мина – 100 драхм, талант – 60 мин.

Время правления Фидона, несмотря на то что тот делал это жестко и неповиновения не терпел, почему и считался в Греции тираном, было для Аргоса золотым веком. Фидон завоевал почти всю Арголиду, Эгину, восточный берег Лаконики, Киферу и, к ужасу греков, ввел свое войско в священную Олимпию, взяв под свой контроль проведение Олимпийских игр. У города практически не было конкурентов, а тех, кто мог бы Аргосу противостоять, Фидон подавлял. Только разобраться с Коринфом ему не удалось. В тот самый момент, когда он готовил военный поход, враждебно настроенная к тирану элита взбунтовалась.

Составился заговор. И Фидон был убит. Сразу после его смерти владения Аргоса стали таять, чем и воспользовалась рвущаяся к доминированию Спарта. И спартанцы вскоре показали, чего стоят впитанная с молоком матери верность отечеству и строгая дисциплина.

Правда, и аргоссцы иногда показывали чудеса храбрости. Когда спартанский царь Клеомен решил завоевать Аргос и практически уничтожил его войско на подступах к городу, защищать Аргос стали его женщины. А во главе их была маленькая, хрупкая и слабая здоровьем аргосская поэтесса Телесилла. Клеомен, подойдя к стенам, увидел там женщин, одетых в доспехи, пожертвованные храмами, и вооруженных кто чем. Город он брать не стал. Потому что позор для воина сражаться с женщинами. А аргоссцы поставили в храме Афродиты статую Телесиллы – в доспехе, шлеме и с книгой. Более того, с тех пор они отмечали спасение Аргоса каждый год: мужчины переодевались в женскую одежду, женщины – в мужскую. Женщины Аргоса были бесстрашны и предприимчивы. В V веке до нашей эры, когда город в очередной раз воевал со Спартой, олигархи создали мощную армию в 1000 человек. Солдаты от нечего делать пили вино и насиловали женщин. Один такой пьяный герой по имени Бриант решил обесчестить чужую невесту накануне свадьбы.

Девушка в отместку выколола ему кинжалом глаза. Горожане, узнав о случившемся, подняли бунт и перебили всю эту армию насильников. А вдобавок свергли и олигархический режим, установив демократию как в Афинах!

Пиррова погибель

В эпоху Александра Македонского Аргос давно уже был обычным греческим полисом, ничем особо не выдающимся. Разве что цари Македонии и сам Александр вели, по легенде, происхождение от самого Геракла. И горожане считали Александра почти родственником. Александр тоже помнил о легендарной «прародине» и никаких притеснений Аргосу не чинил. Миновала Аргос и участь других греческих городов, разоренных во время войн диадохов. Но в 272 году до нашей эры на Пелопонесс вторгся царь Эпира Пирр. Его главной целью была Спарта, но по пути он решил напасть и на Аргос, где шла очередная распря, и один из противников задумал ее решить с помощью солдат Пирра. Даже открыл с наступлением темноты ворота, чтобы тому не пришлось штурмовать стены. Однако впереди его войска шли боевые слоны, и они никак не проходили в ворота, пришлось снимать с них башни, внезапность атаки была упущена, а улицы были узкими и темными, так что возникла страшная путаница. На рассвете Пирр увидел, что город захвачен – но его врагами. Во время уличного боя он стянул с головы мешавший ему шлем, в этот момент какая-то женщина метнула в него черепицу с крыши. Так в Аргосе погиб Пирр, царь Эпира.

Впрочем, радоваться победе аргоссцам долго не пришлось. В 146 году до нашей эры греческие города были завоеваны Римом, а в 27 году до нашей эры включены в состав римской провинции Ахея. Ни о какой самостоятельности больше и речи не шло. История Аргоса тесно сплелась с историей Римской империи, а после ее падения – с историей средневековой Европы. В 1397 году город был захвачен турками, и почти все население вырезали или продали в рабство. С 1463-го по 1821 год, за исключением недолгого времени, когда Аргос был отбит венецианцами, он находился в составе Османской империи. После победы Греции в войне за независимость одно время его даже хотели сделать столицей, но это до глубины души возмутило Людвига I Баварского, отца греческого короля Отгона I. Больше шансов вернуть былое величие у Аргоса никогда не было. Но и без столичного титула он может гордиться своей древностью. Ему около 4 тысяч лет, а может, и больше."(с)

Источник: https://mir-znaniy.com/argos-legendarnyj-gr...kov-zhenshhiny/

Тайнами окутана уже сама дата рождения. Известно только, что девушка родилась в 1922 г. (число и месяц рождения неизвестны). Относительно ее места рождения имеются разногласия. К примеру, согласно словам председателя белорусской комиссии по увековечению памяти погибших в годы Великой Отечественной войны воинов и партизан Музы Николаевны Огай, Александра Самусенко — уроженка Жлобинского района Гомельской области. Она родилась в деревне Святое (теперь Кирово). По другим данным, она родилась в Чите. Именно Чита как место рождения Александры Самусенко фигурирует в книгах памяти, а также в информации о безвозвратных потерях и наградных ведомостях на нее.

Под вопросом и ее национальность. На первый взгляд, Самусенко — уроженка Белоруссии, которая могла вместе с семьей в младенчестве перебраться в Читу или по каким-то причинам стала указывать этот город как место своего рождения. Согласно приказу об отчислении из списков личного состава 1-й танковой бригады, ее мать — Давиденко Евдокия Ивановна. Фамилии Самусенко и Давиденко наводят на мысль о том, что она белоруска или украинка. Однако в наградных листах на Орден Красной Звезды и Орден Отечественной войны II степени в графе национальность указано «татарка». При этом фамилии Самусенко и Давиденко нельзя отнести к татарским, как и имя ее отца — Григорий. Еще одна странность заключается в том, что местом жительства матери погибшей девушки значится Москва (Большая Ордынка).

По какой причине девушка неожиданно оказалась записана татаркой и что произошло с ее семьей в предвоенные годы, сегодня узнать уже не удастся. Странным является и тот факт, что Александра Самусенко с 1934 г. (по другим данным, с 1935-го) являлась воспитанницей в частях Красной Армии. По сути, она стала дочерью полка. Как получилось так, что с возраста 12 лет девочка связала свою судьбу с армией, мы также не узнаем. Возможно, ее родителей постигло какое-то несчастье. Может быть они были репрессированы (но тогда трудно поверить в то, что девочку взяли бы на воспитание в части РККА), а может быть, погибли.

Возможно, в Чите служил ее отец, который также мог быть танкистом, а в будущем девушка решила пойти по его стопам. Но определенно в 1934 г. произошло что-то трагическое, что круто повернуло ее жизнь. Хотя девушка могла находится на воспитании именно в части своего отца. Так или иначе, с 12 лет девочка была в армейских частях, а в 1938 г. в возрасте 16 лет была принята в кадры Красной Армии. Успела принять участие в Советско-финской войне 1939-1940 гг. Сообщается, что Великую Отечественную войну она встретила рядовым пехотинцем, будучи призванной РВК г. Читы. На фронте с 22 июня 1941 г.

Александра Самусенко успела принять участие в тяжелых боях лета-осени 1941 г. Она сражалась в составе Западного фронта и Брянского фронта. В боях августа и октября 1941 г. девушка получила легкие ранения. Всего за время Великой Отечественной войны была ранена трижды, последний раз — тяжело, в сентябре 1943 г. В определенный момент написала письмо Председателю Президиума ВС СССР Михаилу Калинину, в котором просила содействовать ее поступлению в танковое училище. Просьба девушки была удовлетворена.

Летом 1943 г. Александра Самусенко принимала участие в Курской битве в составе войск Воронежского фронта. В то время девушка уже была гвардии ст. лейтенантом и являлась офицером связи в 97-й танковой бригаде. В конце июля 1943 г. была представлена к Ордену Красной Звезды. В наградном листе говорилось о том, что в период с 19 по 28 июля 1943 г. Александра Самусенко постоянно находилась в боевых порядках бригады, своевременно обеспечивая связь и информацию о положении частей и подразделений бригады, принимающих участие в бою. Под огнем противника и бомбежкой с воздуха Александра Самусенко поставляла частям важные указания, необходимые для развития дальнейшего успеха в бою.

В сентябре 1943 г. Александра была тяжело ранена. А уже в 1944 г. была вновь в строю, принимала участие в Львовско-Сандомирской наступательной операции советских войск. В 1945 г. уже гвардии капитана Александру Самусенко перевели офицером связи в штаб 1-й гв. танковой бригады. По некоторым сведениям, она могла занимать пост заместителя командира 1-го танкового батальона 1-й гв. танковой бригады.

Наступательные бои начала 1945 г. проводила в звании капитана, приняла непосредственное участие в освобождении Польши от немецко-фашистских захватчиков. С боями вместе со своей частью прошла более 700 километров по территории Польши и вышла к Одеру.

Погибла во время проведения Восточно-Померанской наступательной операции. 3 марта 1945 г. Александра Самусенко умерла от ран, полученных в деревне Цюльцефирц возле города Лобез. Сегодня этот город находится в Западно-Поморском воеводстве Польши. Позднее она была перезахоронена на центральной площади этого города.

По одной из версий, смерть Александры оказалась нелепой, как это часто бывает на войне. Ночью колонна 1-й гв. танковой бригады совершала марш по разбитой дороге и попала под обстрел немцев. Александра Самусенко в этот момент сидела с бойцами на танке. Когда начался обстрел, она спрыгнула с брони и, укрываясь от осколков за бортом боевой машины, стала идти с ней рядом. Неожиданно танк стал разворачиваться, механик-водитель не заметил идущих в темноте людей, и Александра попала под гусеницы. По другой версии, она погибла в бою, когда выполняла боевое поручение как офицер связи. Бронеавтомобиль с ней вблизи города Лобез нарвался на отступающий отряд гитлеровцев. Водитель машины был убит, а сама машина загорелась. Какое-то время Александра отстреливалась от немцев, но затем и сама была убита.

10 апреля 1945 г. Александра Самусенко была посмертно представлена к Ордену Отечественной войны II степени за деятельное участие в наступательных боях с 15 января 1945 г. и выполнение самых ответственных задач командования по управлению боем. При этом во время наступления гвардии капитан Александра Самусенко всегда находилась в боевых порядках наступающих подразделений 1-й гв. танковой бригады."(с)

Источник: http://tankfront.ru/ussr/persons/women/SamusenkoAG.html

Гришу Вайсберга в Первой гвардейской танковой бригаде хорошо знали: он не в первый раз приезжал с блокнотом, расспрашивал танкистов, делал фотографии. И никогда не забывал прислать карточки и свежий номер газеты со статьей.

— Заходи, бумажный человек! — приветствовал его командир танка, старший лейтенант Громов. — Выпьешь?

Григорий браво хлопнул «наперсток», поморщился:

— Что за гадость?

— Это шнапс, дорогой товарищ. С него русский человек дуреет, а немец — звереет... Бери блокнот, записывай.

Гриша с готовностью вытащил из планшета мятый блокнот, карандаш. Зубами привычно «очинил».

Громов поморщился:

— Что ты как беспризорник!.. Возьми нож, заточи перо как следует. Я твоему начальству пожалуюсь! Ножика корреспонденту выдать не могут.

— Я их теряю, — оправдывался Гриша.

— Ладно, пиши, — смягчился Громов. — Пиши, как советские танки коснулись гусеницами германской земли! Пиши, как из-под Курска дошли мы, через Польшу, до Одера. На берегах Одера чуть не потопли — там болота... Танки застревают, ребята ругаются: «Тонем!» А им в ответ: «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих».

Он рассмеялся:

— В общем, так, товарищ Вайсберг. Заняли мы маленький замок, черт его знает, как он называется. Даммер. Точно — Даммер. Деревня поблизости — Клейне Даммер. Это три дня назад было. Устали — как вошли под крышу, так и повалились. Утром просыпаюсь — что за ерунда? Ты пишешь? — Он бросил взгляд на страницу, которую Григорий быстро покрывал кривыми буквами. — Сам-то потом разберешь, что пишешь?

— Про меня не волнуйся, ты рассказывай, — попросил корреспондент.

Они сидели в землянке, оставшейся после немцев, — «теплую взяли», кивнул командир на маленькую печку.

— Ну вот, — продолжал Громов, — открываю я, значит, глаза — что за притча? Лежит среди моих солдат немец. Свернулся, так его, калачиком, как дитятко малое, и мирно спит. Губами еще, зараза, во сне причмокивает!.

Гриша сморщил лицо, предвкушая смешное.

Громов хмыкнул:

— Я за пистолет: «Это, — говорю, — что еще за хайль гитлер тут затесался? А ну, — говорю, — встать и хенде хох!» Он не слышит — спит! Наконец дал я ему пинка, он зашевелился, поднялся, руки задрал. «Что ты здесь делаешь?» — говорю. С горем пополам объяснились. Ты представляешь, — засмеялся наконец старший лейтенант, — этот бедняга, унтер, искал кому сдаться. Ихний взвод, как волколаки, почти месяц по сырым лесам шатались. Тут видит наш унтер — русские. Он к нам вломился: сдаюсь, сдаюсь! А все спят. Он и не стал будить, а сам спать завалился, чтобы утром докончить дело.

— Его же пристрелить могли! — изумился Гриша.

— Запросто, — подтвердил старший лейтенант и закурил.

Гриша взял из пачки и закурил тоже.

— А скажи, Громов, это правда, что у вас тут танком женщина командует? — заговорил снова корреспондент.

— Есть у нас женщина, — кивнул Громов. — Только она не танком командует, это ты не выдумывай. Она офицер связи. Думаешь, этого мало?

— Я не думаю, я записываю, — ответил Гриша, стараясь скрыть смущение.

— Ну, записывай... Насколько важно вовремя докладывать командованию обстановку — знаешь, объяснять не приходится? Мы, брат, с боями прошли за полтора месяца почти семьсот километров...

Вдруг лицо старшего лейтенанта прояснилось:

— К восьмому марта, что ли, статью готовишь?

— Вроде того, — не стал отрицать Вайсберг. — Война-то заканчивается, начинаем жить нормально и праздники справлять, как раньше: за накрытым столом, не думая, что завтра опять в бой и многие уж за этот стол снова не сядут.

— Это ты хорошо сказал, — вздохнул Громов и долго молчал.

— Я бы с товарищем гвардии капитаном с самой повидался, — быстро проговорил Вайсберг. — Это можно организовать?

— Я ей не командир, если нужно официально — спроси товарища гвардии полковника Катиркина, начальника штаба, — ответил Громов, — а личным образом познакомить — познакомлю.

— Какая она? — спросил Гриша. — Что о ней известно?

— Вот сам ее и спросишь, — проворчал старший лейтенант.

Журналист угадал что-то по тону голоса, потому что закрыл блокнот и прищурился:

— А сам ты ее не спрашивал?

— Она не из таких, кто станет о себе рассказывать, — нехотя выговорил наконец Громов. — Земляков не ищет, хотя по фамилии, да и по говору, вроде, из Белоруссии. Да вон товарищ гвардии сержант Дзюбак сейчас тебе что-нибудь добавит. Он к ней пытался клинья бить.

Сержант Дзюбак, вошедший в землянку, услышал последние слова и помрачнел.

— Дай курить, — потребовал он у Гриши. — Расселся тут с блокнотом, а война еще не кончилась. При чем тут — «клинья бить»? Что, нельзя с женщиной просто поговорить, как с боевым товарищем?

— И много она тебе сказала? — спросил Гриша.

— Послала куда подальше плохими словами, — признался Дзюбак. — У ней вообще строго. С виду красивая, косы русые, но держится — как мужик, курит, за словом в карман не лезет. Я стороной выяснял — она с двенадцати лет в армии, вроде как дочь полка.

— А это интересно, — заметил Гриша. — Как так вышло?

— Никто не знает. Но дерется крепко. Два легких ранения, еще с сорок первого, одно тяжелое — с сорок третьего. и боевые награды есть. Под Курском была, только мы там с ней не встречались. У нас в бригаде слухи ходили, будто она в Испании сражалась.

— Глупости, — возразил старший лейтенант. — Не могла Самусенко быть в Испании. Молодая еще.

— Да кто тут скажет, кому сколько лет! — возразил Дзюбак. — Помнишь, женский лагерь освободили? Здесь, в Польше? Там совсем молодые девчонки были... — Он махнул рукой.

Громов пояснил:

— Есть у нас тут один энтузиаст, Бородаченков. Он и заподозрил. «У нас, — говорит, — почему-то не любят признаваться, что были в Испании. Секрет вроде бы. Но я ее заставляю вздрогнуть». Подходит к Самусенко и прямо ей в лицо говорит: «Но пасаран!» Она его обсмеяла и ушла, а он почему-то решил, что она себя выдала. «Понимает, — говорит, — по-испански».

— Да «но пасаран» все понимают, — хмыкнул Гриша.

— Нет, думаю, в Испании Самусенко не была, — подытожил Громов. — А вот насчет Финляндии — это правда. В штабе говорили.

— Да что о ней вообще известно? — не выдержал Гриша.

— Почти ничего, — признал старший лейтенант. — Я ж говорю — скрытная. Мы ее когда впервые увидели, то сразу поинтересовались, за что орден Красной Звезды. А она — «за выполнение государственного задания».

— Ты понимаешь, как все это важно? — спросил корреспондент, глядя на Громова в упор. — Единственная женщина-танкист в Первой гвардейской танковой армии. И про нее никто ничего толком сказать не может! Как она хоть стала танкистом?

— Про это как раз кое-что известно, — хмыкнул Дзюбак. — Когда ее после ранения наградили, была заметка в газете. В общем, помнишь — повелась такая мода, все писали письма Калинину, Всесоюзному старосте, с разными патриотическими просьбами, вроде: «Мне четырнадцать лет, хочу бить фашистов, пустите на фронт!»

Вайсберг кивнул.

— Вот и наша Александра Григорьевна ему писала, просилась в танковое училище. Калинин ей посодействовал. Так и стала Александра Самусенко танкистом. Слова «танкистка» ведь нет, а?

— Многих слов нет, — рассеянно проговорил Гриша. — На самом деле статью о Самусенко и о том, как ее наградили «Звездочкой», я читал. Могу пересказать.

Танкисты сели теснее. На их лицах появилось знакомое Григорию выражение почти детского любопытства. В полумраке опять булькнул трофейный шнапс.

— Под Орлом и Курском она командовала танком Т-34. Пишут, что в одном бою наткнулись они сразу на трех «тигров». Что делать? Помните шутку из «Боевых листков»: в чем разница между «тигром» и «пантерой»?

— А в чем? — спросил Дзюбак. Он не помнил такой шутки.

— В том, что «тигр» горит дольше, — сказал Гриша. — Только чтобы «тигр» загорелся, надо бы его подбить — для начала... Самусенко отступать не стала. «Назад дороги нет», — говорит. И первый танк подбили. Два других пошли на тридцатьчетверку, и сражение продолжалось больше часа. Что там происходило, корреспондент не пишет, но Самусенко после этого получила орден.

Из темноты донесся голос:

— Наврал ваш корреспондент.

И к разговаривающим подошел младший лейтенант Краснов.

Грише он не был знаком. Обменялись рукопожатием, сели ближе.

— Самусенко не командовала танком, — сказал Краснов. — Она связист. И под Курском тоже была связистом. Под огнем и бомбежкой с воздуха обеспечивала связь, доставляла информацию о положении частей, действующих в бою, доставляла частям приказы. По-вашему, этого мало?

— Без связи никуда, — согласился Громов. — А ты откуда знаешь про ее орден?

— Она сама как-то рассказала в хорошую минуту, — ответил Краснов. — К любому человеку подход нужен. Самусенко в армии с детских лет, знает, как женщине себя держать, чтобы ничего не цеплялось.

— Кстати, а познакомиться-то с ней можно? — спросил Вайсберг, улыбаясь своей неотразимо-обаятельной улыбкой.

— Утром познакомишься, — обещал Краснов. — Уже поздно, тебе спать пора.

3 марта 1945 года, район города Лобез, Польша, 7 часов 45 минут

На рассвете капитан Самусенко получила приказ — разведать обстановку возле города Лобез. Вроде, там оставались еще окруженные эсэсовские части, которые предпринимали отчаянные попытки прорваться.

Самусенко с водителем сержантом Кузьменко уехала рано утром на броневике.

Немцы действительно находились в городе и готовы были к отчаянному сопротивлению.

На окраине броневик обстреляли. Это оказалось неожиданным, но хуже всего было другое: почти сразу погиб водитель.

Капитан приготовилась стрелять в ответ. Машина вздрогнула, мгновенно стало жарко: броневик подожгли.

Времени не оставалось. Самусенко сделала то, к чему была готова всегда: выскочила из машины, швырнула в пламя офицерский планшет и вступила в бой.

У немцев была самоходка, и они, не отвечая на слабый огонь из личного оружия, который вел советский офицер (никто не видел, что это женщина), попросту наехали на нее гусеницами.

3 марта 1945 года, район города Лобез, Польша, 11 часов

— Как — погибла? — кричал по связи Громов. — А это точно она?

— Советский танкист, женщина, — говорил голос.

— Так документов же при ней нет? — сердился Громов. — Откуда знать, что это Самусенко?

— Много здесь советских женщин-танкистов? — резонно вопрошал голос.

Громов страшно выругался. Потом, поуспокоившись, спросил:

— В городе есть немцы?

— Остались эсэсовские недобитки.

— По коням, — сказал Громов. — Садись, Гришка, на мою броню. Тебе не впервой. Может, наврали чего, и жива Самусенко? Только под огонь не кидайся. Мне все равно за тебя голову оторвут.

Вайсберг умел стрелять из автомата и несколько раз за свою корреспондентскую жизнь побывал под огнем.

Когда танк Громова прибыл в Лобез, немцы уже выходили рядами и колоннами с поднятыми руками. Несколько человек остались лежать на обочине дороги и на главной площади города догорал немецкий танк.

На подступах к городу стоял сгоревший советский броневик, а рядом лежали двое убитых советских офицеров.

— Вот и познакомились, — пробормотал Григорий.