Что произошло у Доггер-банки?: "Вечером 8(21) октября 1904 года над холодными волнами Северного моря повис густой белый туман. На горизонте, у отмели Доггер, слабо мерцали огни рыболовных судов, команды которых с любопытством рассматривали силуэты военных кораблей: район промысла один за другим проходили отряды Второй Тихоокеанской эскадры, посланной с Балтики на помощь осажденному японцами Порт-Артуру. Несмотря на то что эскадра находилась далеко от театра военных действий, корабли были по-боевому затемнены, расчеты не отходили от орудий, адмирал Рожественский и офицеры его штаба постоянно находились на мостике флагманского броненосца «Князь Суворов». Причин для готовности № 1 было предостаточно: вчера при стоянке у острова Скаген русский военный атташе в Дании сообщил адмиралу, что его агенты видели в Северном море подозрительные корабли, похожие на японские миноносцы. Кроме того, командир военного транспорта «Бакан», возвращаясь из Ледовитого океана, также заметил в тех водах несколько миноносцев, явно скрывавших свой флаг. К тому же раньше, когда эскадра еще не вышла в плавание, сотрудники российской секретной службы узнали о замыслах японцев, готовивших диверсию против русской эскадры. Судя по всему, они намеревались либо минировать датские проливы, либо торпедировать русские корабли в открытом море. Эти данные частично подтверждались официальными сведениями о постройке в Англии миноносцев по японским заказам. Команды для них туда уже прибыли. У Рожественского хватало оснований считать нападение на эскадру более чем вероятным. И опасения эти окрепли вечером 21 октября после странного происшествия с плавучей мастерской «Камчатка». В 20 часов радиостанция флагмана приняла неожиданное сообщение: «Преследуют миноносцы. Атака со всех сторон». Передала это «Камчатка» и добавила, что пытается оторваться от них, отстреливаясь и резко меняя курс. «Миноносцев около восьми, подошли ближе кабельтова (185 м)!» «Пускали ли мины?» — спросил «Суворов». (Тогда торпеды называли самодвижущимися минами. Отсюда, кстати, и наименование класса кораблей — миноносцы.) «По крайней мере, видно не было». — «Камчатка» замолкла. Адмирал велел передать на все корабли эскадры: «Ожидать атаки миноносцев сзади». Опять заработала станция плавмастерской. Она просила указать местонахождение эскадры, но Рожественский, заподозрив неладное, приказал ответить так: «Вам следует отойти сначала от опасности, изменив курс, а потом показать свою широту и долготу. Потом вам будет указан курс». Радиограммы перестали поступать, но около 23 часов на телеграфных лентах вновь появились знаки: «Суворов», покажите ваш курс! «Держитесь ближе к мели (Доггер-банке)», — лаконично ответил флагман. Опять тишина в эфире и вновь назойливые расспросы о координатах. Теперь уже мало кто сомневался в том, что дело нечисто. «Похоже было на то, что с нами говорят японцы», — писал позже родным минный офицер «Суворова» лейтенант Вырубов. Тем временем отряд приблизился к Доггер-банке, Наступила полночь. С высокого мостика «Суворова» виднелись огни рыбацких судов. Туман рассеялся, и напряжение, вызванное происшествием с «Камчаткой», спало. Свободные от вахты офицеры разошлись по каютам, спустился к себе и капитан 2-го ранга Семенов. На мостике остались лишь вахтенные и адмирал. В 0.55 Семенова разбудил грохот выстрелов. Выскочив на кормовой мостик, он спросил у младшего минера и судового врача: — Что случилось? В кого стреляют? — Миноносцы! Минная атака! — ответили те разом. — Вот! «С переднего мостика мне открылась такая картина, — вспоминал впоследствии Семенов, — справа и впереди на расстоянии нескольких миль виднелся ряд огней, между которыми временами мелькали вспышки сигналов (то был отряд Фелькерзама). Затем я увидел в лучах прожекторов справа и впереди, но много ближе, в расстоянии нескольких кабельтовых, небольшой однотрубный и одномачтовый пароход, видимо, недавно пересекший курс эскадры… другой, ему подобный, шел с первым почти контркурсом и словно собираясь таранить в правую скулу „Александра“». «Лучи наших прожекторов беспорядочно метались во все стороны, — свидетельствует инженер с броненосца „Орел“ Костенко, — их пересекали желто-огненные вспышки выстрелов. Наши снаряды летели во все стороны». «Не дальше как в пяти кабельтовых от нас в лучах прожектора плавало, свалившись на борт, одно судно с красной трубой, с поломанной мачтой, с разрушенным мостиком», — рассказывал в «Цусиме» Новиков-Прибой. Неожиданно с левого борта вспыхнули прожекторы и осветили броненосцы, которые тут же обстреляли нового противника. Но столь же внезапно там замелькали световые сигналы — неизвестные корабли оказались крейсерами «Дмитрий Донской» и «Аврора». Через десять минут над «Суворовым» поднялся вертикальный луч — команда прекратить огонь."(с)
Книгочей
дата:
Таинственный миноносец: "Закончив переход через Бискайский залив, эскадра собралась в испанском порту Виго, где моряки из газет узнали подробности «Гулльского инцидента». Так по месту приписки рыбачьих судов назвали происшествие в Северном море. Оказалось, что от огня броненосцев пострадали английские траулеры: «Крейн» затонул, «Молмейн», «Мино», «Снайп», «Гулль» и «Маджестик» получили повреждения, один рыбак погиб, шестеро были ранены. А дальше началось вообще нечто странное. Агентство Рейтер поспешило опубликовать статью своего репортера, который утром по свежим следам записал рассказ капитана траулера «Молмейн». По его словам, инцидент начался так: «В то время как рыбаки смотрели на эскадру, внезапно засветились электрические прожекторы. Рыбаки увидели, как приблизились суда, показавшиеся им миноносками, как они подошли к „Молмейн“ как будто для того, чтобы при тать к нему. Затем миноноски соединились с эскадрой (!!!), которая вслед за этим открыла огонь». Но более всего английские газетчики возмущались поведением русского миноносца, который «до утра оставался на месте столкновения, но не оказал никакой помощи пострадавшим». Узнав об этом, Рожественский немедленно отправил через русского военного атташе в Лондоне заявление для печати. В нем четко указывалось, что «случай в Немецком (Северном) море был вызван двумя миноносцами, шедшими в атаку без огней под прикрытием темноты на головной корабль отряда. Когда отряд стал светить боевыми фонарями (прожекторами) и открыл огонь, тогда обнаружено было присутствие нескольких малых паровых судов, похожих на рыболовные паровые боты. Отряд старался щадить эти боты и тотчас прекратил огонь, когда миноносцы были потеряны из виду. Английская пресса возмущена тем, что эскадренный миноносец, оставленный до утра на месте происшествия, не подавал помощи пострадавшим. При отряде не было ни одного миноносца и никто на месте происшествия не был оставлен, следовательно, оставался до утра при мелких паровых судах тот из двух миноносцев, который не был утоплен, а лишь поврежден». Прервав поход к сражающемуся Порт-Артуру, Вторая эскадра торчала в Виго, ожидая конца дипломатических переговоров между Россией и Англией. Тем временем международная обстановка накалялась… «Если когда-либо был вполне законный повод требовать войны, так это вчера», — распоясалась газета «Глоб», британское Адмиралтейство подняло по тревоге эскадры, базирующиеся в портах Ла-Манша и Гибралтаре. Удивительный жест для нейтральной в русско-японском конфликте страны! Но до вооруженного столкновения дело не дошло. Оба правительства согласились передать «Гулльский инцидент» на рассмотрение международной следственной комиссии. Проработав с 9 января по 25 февраля 1905 года, члены комиссии пришли к выводу, что никаких миноносцев у Доггер-банки не было. Оправданием для Рожественского посчитали обстановку ожидания неминуемого нападения. Россия согласилась выплатить пострадавшим 65 тысяч фунтов стерлингов компенсации."(с)
Книгочей
дата:
…стреляли практически в упор!: «Камчатка» была крупным транспортом, оборудованным для ремонта боевых кораблей в дальних походах, но, как и любой военный корабль, плавала под андреевским флагом. Командовали ею кадровые военные моряки, они же обслуживали и шесть 47-мм пушек «Камчатки». Именно военные моряки и обнаружили около 20 часов сначала два, потом еще столько же небольших кораблей. Окружив «Камчатку», они приблизились к ней на 200 метров — тогда-то и вспыхнул прожектор плавмастерской, осветив непрошеных спутников. Определить их класс на такой дистанции не составляло труда — миноносцы! Один из них тем временем запросил «Камчатку», используя вчерашние позывные, а на другом сверкнула яркая вспышка, подобная той, что происходит в момент выстрела из торпедного аппарата. Командир плавмастерской так и понял это — разом загрохотали все шесть пушек. Комендоры били практически в упор, и снаряды, посылаемые ими, рвались между трубами и на полубаке одного миноносца. Три остальных тут же скрылись, а подбитый, отстав, затерялся в ночи. «Камчатка» действительно вела переговоры с «Суворовым», но о месте отряда не спрашивала. В Виго офицеры с «Камчатки» рассказали о пережитом товарищам, и, как свидетельствует Костенко, «весь судовой состав „Камчатки“ категорически утверждает, что „Камчатка“ была атакована отрядом из четырех миноносцев». Это подтвердил и голландский инженер Кои, налаживавший на плавмастерской судовую радиостанцию. Интересно и другое обстоятельство. Четыре миноносца тех времен имели в общем 16–20 орудий и 12–16 торпед — более чем достаточно для потопления столь крупного и неповоротливого судна, как «Камчатка». Но они не использовали верный шанс! Наоборот, вели себя рискованно, сближаясь ночью с военным кораблем и окружая его, уже одно это давало «Камчатке» право на самооборону. А как расценивать их радиоигру с «Суворовым» от имени плавмастерской?"(с)
Книгочей
дата:
Свидетельствуют потерпевшие: "Как вы помните, капитан подбитого парохода «Молмейн» наутро после инцидента рассказывал, что видел незадолго до стрельбы несколько миноносцев, подходивших к траулерам. Это подтверждают и другие рыбаки, которых после случившегося никак нельзя заподозрить в симпатиях к русской эскадре. В частности, капитан поврежденного «Гулля» Грин тоже обратил внимание на военный корабль, затесавшийся в их флотилию, боцман парохода «Ава» также заметил миноносец, и его показания заверил присяжный комиссар «Гулля». Рыбаки Сморк и Кастелло, капитан Грин, выступая перед членами следственной комиссии, рассказали, что русские снаряды пролетали над ними — значит, броненосцы целились в кого-то другого."(с)
Книгочей
дата:
Национальная принадлежность неизвестна: "Так под каким же флагом плавали миноносцы, спровоцировавшие «Гулльский инцидент»? На первый взгляд ответ должен быть однозначным — под флагом Страны восходящего солнца, противника России. В самом деле, кто, кроме японцев, был заинтересован в том, чтобы нанести ущерб Второй эскадре или задержать либо вообще сорвать ее поход? Установлено, что одновременно с русской эскадрой на Дальний Восток шли четыре миноносца, только что построенные англичанами для флота адмирала Того. Костенко в воспоминаниях «На „Орле“ в Цусиме» выдвинул версию, что злополучные миноносцы были немецкими, посланными для наблюдения за эскадрой секретным приказом Вильгельма II. Но ее на всем пути от Либавы до Цусимы сопровождали немецкие транспорты-снабженцы — времени для наблюдения было предостаточно! Может быть, миноносцы были английскими? Заключив в 1902 году договор с Японией, заправилы Сити встали на путь прямой поддержки японских милитаристов, надеясь их руками ослабить позиции России на Дальнем Востоке. Британские верфи строили корабли для восточного союзника, банки отпускали ему щедрые кредиты. В декабре 1903 — январе 1904 года Англия неожиданно обвинила Турцию в нарушении нейтралитета. За полтора месяца до войны! Ларчик же открывается просто: англичане настаивали на закрытии турками Босфора, не желая усиления порт-артурской эскадры мощными броненосцами Черноморского флота. В конце 1903 года английская фирма «Энтони Гиббс и К0» помогла Японии приобрести два броненосных крейсера, а перегоняли их на восток английские моряки. Перед атакой на Порт-Артур японские миноносцы заходили в английскую базу в Китае Вэйхайвэй. Трудно не согласиться с послом Японии в Лондоне Хаяси Тадасу, утверждавшим: «Блестящие победы нашей армии и флота… никогда не имели бы места без англо-японского союза». Не был ли плодом этого союза и «Гулльский инцидент»?(с)
Книгочей
дата:
Так что же произошло у Доггер-банки?: "Миноносцы, спровоцировавшие «Гулльский инцидент», вероятно, появились в Северном море за два-три дня до происшествия. Их видели команда русского транспорта «Бакан» и агенты военного атташе в Дании. Поздним вечером в поисках отряда новых броненосцев типа «Суворов» они случайно наткнулись на «Камчатку», которая (они не знали об этом) из-за аварии оказалась «не на месте». Вот и пришлось им опознавать ее, сближаясь из-за тумана едва не вплотную. Провалом закончилась радиоигра с русским флагманом. Тогда миноносцы обгоняют отряд Рожественского — что, кстати, подтверждается расчетом времени — и проникают во флотилию траулеров. Командиры миноносцев знают, что на броненосцах ожидают нападения, и, выскочив из линии траулеров, демонстрируют его. Спровоцировав огонь, они возвращаются к рыбакам, вновь подставляя их под огонь. Но чьи же миноносцы все-таки спровоцировали его, пока остается неизвестным."(с)
Книгочей
дата:
Ошибка или политическая провокация? Павел Веселов: «В этом деле нет прямых улик, есть лишь слабо различимые штрихи, но они при пристальном рассмотрении сливаются в очертания, те, в свою очередь, в буквы, а они в слово — поджог», — сказал в обвинительной речи именитый отечественный юрист Корабчевский. Суд присяжных пересмотрел материалы дела и вынес обвинительный приговор. Подобное положение усматривается и при внимательном изучении многочисленных материалов, относящихся к происшествию в Северном море, именуемому в исторической литературе «Гулльским инцидентом». «Во время прохода через Большой Бельт адмирал Рожественский получил извещение от секретных осведомителей о том, что Японией отправлены в Европу минные истребители… Проходя мимо Доггерской мели, русская эскадра приняла ночью выпущенную гулльскими рыбаками как рыболовный сигнал зеленую ракету за неприятельский сигнал и открыла по ним огонь» — так описывает «Гулльский инцидент» Г. Гуч в своем труде «История современной Европы». Этой точки зрения придерживаются такие видные буржуазные историки, как Дебидур и Ренувен. Эту версию поддерживают и некоторые из советских историков. Поразительное единодушие покоится не на анализе внешней политики последней четверти прошлого столетия, не на изучении текущих военных действий, не на сопоставлении многочисленных свидетельств очевидцев и не на осязаемых вещественных доказательствах, а на одном лишь заключении международной следственной комиссии, в котором утверждается: «Расследование с нашей стороны установило, что среди рыболовной флотилии на Доггерской банке не было ни японских миноносцев, ни миноносцев других наций и что, по сведениям, полученным с разных сторон, датская полиция и русские тайные агенты снабжали адмирала такими сведениями, что он не мог сомневаться в присутствии японских миноносцев в Северном море». Упования историков на нелицеприятность членов международного трибунала напрасны. Начнем с того, что ни одна из высоких договаривавшихся сторон не была кровно заинтересована в исходе расследования. Исключения не составляла даже союзница России — Франция, которая норовила уместиться меж двух стульев. О лицемерном нейтралитете США говорить не приходится. Будущий миротворец, выступая третейским судьей, усиленно ссужал деньгами Японию на ведение непосильной для ее финансов войны. Третий член трибунала — безликая Австро-Венгрия и шагу не могла ступить без оглядки на своего партнера по Тройственному союзу. Позиции Англии и Германии тоже ясны. Обе они из кожи вон лезли, лишь бы Россия основательно увязла в дальневосточной трясине. Со дня принятия решения и созыва международной следственной комиссии до дня заключительного заседания прошло более четырех месяцев, и приходились они на самый разгар противоборства Японии и России. Надо твердо помнить: каждый день работы комиссии отдалял прибытие русской эскадры в дальневосточные воды и приближал падение Порт-Артура, предоставляя японцам возможность после многотрудной блокады отремонтировать свои корабли, сменить на них изношенные механизмы, дать передышку личному составу. В силу изложенного говорить о разборе обстоятельств «Гулльского инцидента» как о суде скором, но справедливом неуместно. * * * Загадка «Гулльского инцидента», казалось бы, частный эпизод русско-японской войны. Но разгадать его тайну нельзя, не зная англо-русских, русско-японских и русско-германских противоречий последней четверти прошлого столетия. Без их научного анализа невозможно понять причины, сделавшие неизбежным происшедшее. Ведь русско-японская война 1904–1905 годов была вызвана не только русско-японскими противоречиями на Дальнем Востоке, но также и крайне обострившимися англо-русскими отношениями. Именно неизбежное столкновение интересов крупнейших империалистических держав и привело к испано-американской войне 1898 года — первой попытке перекроить уже сложившуюся мировую колониальную систему. В том же 1898 году английское правительство, обеспокоенное усилением России на Дальнем Востоке и в Средней Азии, делает попытку заручиться поддержкой Германии для борьбы с ней. С этой целью министр колоний Джозеф Чемберлен предложил Германии заключить союз. К. этому союзу предполагалось привлечь также Японию и США. Однако Германия отказалась таскать каштаны из огня для конкурентов. Даже колониальные уступки, предложенные Англией в Северной Африке, показались германским империалистам, претендовавшим на мировое господство, ничтожной ценой, из-за которой не стоило идти на союз с Англией. Поскольку попытки англо-германского сближения не увенчались успехом, британское правительство в 1901–1902 годах форсирует переговоры с Японией и предпринимает все меры для того, чтобы обострить отношения между Россией и Японией. В 1902 году переговоры между Великобританией и Японией закончились подписанием союзного договора, направленного против России. Наконец следует отметить, что в том же январе 1904 года, то есть за месяц до вероломного нападения японских миноносцев на русскую эскадру на порт-артурском рейде, японский посол в Лондоне барон Хаяси просил у лорда Ленсдоуна «добрых услуг» — не допустить прохода русского Черноморского флота через Дарданеллы на помощь Тихоокеанской эскадре. Ленсдоун дал обещание, подтвержденное английским правительством. Союз с Англией и последующие ее демарши подтолкнули японских империалистов на борьбу с могущественным соседом. При стоимости русско-японской войны в 2 миллиарда иен долгосрочные займы составили около 1 миллиарда иен: финансовая помощь позволила Японии не только вести войну, но и победоносно ее закончить. При японской действующей армии и на ее флоте состояли многочисленные английские военные советники. Дело доходило до того, что военными операциями японцев непосредственно руководили британские офицеры. Во время боевых действий японского флота против Порт-Артура английский морской офицер М. О. Бридж лично руководил первой бомбардировкой, находясь на японском броненосце. Английская военная помощь Японии доходила до того, что английские механики вылавливали на своих судах у Порт-Артура установленные русскими мины. Закрыв при помощи Англии и Турции проход через Босфор для Черноморского флота, Япония сосредоточила все свои усилия на том, чтобы сорвать прибытие на Дальний Восток эскадры Рожественского. Донесения дипломатических и военно-дипломатических представителей России за рубежом подтверждают наши рассуждения. Весной 1904 года российский военный агент в Китае Десино сообщил в главный штаб: «Чтобы препятствовать приходу сюда из России нашего флота, решено отправить на предполагаемый путь партиями морских офицеров и фрахтовать яхты для крейсирования, в особенности в Красном море». 30 сентября (13 октября) 1904 года германский посол в Лондоне Меттерних телеграфировал в министерство иностранных дел: «Из достоверных источников мне было сообщено, что в случае выхода русского Балтийского флота в Зунде или в Каттегате будут поставлены японскими агентами мины. Представляю на ваше усмотрение, следует ли передать это предупреждение российскому правительству». Наконец, накануне самого «Гулльского инцидента» датская полиция опознала капитана японского флота и морского атташе Японии в Берлине Тамаказу Такикаву в незнакомце, который выдавал себя то за студента, то за купца. Одновременно стало известно, что в Гулль прибыла большая группа японских морских офицеров и ведет какие-то таинственные приготовления. Таким образом, становится очевидно, что происшествие у Доггер-банки — логическое следствие для предшествовавших военных приготовлений Англии и Японии, стремившихся во что бы то ни стало преградить путь Второй эскадре. Столкновение у Доггер-банки достаточно подробно и точно описано в статье И. Боечина, добавим лишь, что некоторые показания свидетелей лишний раз подтверждают это. Эти показания особенно ценны тем, что исходят от незаинтересованных лиц. Английский капитан Лукас, плававший в течение 25 лет в Северном море, уже после инцидента утверждал, что он лично еще за пять дней до этих трагических событий по пути из Антверпена в Англию, находясь на борту парохода «Титания», в 6.30 в 25 милях от плавучего маяка «Ненарп» видел два судна с одной большой мачтой впереди и маленькой сзади. «Это, — заявил Лукас, — не были рыбацкие суда, а настоящие миноносцы без обозначения национальности… Миноносцы держали курс на юго-восток и очень быстро скрылись из виду». Более того, в подтверждение своих показаний капитан Лукас представил российской миссии в Брюсселе сделанную им зарисовку профиля встретившихся ему миноносцев. Эти сведения капитана Лукаса подтверждает и норвежский лоцман Христиансен, который прибыл в российскую миссию в Христиании и заявил, что он «ночью во время плавания в Северном море между Доггер-банкой и западным берегом Дании 19 и 20 минувшего октября видел два подозрительных судна… представлявшие наружный вид миноносцев». Не менее важны показания шведского механика Лефштрема, который сообщил следующее: за двое суток до происшествия он был нанят близ Ньюкастля неизвестным ему японцем отнести какой-то чемодан в пустынное место на берегу моря, где японец сел в ожидавшую его шлюпку и переехал на стоявший вблизи двухтрубный миноносец, тотчас же ушедший в море. Одновременно два английских матроса, Вильям Беннет и Джордж Уолш, заявили о том, что накануне происшествия к ним обратился неизвестный японец, который пытался склонить их за крупную сумму к участию в каком-то опасном предприятии в Северном море, близ Гулля, для чего матросы должны были переодеться рыбаками. Это заявление, проникшее в печать, произвело такой переполох в Лондоне, что английская официозная пресса, боясь разоблачений, обвинила в подкупе их русскими агентами. Однако оба матроса энергично отстаивали свое полное бескорыстие и согласились подтвердить свои показания под присягой. В заключение небезынтересно привести факты, подтверждающие наличие именно японских миноносцев в Северном море в октябре 1904 года. Один из участников похода эскадры Рожественского, капитан 2-го ранга Владимир Семенов, в трилогии «Расплата» рассказывает: «Лежа на койке японского госпиталя в Сасебо, я узнал от товарищей, тоже раненых, но уже поправившихся и свободно гулявших по госпиталю, что в соседнем бараке лечится от острого ревматизма японский лейтенант, бывший командир миноносца. Наш сосед, вероятно, не находил нужным секретничать относительно прошлого. Он открыто заявил, что нажил свою болезнь во время тяжелого похода из Европы в Японию. — Ваша европейская осень — это хуже нашей зимы, — говорил он. — Осень? — спрашивали его. — Какой же месяц? — Октябрь. Мы, наш отряд, тронулись в поход в конце этого месяца». Факты, записанные В. Семеновым, заслуживают особого внимания. В «Морских записках» за 1945 год есть интересная редакционная статья «Эскадра адмирала Рожественского», в которой приводится еще одно любопытное свидетельство: «В 1933 году японский консул в Филадельфии на вечеринке в частном доме в Нью-Йорке, в гостях у семьи Феншоу, на вопрос, были ли сделаны попытки остановить эскадру вице-адмирала Рожествеиского, смеясь ответил: „Ну конечно, были. Ведь теперь можно это не держать, по давности, в секрете. Наши миноносцы были у Доггер-банки, но они не застали русских врасплох“». Таким образом, совершенно очевидно, что нашумевший «Гулльский инцидент» — хорошо продуманная англо-японская провокация, цель которой состояла в том, чтобы не допустить русской эскадры на Дальний Восток и тем самым добиться разгрома военно-морских сил России. * * * Боясь разоблачений подоплеки «Гулльского инцидента» перед мировым общественным мнением, Англия предприняла все меры к тому, чтобы путем угроз, шантажа и подкупа заставить рыбаков — свидетелей инцидента у Доггер-банки дать ложные показания. Наряду с этим английское правительство выставило в качестве свидетелей лиц, которые не были очевидцами происшествия в Северном море. Англичане открыто потребовали, чтобы русская сторона признала отсутствие каких бы то ни было миноносцев у Доггер-банки. Россия, уже изрядно ослабевшая в войне с Японией и покинутая своей союзницей Францией, вынуждена была отступить. Но наше повествование было бы неполным и автор погрешил бы против истины, если бы не упомянул о свидетельстве непосредственного участника нападения на Балтийскую эскадру, но отнюдь не англичанина, а немца, командира германского миноносца, который в ту памятную ночь «случайно» оказался среди гулльских рыбаков на пути русских броненосцев. Корабельный инженер В. П. Костенко так излагает эту версию в своих воспоминаниях «На „Орле“ в Цусиме»: «…германский флот был по приказу императора Вильгельма выслан в Немецкое море для наблюдения за побережьем. Командир одного миноносца решил на свой страх сблизиться с русскими кораблями, чтобы наблюдать их на ходу, и ушел в море на их розыск. Ночью, идя большим ходом, он наткнулся на первый броненосный отряд в тот момент, когда Рожественский сблизился с рыболовной флотилией. Встреченный интенсивным огнем, германский миноносец успел скрыться в сторону берега, получив повреждения, но спровоцировал стрельбу по рыбакам. Когда разразился международный конфликт, то император Вильгельм строжайше воспретил разглашать причастность германского флота к „Гулльскому инциденту“. Только после низложения Вильгельма командир миноносца решился рассказать об этом. Однако германский офицер скрыл то обстоятельство, что миноносцев-то было два. Порукой тому устав о несении дозорной службы германского флота и многочисленные показания очевидцев, русских офицеров, которые в один голос утверждают, что видели в свете прожекторов два миноносца». Сделаем теперь некоторые предварительные выводы. В момент встречи с флотилией английских рыболовных траулеров флагманский броненосец «Суворов» действительно столкнулся с двумя неизвестными миноносцами и обстрелял их, считая японскими. Одному из них удалось сразу же скрыться, другой лишь отвильнул, но был подбит, до утра оставался среди траулеров и был ошибочно принят рыбаками за русский. На траулерах гулльской флотилии находились переодетые японские морские офицеры и лица, ими подкупленные, в обязанность которым вменялось указывать ракетами направление атаки. Вот почему вместо одной обусловленной «адмиральской» ракеты с судов рыболовной флотилии было выпущено несколько. Наиболее вероятна встреча первого отряда броненосцев с «дозорными» миноносцами германского флота. Четыре японских миноносца, выстроенных и снаряженных в Англии, поджидали русские корабли у Доггер-банки — с рыболовной флотилии их должны были оповестить о подходе ядра эскадры. Но адмирал Рожественский, приняв решение выйти в море на сутки раньше, перепутал им карты. Миноносцы совершенно неожиданно для них оказались далеко позади русских и вынуждены были догонять и разыскивать ускользавшую от них эскадру. Встреча с отставшим транспортом «Камчатка» была случайной, что подтверждает усиленная радиоигра с «Суворовым» с целью узнать место и курс эскадры. Японские миноносцы, считая себя обнаруженными, сразу же после этой атаки ушли на восток через Суэц, не встретившись с русскими кораблями. В Бискайском заливе, следуя позади броненосцев Рожественского и зная, что русские корабли готовы к отражению атаки, миноносцы не решились напасть на них. Надо полагать, что приведенные свидетельства и проистекающие из них выводы достаточно красноречивы и убедительны. Все говорит о том, что это была задуманная и тщательно подготовленная политическая провокация. Подробности ее и по сей день таят архивы Лондона и Токио."(с) - https://coollib.com/b/279545-kollektiv-avto...-vekov-kn3/read
Это сообщение отредактировал Книгочей - 29-04-2022 - 16:39
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 29-04-2022 - 16:38) Так что же произошло у Доггер-банки: Ошибка или политическая провокация? Если это была ПРОВОКАЦИЯ, то чья именно? В этом смысле стоит задаться вопросом CUI PRODEST; CUI BONO – кому это выгодно?
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 29-04-2022 - 16:51) (Книгочей @ 29-04-2022 - 16:38) Так что же произошло у Доггер-банки: Ошибка или политическая провокация?Если это была ПРОВОКАЦИЯ, то чья именно? В этом смысле стоит задаться вопросом CUI PRODEST; CUI BONO – кому это выгодно? Безусловно Японии! Но не только ей одной. Ещё и Великобритании, которая являлась союзницей Японии с 1902 года. И даже Германии, исходя из её стремления заполучить в союзницы Российскую империю и/или даже столкнуть её с Великобританией. Об этом может свидетельствововать встреча двух императоров, когда был подписан договор при личной встрече Вильгельма II c Николаем II на борту царской яхты у острова Бьёрке около Выборга. Российский император, видимо, полагал его направленным против Великобритании, однако договор в первую очередь грозил ухудшением русско-французских отношений, хотя формально и не противоречил союзу с Францией.
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 29-04-2022 - 17:00) Так что же произошло у Доггер-банки: Ошибка или политическая провокация? Если это была ПРОВОКАЦИЯ, то чья именно? В этом смысле стоит задаться вопросом CUI PRODEST; CUI BONO – кому это выгодно? Безусловно Японии! Но не только ей одной. Ещё и Великобритании, которая являлась союзницей Японии с 1902 года. И даже Германии, исходя из её стремления заполучить в союзницы Российскую империю и/или даже столкнуть её с Великобританией. Проказы "дяди Вилли": "Описав ситуацию, Извольский, противореча сам себе, утверждал, что "граф Витте лично протестовал против этой политики, которая в действительности велась по плану, внушенному германским императором в целях захвата Киао-Чао". Практически все мемуаристы из числа бывших высокопоставленных деятелей Российской империи в один голос утверждали: именно германский император Вильгельм II (или, как его величал в личной переписке Николай II, "дядя Вилли") приложил поистине титанические усилия, подталкивая "дорогого Ники" к военным авантюрам на Дальнем Востоке и фактически разжигая русско-японский конфликт.
скрытый текст
Извольский был убежден, что основы этой конфронтации заложил в 1897 году именно Вильгельм, когда "сам германский император поспешил занять Киао-Чао (так тогда именовали Циндао. – Авт.) и посоветовал царю захватить Ляодунский полуостров с Порт-Артуром, который только что был выхвачен из рук Китая". Как писал Извольский, "этот поступок, аморальный сам по себе, вызвал сильнейшее раздражение, как со стороны Китая, так и со стороны Японии. В Китае это послужило сигналом к боксерскому движению, вызвавшему военное вмешательство европейских держав, и послужило предлогом оккупации Россией части Манчжурии. В Японии это вызвало громадное негодование против России за ее участие в деле лишения Японии плодов ее победы". В целом, правоту Извольского относительно провокативной роли "дяди Вилли" трудно оспорить, однако стоит заметить, что в данном случае его роль в захвате Ляодунского полуострова явно преувеличена, так как по этой части "милейшего Ники" не надо было особо уговаривать. Но трудно оспорить и тот факт, что именно германская акция дала Петербургу веский повод предпринять свои действия. Телеграмма, отосланная 11 декабря (29 ноября по ст. ст.) 1897 года министром иностранных дел России Михаилом Муравьевым российским послам в Берлине, Париже, Лондоне и Токио, гласила (орфография оригинала сохранена): "Ввиду состоявшегося занятия Киао-Чао германской эскадрой, которая намерена, повидимому, остаться в бухте на неопределенное время, Государь Император признал необходимым повелеть, чтобы отряд нашей Тихоокеанской эскадры отправился для временной стоянки в Порт-Артур, на что уже последовало согласие со стороны китайского правительства". На телеграмме Николай II сделал пометку "С[огласен]", а рукой товарища (заместителя) министра иностранных дел графа Владимира Ламздорфа написано: "Царское село, 20 ноября 1897 г.".
Он стремился к тому, чтобы отвлечь все наши силы на Дальний Восток и быть спокойным относительно западной границы; это и было им вполне достигнуто… В последующем кайзер в личной переписке уговаривает "милейшего Ники" предпринять более активную дальневосточную политику, обещая при этом охранить тыл России в Европе. В марте 1898 года Вильгельм поздравил Николая "с достигнутым тобой у Порт-Артура успехом", на забыв подбросить в топку тщеславия того щедрую толику льсти: "Теперь, собственно говоря, ты хозяин Пекина". Германская дипломатия и германский император, полагал Сергей Витте, "в то время всячески старались нас втянуть в дальневосточные авантюры; он стремился к тому, чтобы отвлечь все наши силы на Дальний Восток и быть спокойным относительно западной границы; это и было им вполне достигнуто…". Витте привел характерный пример попытки воздействия Вильгельма на Николая II. Летом 1902 года германский кайзер посетил морские маневры в Ревеле (ныне Таллин), встретившись с русским императором на Ревельском рейде. Когда после торжественных приемов и монаршего рандеву яхта кайзера начала отходить, на ней от имени Вильгельма был поднят флажный сигнал: "Адмирал Атлантического океана шлет привет Адмиралу Тихого океана". Тем самым, утверждал Витте, "Германский Император дал нашему такой сигнал, который значил, если перевести его на обыкновенный язык: я стремлюсь к захвату или к доминирующему положению в Атлантическом океане, а, мол, тебе советую и буду поддерживать в том, чтобы Ты принял доминирующее положение в Тихом океане". "Как я уже имел случай говорить, – продолжал Витте, – Император Вильгельм втюрил (Витте именно так и написал: "втюрил". – Авт.) нас в дальневосточную историю, понимая, что если нас отвлечет на Дальний Восток, то он развяжет себе руки в Европе и этим сигналом он продолжал ту же самую характерную комедию". Сказалось влияние Вильгельма на Николая или нет тем сигналом, "или нечто другое, но с того времени, а еще более в 1903 году, в депешах, даваемых наместнику Его Величества на Дальнем Востоке, и в других актах неоднократно высказывалась Государем мысль о том, что он желает, чтобы Россия имела доминирующее влияние в Тихом океане". Извольский также полагал, что в переходе Николая II к активной политике на Дальнем Востоке "снова не обошлось без влияния императора Вильгельма" и в этом отношении действительно "характерна знаменитая телеграмма, которой кайзер, после встречи в Ревеле, приветствовал императора Николая, давая ему помпезный, но совершенно иллюзорный титул "адмирала Тихого Океана".
18 (5 по старому стилю) января 1903 года военный министр Российской империи генерал Алексей Куропаткин сделал в своем дневнике примечательную запись беседы с российским посланником при дворе корейского императора Александром Павловым: "Относительно германцев Павлов сказал, что они усиленно советуют ему не очищать от русских войск Маньчжурию, но что советы их коварны, ибо они желают поссорить нас с китайцами". 24 (11) декабря 1903 года Куропаткин занес в свой дневник уже слова тогдашнего министра иностранных дел России Ламздорфа: "Он, Ламздорф, видит, как государя подталкивают к войне даже со стороны Германии. Вильгельм всё справляется, цел ли еще Безобразов, ибо это – их надёжный союзник".
Германский император, утверждал Извольский, "делал все возможное, чтобы подвигнуть царя на политику авантюр на Дальнем Востоке". Наиболее характерным для "дяди Вилли" было, что в тот же самый момент, "когда он толкал царя на конфликт с Японией, он употреблял все усилия, чтобы содействовать заключению англо-японского союза, который укрепил Японию и увеличил шансы на конфликт ее с Россией". Было "слишком очевидно, – писал Извольский, – что Германия ничего не проигрывала и кое-что выигрывала, вследствие войны между Россией и Японией; если бы Россия вышла из этой войны победоносной, она на много лет оказалась бы занятой дальневосточными делами, и вся ее энергия была бы направлена в сторону подготовки к возможному реваншу со стороны Японии; в случае поражения, она была бы ослаблена и унижена. Во всяком случае влияние Германии пропорционально возросло бы, и ее император стал бы арбитром Европы". Так оно и вышло: "План кайзера великолепно оправдался последующими событиями […] участие кайзера в поддержке того положения, которое Россия должна была сохранить на западном фронте, имело своей целью толкать Россию все дальше и дальше на пути поражений на Дальнем Востоке".
Вам остается только одно – взять в руки создание военной силы Китая, чтобы сделать из него оплот против японского натиска."(с) - https://www.svoboda.org/a/30248444.html
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 29-04-2022 - 09:39) "..Запад принимал в сих планах самое живое участие. Как мы покажем во второй части «Погружения», все это было умелым планом западной финансовой элиты. Именно она стремилась стравить русских и японцев, обезопасив владения США и Великобритании на Тихом океане. План был задуман и осуществлен гениально: использовав продажность и глупость царской семьи, втянуть Россию в корейские концессионные авантюры и окончательно закрепить это, повязав правителей страны вложением в них личных денег. Иногда трудно отделаться от мысли о том, что и на ход самой войны влияли какие-то тайные структуры, имеющие агентуру в самых царских верхах. Бесспорно, умелые кукловоды и манипуляторы использовали также нерешительность и слабоволие Николая Второго. А если правитель столь мягок – то в его государстве можно творить все, что угодно. Мягкотелость плодит продажность, и тогда таким государством можно легко управлять извне. «Золотыми ключиками». Что на Западе заметили и учли."(с) Ну, а марионетками в руках кукловодов были политики и дипломаты. К сему: Маньчжурская ловушка: "Маньчжурия – северо-восток нынешнего Китая: с севера на юг – от границ с Россией до Желтого моря (включая Ляодунский полуостров), с востока на запад – от границ с Россией и Кореей до Монголии и хребта Большой Хинган. Маньчжурия, собственно, и стала тем яблоком раздора, из-за которого в 1904 году разразилась русско-японская война.
скрытый текст
Экспансия русских купцов, предпринимателей и просто авантюристов в Маньчжурию имела место достаточно давно, но серьезные проблемы международного уровня начались, когда эту экспансию решили закрепить уже на уровне государственно-политическом, в том числе, и строительством стратегической магистрали от Читы до Владивостока по кратчайшему пути – через Маньчжурию. Ярым сторонником и лоббистом этого варианта был министр финансов Российской империи Сергей Витте. Но реализация его концепции потребовала, в свою очередь, мер уже и военных. Потому, воспользовавшись, как казалось Петербургу, удобным моментом, Россия влезла в японо-китайскую войну 1894–1895 годов. В 1896 году был заключен секретный антияпонский договор с Китаем, согласно которому Россия получила право строить железную дорогу через всю Маньчжурию, затем у Китая был арендован Ляодунский полуостров – для строительства военно-морской базы, в Маньчжурии появились русские войска… Больше всего Извольский винил Сергея Витте, полагая, что "если бы кто-нибудь пожелал узнать причину несчастной войны между Россией и Японией, ему было бы необходимо, по моему мнению, рассмотреть решение, принятое русским правительством с графом Витте во главе, провести транссибирскую железную дорогу до Владивостока по китайской территории, которое состоялось хотя и давно, но в то время создало на восточной границе империи очень сложное и опасное положение. Это явилось первым шагом, обеспокоившим Японию". Если бы, полагал Извольский, всё ограничилось лишь проведением Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД), "это могло бы послужить средством для экономического развития России, но, к несчастью, эта возможность была совершенно устранена последующей активной политикой на Дальнем Востоке и в особенности захватом Ляо-Дунского полуострова с портами Дальним и Порт-Артуром".
Далее случилось следующее: "Под предлогом охраны нужд железной дороги, – писал Извольский, – русское правительство добилось от Китая не только аренды Порт-Артура и Дальнего, но также и обширной территории по обе стороны дороги. Граф Витте создал из этой территории, которая находилась исключительно под контролем его министерства, область, где он пользовался почти неограниченной властью. На этой территории были построены новые города, как, например, Харбин и новый порт Дальний. Он имел в своем распоряжении целую армию, под видом охраны железной дороги, так же как речной и океанский флот. Многочисленные чиновники, подчиненные ему и изъятые из ведения центральной власти империи, управляли на этой территории, которая представляла из себя фактически громадное колониальное владение на отдельных границах России в Азии, повелителем которого являлся граф Витте". Как полагал Извольский, именно "маньчжурское предприятие графа Витте, бесполезное и даже опасное само по себе, являлось особенно роковым для внешних русских дел и может быть рассматриваемо как первопричина русско-японской войны". Проще говоря, Россия неуклюже влезла на поле, которое Япония полагала своим. При этом собственно китайцев – об их желании или нежелании "делиться" между русскими и японцами – никто не спрашивал."(с) - https://www.svoboda.org/a/30248444.html
Книгочей
дата:
«Маленькая победоносная война»: "Шапкозакидательские настроения привели Россию к поражению в конфликте с Японией.
скрытый текст
Причины Русско-японской войны:
В конце 19-го века Китай проиграл войну с Японией. Деньги для выплаты контрибуции ему дала Россия. Но не просто так. За это в аренду сроком на двадцать пять лет Китай отдал ей Ляодунский полуостров. Кроме того, Российская империя получила концессию на строительство железных дорог через Китай, до Владивостока и до Порт-Артура.
Стоит отметить, что виды на Поднебесную империю в те годы имели не только Россия и Япония. Свою долю хотели получить Германия, Англия, Франция и даже Голландия. Китай рвали на части. Первым делом устраивали военные базы. Потом постепенно прибирали к рукам разработку полезных ископаемых, судоходство на реках и так далее. Обделёнными оказались только японцы. По требованию Европы им пришлось отказаться от своей законной добычи в войне — Ляодунского полуострова, который сразу же захватили русские. Кроме того, Россия получила выгодную концессию на разработку леса в Корее. На корейские леса японцы тоже имели планы. Назревал конфликт. При этом Японию как серьёзного военного противника России в Европе никто не рассматривал.
Основные события Русско-японской войны:
Поздней январской ночью 1904 года без объявления войны японские корабли совершили атаку на русскую эскадру в Порт-Артуре. В этот же день, утром, четырнадцать кораблей Японской империи напали на крейсер «Варяг» и канонерскую лодку «Кореец», находившиеся в корейском порту Чемульпо. В обоих сражениях японцы одержали победу, тем самым выполнив основную задачу — добиться превосходства на море. Теперь Япония могла перейти к высадке десанта.
В России новость о начале войны никого не оставила равнодушным. И понимание того, что враг позорно под покровом ночи напал на страну, способствовало подъёму патриотизма. Однако на международной арене Российская империя поддержки не снискала. Соединённые Штаты и Англия высказались в поддержку Японии, а Франция, союзник России, объявила о своём нейтралитете.
В феврале в Порт-Артур прибыл прославленный вице-адмирал Степан Осипович Макаров. Он заявил о себе ещё во время войны с турками. Авторитет Макарова на флоте был очень высок, и все надеялись, что он-то придумает, как одолеть японцев. Первым делом Степан Осипович вывел эскадру в море, провёл разведку, поставил мины. Настроение моряков сразу поднялось. Но ненадолго. 31 марта 1904 года знаменитый адмирал погиб вместе со всей командой броненосца «Петропавловск».
Пока в России собирались и переправлялись в Маньчжурию войска, японцы вовсю наступали на суше. 18 апреля, перейдя корейско-китайскую границу, 1-я японская армия вступила в бой и нанесла поражение армии Михаила Ивановича Засулича. 30 апреля завершилась высадка 2-й японской армии на Ляодунском полуострове. Впоследствии без боя был занят порт Дальний, открывший дорогу в Порт-Артур. Началось формирование 3-й японской армии.
В августе три японские армии начали штурм Порт-Артура. Было предпринято несколько попыток захватить его. Но упорное сопротивление русских войск сломило японцев, и они перешли к осаде. Чтобы не тратить время зря, японцами было принято решение отправить часть войск для разгрома армии русских в районе города Ляоян.
24 августа произошло сражение, в котором японцы фактически потерпели поражение, и русская армия имела все шансы на полный разгром противника. Но главнокомандующий Алексей Николаевич Куропаткин, получив недостоверные разведданные, решил отступить на север, что стало полной неожиданностью для японцев, занявших Ляоян, но не ставших преследовать русских.
Тем временем из Балтийского моря в Порт-Артур вышла эскадра под началом вице-адмирала Зиновия Петровича Рожественского, которой предстояло обогнуть Африку и помочь осаждённой крепости. Узнав об этом, японцы снова предприняли попытки захватить Порт-Артур. В декабре был убит начальник сухопутной обороны крепости генерал Роман Исидорович Кондратенко, многое сделавший для того, чтобы японцы не смогли прорваться. Во многом благодаря его стараниям крепость ещё держалась. Но он погиб, и 20 декабря 1904 года командующий войсками генерал Анатолий Михайлович Стессель сдал крепость. Расстановка сил кардинально изменилась. Японцам теперь не надо было воевать на два фронта, и все свои силы они бросили на разгром армии генерала Куропаткина.
В феврале японцы столкнулись с русскими в битве при Мукдене, откуда в итоге, 25 февраля, Куропаткин отступил. Русская армия была отброшена. А 14 апреля эскадра адмирала Рожественского вошла в Цусимский пролив, где была полностью разбита японским флотом.
7 июля началась последняя крупная операция войны — японское вторжение на Сахалин, где врагу сопротивлялся небольшой военный гарнизон и каторжане-добровольцы.
К концу войны русская армия в Маньчжурии количеством солдат и техническим оснащением превосходила японскую. Но начавшаяся революция не позволяла армии предпринимать активные действия. Плюс генерал Куропаткин как мог старался истощить японские войска. Но людям в России было не объяснить, что армия отступает, чтобы враг устал; что нужно время, чтобы Россия смогла взять реванш. Японская экономика была истощена войной, и армия не могла позволить себе победоносное наступление. Обе стороны понимали, что пора заключать мир.
Портсмутский мир:
Посредником в мирных переговорах выступили Соединённые Штаты Америки. (Кстати, за этот шаг американский президент Теодор Рузвельт был удостоен Нобелевской премии мира). 23 августа 1905 года в Портсмуте был подписан мирный договор. Россию на переговорах представлял Сергей Юльевич Витте, которому удалось добиться достаточно мягких условий мира. Стороны договорились вывести войска из Маньчжурии. Россия обязалась уступить Порт-Артур и южную часть Сахалина Японии. Также Россия признавала Корею сферой влияния Японии, а японским рыбакам было предоставлено право рыболовства вдоль русских берегов в Японском, Охотском и Беринговом морях.
Так азиатская страна победила европейскую. С этого времени Япония стала великой державой, первым «тихоокеанским драконом». России же ничего не оставалось, как продолжать жить с оглядкой на Дальний Восток."(с) - https://diletant.media/articles/45274991/
Это сообщение отредактировал Книгочей - 29-04-2022 - 17:20
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 29-04-2022 - 17:18) «Маленькая победоносная война»: "Маленькая аазиатская страна победила огромную европейскую. С этого времени Япония стала великой державой, первым «тихоокеанским драконом». России же ничего не оставалось, как продолжать жить с оглядкой на Дальний Восток."(с) "Договор секретный": "Согласно Портсмутскому договору, вывод русских войск из Маньчжурии завершился к апрелю 1907 года, всего тогда было выведено 250 тысяч человек. Численность охранных войск на КВЖД также привели в соответствие с условиями договора: охрану КВЖД осуществляли Заамурский округ пограничной стражи – 21 тысяча человек, и Заамурская железнодорожная бригада – 8 тысяч человек. Зона охраны: 25 верст по обе стороны дороги, зона разведка – по 75 верст. Переговоры относительно "окончательного" урегулирования и, главное, разграничения сфер влияния в Маньчжурии начались в Петербурге раньше, в марте 1906 года: победитель был ещё не в состоянии удержать, контролировать и "переварить" всю эту огромную территорию, побежденный же вовсе не горел желанием сдать всё и сразу. Впрочем, сама идея закулисного сговора с Японией за счет Кореи и Маньчжурии, да и вообще Китая, высшим сановникам Российской империи не претила, поскольку витала в их головах ещё до войны. Так, 28 (15 по старому стилю) декабря 1903 года генерал Куропаткин записал в дневнике: "Мне представляется возможным окончить распрю присоединением к нам Северной Маньчжурии и к Японии южной части Кореи. Северную Корею и Южную Маньчжурию объявить нейтральною между нами зоною".
скрытый текст
На переговорах в Петербурге японскую сторону представлял опытнейший и влиятельный дипломат, посол Итиро Мотоно. С российской стороны переговоры вёл сначала сенатор Николай Малевский-Малевич, прежде возглавлявший Второй департамент МИД России, а затем Александр Извольский, в мае 1906 года назначенный министром иностранных дел Российской империи. Его дальневосточная политика сильно контрастировала с действиями предшественников: дальневосточной экспансии новый министр иностранных дел предпочитал концентрацию на делах европейских, в качестве заветной цели имея в виду, прежде всего, русский контроль над черноморскими проливами, Босфором и Дарданеллами. В своих мемуарах он прозрачно отметил: "Будучи всегда сторонником европейской политики для России, я никогда не придерживался мнения, что нам следует распространить поле деятельности России в места, отдаленные от центра наших традиционных интересов, что несомненно ослабляло нашу позицию в Европе. Мне всегда казалось, что Сибирь должна быть рассматриваема как резерв, до того дня, когда Россия окажется вынужденной направлять туда излишки своего населения". Уже после заключения соглашения с Японией, Извольский, выступая на заседании Особого совещания 24 (11 по старому стилю) августа 1907 года, заявил: "Мы должны поставить наши интересы в Азии на надлежащее место, иначе мы сами станем государством азиатским, что было бы величайшим бедствием для России". Схожие идеи Извольский высказывал достаточно публично и ранее. Так что, когда император Николай II предложил Извольскому пост министра иностранных дел, тот согласился на него лишь при условии, "что иностранная политика России должна продолжать оставаться на неизменной базе ее союза с Францией, но что этот союз должен быть укреплен и расширен соглашениями с Англией и Японией". Всё прагматично: у Российской империи нет сил на активную экспансию сразу на всех направлениях, главное – укрепить пошатнувшиеся позиции в Европе, подобравшись, по возможности, к заветным проливам. Посему на Дальнем Востоке надо остановиться, обеспечив тылы за счет соглашения с Японией. Как говорил тогда Извольский, с Японией "не следует перепираться в мелочах, а взглянуть на дело широко…" Вот в 1907 году и взглянули. Тем паче Япония, хотя и оказалась тогда победителем в войне, и от трофеев отказываться тоже не собиралась, но не горела и желанием заполучить мстительного соседа, жаждущего реванша.
Переговоры шли трудно. Япония предъявила серьезные требования в экономической сфере, потребовав беспошлинного ввоза товаров в Приамурье с территории Ляодунского полуострова, учреждения японских консульств в Николаевске и Петропавловске, свободного плавания японских судов по Сунгари. С трудом шло разграничение сфер интересов двух держав и в Маньчжурии, много споров было о том, кому теперь должна принадлежать станция Куанченцзы, разделявшая КВЖД и Южно-Маньчжурскую железную дорогу (ЮМЖД). Извольский тогда полагал, что поскольку главнейшая задача – восстановить "вполне нормальные и вполне искренние отношения" с Японией, то не стоит и препираться по мелочам, на дело надо взглянуть "широко, твердо вступить на путь вполне лояльной открытой политики". 30 (17 по старому стилю) июля 1907 года министр иностранных дел России Извольский и посол Японии Мотоно наконец подписали искомое русско-японское соглашение или, как его ещё называли, договор Извольский – Мотоно. Открытая часть этого документа (т. н. "Договор опубликованный") содержала много высоких и красивых фраз, что "каждая из высоких договаривающихся сторон обязуется уважать существующую территориальную целость другой", об уважении прав, вытекающих для обеих сторон "из действующих трактатов между ними и Китаем", что высокие стороны "признают независимость и целость территории Китайской империи и принцип общего равноправия (opportunite egale) по отношению к торговле и промышленности всех наций в этой империи", обязуются поддерживать и защищать "сохранение status quo и означенный принцип всеми мирными средствами, имеющимися в их распоряжении". Для непосвященных всё это выглядело лишь продолжением Портсмутского мира: текущий эпизод починки русско-японских отношений после войны 1904–1905 годов, не более того, много красивых фраз, при этом никакой конкретики.
На деле открытая часть соглашения служила прикрытием главной, без затей обозначенной "Договор секретный" и написанной языком, несколько далеким от дипломатического, вполне недвусмысленным, хотя и не лишенным изящества. Тон задаёт преамбула секретной части: "Правительство его величества императора всероссийского и правительство его величества императора Японии, желая устранить на будущее время всякие причины трений или недоразумений касательно некоторых вопросов, относящихся до Маньчжурии, Кореи и Монголии, согласились в следующих положениях…" Проще говоря, две империи, Российская и Японская, разделили между собой Маньчжурию и Монголию с Кореей. Не уведомляя вышеупомянутых об этом.
Содержательная часть заслуживает цитирования: "Принимая во внимание естественное тяготение интересов политической и экономической деятельности в Маньчжурии и желая избегнуть всяких осложнений, которые могли бы возникнуть из соревнования, Япония обязывается не искать за свой счет или в пользу японских или иных подданных никакой железнодорожной или телеграфной концессии в Маньчжурии к северу от линии, установленной дополнительной статьей к настоящей конвенции, и не затруднять ни прямо, ни косвенно всякого рода действия, поддержанные российским правительством, имеющие в виду такого рода концессии в указанном районе; и Россия, с своей стороны, руководимая тем же миролюбивым побуждением, обязывается не искать за свой счет или в пользу российских или иных подданных никакой железнодорожной или телеграфной концессии к югу от вышеназванной линии и не затруднять ни прямо, ни косвенно всякого рода действия, поддержанные японским правительством, имеющие в виду такого рода концессии в указанном районе". При этом, как галантно заверили японцы, все права и привилегии российской КВЖД к югу от демаркационной линии "останутся в силе". Но линия разграничения "сфер влияния" в Маньчжурии была проведена всё же не через станцию Куанченцзы, установленную Портсмутским договором в качестве точки разграничения КВЖД и ЮМЖД, а через станцию Сунгари – это на 100 км севернее. Хотя Куанченцзы и прилегающая часть железной дороги остались за Россией, но Гирин и Гиринская провинция были отнесены уже к сфере влияния Японии. Разграничение начиналось от северо-западной точки русско-корейской границы, проходило через нынешний китайский город Хунчунь, далее через озеро Пиртанг (Биртэн) на Сюшуйган, потом по реке Сунгари до устья реки Наньцзянь "и подымается оттуда вверх по течению этой реки до устья реки Толахо". Далее линия разграничения шла по течению этой реки до её пересечения со 122-м меридианом.
Отдельным пунктом Россия, "признавая отношения политической солидарности между Японией и Кореей", обязалась "не вмешиваться и не чинить препятствий дальнейшему развитию этих отношений": проще говоря, Петербург признал за Японией свободу рук в Корее. Взамен "императорское японское правительство, признавая во Внешней Монголии специальные интересы России, обязывается воздержаться от всякого вмешательства, способного нанести ущерб этим интересам". Статья 4-я секретной части строго указывала, что "настоящая конвенция будет строго конфиденциальной между двумя высокими договаривающимися сторонами…" Усилия Мотоно по заключению этого соглашения на родине оценили высоко: он был награжден орденом Восходящего Солнца 1-й степени и возведен в ранг потомственной аристократии с присвоением титула барона.
На этом дележ "имущества" не остановился. Спустя три года, 4 июля (21 июня по старому стилю) 1910 года, те же Извольский с Мотоно скрепили своими подписями ещё одно соглашение, также разделенное "Договор опубликованный" и "Договор секретный". В части открытой говорилось, что стороны будут оказывать друг другу "дружественное содействие" для улучшения железнодорожных линий в Маньчжурии, обязавшись "поддерживать и уважать status quo в Маньчжурии" (то есть нерушимость секретных статей конвенции 1907 года о её разделе), немедленно согласовывая меры, "которые они сочтут нужным принять для сохранения названного status quo". Секретная часть, с одной стороны, подтверждала прежнюю линию раздела сфер влияния, с другой – содержала положение, что обе стороны "признают […] право свободно принимать, за каждой в ее сфере, все необходимые меры ограждения и защиты этих интересов". Говорилось и про некие "специальные интересы" каждой из сторон в Маньчжурии, в случае возникновения угрозы которым обе стороны "сговорятся о мерах, которые нужно будет принять". Проще говоря, Петербург и Токио зарезервировали за собой возможность на практически неограниченное вмешательство в маньчжурские дела, вплоть до военного – каждого в своей сфере влияния, а также и совместной военной интервенции – на всякий случай. По словам Извольского, дело уже практически открыто шло о "совместной русско-японской опеке над Маньчжурией и даже над всем Китаем". Практически тотчас после заключения этой конвенции, 22 августа 1910 года, Япония аннексировала Корею.
Правда, как свидетельствуют документы, улучшение общеполитических отношений поначалу не слишком сказалось на тайной подрывной активности сторон: никто не прекратил ни шпионажа друг против друга, ни агитации, ни скрытой поддержки мятежников. Историк Юрий Пестушко приводит данные, как на юге Приморского края развернули антияпонскую деятельность корейские "Отряды независимости" ("Тоннипкун"), "а в окрестностях Владивостока проживала корейская семья Ан Чжун Гын, подготовившая и осуществившая убийство японского генерального резидента в Корее Ито Хиробуми". Официально, пишет историк, российские власти антияпонские отряды в Корее не поддерживали, но "корейские повстанцы были расквартированы в русских казармах, а обучали их русские военные инструкторы". Правда, не менее активно подрывную работу вели и японцы, поддерживая банды хунхузов, наводившие тогда ужас на население Северной Маньчжурии и русского Приморья. Японским агентам, как сообщала разведсводка штаба Приамурского военного округа в апреле 1910 года, нередко прямо предписывалось принимать участие в грабежах и разбоях вместе с хунхузами, стараясь, цитирует историк документ, "вообще производить беспорядки, чтобы вызвать у русских ненависть к корейцам и китайцам". И такая острая ситуация сохранялась в Приамурском крае вплоть до начала Первой мировой войны.
Очередную русско-японскую конвенцию, уже сугубо секретную, Мотоно подписал в Петербурге 8 июля (25 июня по старому стилю) 1912 года уже с Сергеем Сазоновым, новым министром иностранных дел России. Необходимость очередной сверки сфер влияния и согласования действий была очевидна: с 1911 года в Китае полыхала революция, а летом того же года Внешняя Монголия и вовсе заявила о своем выходе из состава Китая. Объявив же независимость, монгольские князья направили делегацию в Петербург, попросив признания и военной помощи против Китая – в обмен на русские концессии. В октябре 1911 года в Монголию вошли русские войска, китайских солдат разоружили, китайские чиновники были выдворены, а китайское население ограбили и, разорив, тоже изгнали из Монголии. Монгольский вопрос и стал предметом очередного тайного соглашения между Россией и Японией, преамбула которого гласила, что стороны "решили продлить демаркационную линию" исключительно "в целях уточнения и дополнения" предыдущих секретных договоров, разграничив "сферы их специальных интересов" уже и во Внутренней Монголии – "во избежание всякого недоразумения", разумеется.
И вот уже последним соглашением такого рода стал русско-японский договор, заключенный 3 июля (20 июня по старому стилю) 1916 года – уже союзный, но опять-таки секретный: на сей раз высокие стороны поделили, по сути, весь Китай, отложив, правда, конкретные детали "на потом", на послевоенный период. Первый же пункт этого секретного договора гласил, что "жизненные интересы требуют, чтобы Китай не подпал владычеству какой-либо третьей державы, враждебной России или Японии". Если между одной из сторон и "третьей державой" возникнет война, то, как было записано во втором пункте секретного документа, "другая договаривающаяся сторона" обязуется по просьбе своей союзницы прийти ей на помощь. С этим документом и по сей день много неясности, например, что это за "третья держава", о возможных действиях против которой стороны сговаривались. Германия? Но против неё обе страны и так уже воевали, к чему все эти непонятные туманные оговорки, отчего сразу и прямо было не обозначить Германию как врага? И кстати, почему оказание взаимной помощи поставили в зависимость от "содействия стран-союзниц"? Поскольку же, помимо России и Японии, самыми активными игроками на китайском поле тогда были Англия, США и Франция, то и предположения напрашиваются интересные… Тем паче японская сторона намеренно сообщила своей прессе о самом факте заключения секретных статей, превратив его в инструмент давления. Но на кого?
Так или иначе, вся эта серия русско-японских "секретных протоколов" сыграла свою роль, дав России возможность осуществить переброску войск с Дальнего Востока на германский фронт. Правда, при этой дележке сфер влияния ни маньчжуров и собственно китайцев, ни корейцев и монголов об их мнении на этот счет опять же не спрашивали…"(с) Источник: https://www.svoboda.org/a/30248444.html
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 29-04-2022 - 17:18) "К концу войны русская армия в Маньчжурии количеством солдат и техническим оснащением превосходила японскую. Но начавшаяся революция не позволяла армии предпринимать активные действия. Плюс генерал Куропаткин как мог старался истощить японские войска. Но людям в России было не объяснить, что армия отступает, чтобы враг устал; что нужно время, чтобы Россия смогла взять реванш. Японская экономика была истощена войной, и армия не могла позволить себе победоносное наступление. Обе стороны понимали, что пора заключать мир."(с) "Но самое плохое заключалось в том, что война сразу же вскрыла опаснейший раскол внутри русского общества. Впервые за всю историю страны целые его группы почти в открытую желали поражения собственной страны. С началом Русско-японской кампании лидер большевиков Ленин выкинул лозунг поражения России. Петербургские студенты-путейцы слали поздравительные телеграммы японскому микадо, приветствуя победы самураев. Даже в некоторых гимназиях отмечалось странное возбуждение от поражений. Тяжелые неудачи на фронте еще больше раскалывали социум, деморализуя одних и воодушевляя других. И прежде всего – революционеров всех мастей.
скрытый текст
Наши цивилизационные противники это прекрасно видели. И не случайно, что именно в Русско-японской войне были использованы мощные способы разложения России изнутри. Задолго до того, как немцы профинансируют возвращение Ленина в пломбированном вагоне в Россию (а США – Троцкого на специальном пароходе). И уж совсем задолго до того, как США будут финансировать демократическое движение в России 1980-1990-х годов. Опыт 1904-1905 годов удался полностью, был учтен и тщательно изучен на Западе, и затем уж умело им использовался. Причем – спустя восемьдесят лет.
Дело в том, что даже после серии поражений русская армия не была разгромлена и все еще представляла из себя серьезную силу. К лету 1905 года война уже истощила Японию. К лету Россия, наконец, смогла сосредоточить в Манчжурии почти миллионную группировку войск, готовую наступать. И если бы боевые действия продолжились, японцы просто-напросто запросили бы мира. Мы выбивали их из Манчжурии. Однако в самый удобный момент, в январе 1905 года, в России началась революция. Именно она и спасла самураев от конфуза. Царь не мог одновременно воевать с Японией и гасить пожар бунта у себя в стране. Он предпочел признать победу Японии."(с) - https://www.rulit.me/books/tretij-proekt-to...-150646-66.html
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 29-04-2022 - 09:39) "Есть события начала ХХ века, во всей полноте открывающие нам всю глубину болезни, охватившей внешне процветающую Российскую империю. Эти события камня на камне не оставляют от лакированной картинки «земли обетованной», показывая все: и накал взаимного ожесточения внутри расколотого социума поздней Северной Пальмиры, и гнилость режима пополам с его бессилием. О чем мы? О русско-японской войне 1904-1905 годов и последующей за нею Первой русской революции (1905-1907). Та война стала еще и динамитом, взорванным под и без того шатким фасадом страны."(с) "Хронология проста: мирный договор с Японией был подписан 23 августа 1905 года. А расстрел демонстрации рабочих у Зимнего дворца, шедших с петицией к царю-батюшке, знаменитое Кровавое воскресенье, случилось 9 января 1905 года. Восстание же на черноморском броненосце «Потемкин» разразилось в июне. В октябре 1905-го Россию потрясла революционная забастовка. Сначала она вызвала настоящую катастрофу в финансах Российской Империи, а затем переросла в кровавые бои в Москве. Россия погрузилась в пучину настоящей гражданской войны, остановить которую удалось лишь летом 1907 года. События 1905-1907 годов поэтому называют Первой Русской революцией.
То была стратегия непрямых действий в самом чистом, первозданном виде. Параллели событий тех лет с развалом нашей страны в 1917 и в 1989-1993 годах иногда просто изумляют.
скрытый текст
Вспомним ту уже забытую революцию. В ней были массовый террор против русских управленцев и военных. Бомбы и пули эсэров-террористов истребили тысячи людей. (Тот, кто думает, будто террористические взрывы – это порождение только нынешних Чеченских войн, глубоко ошибается.) Были кровавые бои в Москве, в Сибири и в Закавказье. Восстания на флоте – не только на броненосце «Потемкин», но и в Кронштадте со Свеаборгом. И еще очень многое.
Но как случилась революция 1905-1907 гг.? Накануне войны и на Западе, и в Японии прекрасно знали о том, что общество в России нестабильно, что страна вступила в период турбулентности, который может закончиться либо развалом, либо преображением. Не был решен проклятый земельный вопрос, и в деревне шло сильное брожение. Все прекрасно знали о русской ушибленной интеллигенции, которая почти за сто лет до этого воспитывалась в какой-то дикой, иррациональной ненависти к собственной стране. Умонастроения русской образованщины ни для кого не были тайной: она уже тогда считала боевую доблесть и преданность Родине позорным архаизмом, считалось, что надо любить не страну, а какой-то абстрактный «народ», ради любви к которому можно желать своей стране даже поражения.
К 1904 году в России расплодилось масса всякой нечисти – эсеров-террористов, народных социалистов, анархистов, грузинских социал-федералистов, большевиков и меньшевиков (рабочих социал-демократов), бундовцев (еврейских социалистов), леваков польских, армянских, прибалтийских и финских. Многие из них просто жаждали поражения России в войне, почитая сей момент удобнейшим для устройства потрясений да революций. Знал наш враг и о том, что мощная машина имперских органов безопасности тоже поражена и либерализмом, и странным бездействием. Она занималась черт знает чем, только не ловила главарей российской смуты. К тому времени революционеры-разрушители Российской империи уже получали достаточно щедрое финансирование из американских и европейских финансовых кругов.
Самым ярким представителем таковых выступал крупный американский банкир Шифф. Горя страстью отомстить русскому самодержавию за угнетение своих соплеменников в России, он сделал очень многое для финансирования революционеров и террористов внутри нашей страны. На его деньги жили, например, эсеры-террористы, развернувшие в начале ХХ века настоящую охоту на русских генералов, министров, государственных людей. И именно Шифф был тем, кто умело использовал финансовые рычаги для поражения России в Русско-японской кампании. Используя свое влияние и связи не только с американскими, но и европейскими банкирами, Шифф добился того, что кредит русским везде оказался перекрытым, тогда как Япония получила его безо всяких ограничений. Недаром японцы позже наградят этого сиониста своим высшим орденом – за вклад в разгром русских.
Странны обстоятельства самого Кровавого воскресенья 9 января 1905 года, когда поп Гапон (мерзавец-провокатор) повел толпы рабочих к резиденции Николая II. Многие поколения русских задавали себе вопрос: как мог царь отдать приказ стрелять в народ, который шел к нему с петицией, с прошением, с образами и хоругвями, исполненный верноподданических чувств? Да еще в разгар войны?
Тайна сия до сих пор не разгадана. Но есть глухие упоминания о том, что первые выстрелы прозвучали не из линий пехоты, охранявшей Зимний дворец, а как раз со стороны демонстрации. Когда на снег упали первые солдаты, рассвирепевшие войска открыли огонь. Есть мнение, что бойню спровоцировал кто-то дьявольски коварный, стрелявший по русским солдатам из-за спин демонстрантов. И своего он добился: царь в глазах народа превратился в трусливого убийцу, а русские зашлись в кровавом революционном междоусобье, да еще и в разгар войны с Японией! Причём эта кровавая распря захватит сначала 1905-1907, а потом возобновится в 1917-м. И пойдет далее, кстати. Как тут не вспомнить слова Ленина о том, что революция 1905 года была лишь генеральной репетицией 1917-го?"(с)
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 29-04-2022 - 17:32) Тайна сия до сих пор не разгадана. "9 января 1905 года можно назвать одной из гениальнейших операций врагов России, проведенной в ходе войны. Кровавое воскресенье по итогам своим для нашей страны оказалось страшнее, чем гибель флота в Цусиме или поражение под Мукденом.
скрытый текст
Версия с таинственными стрелками-подстрекателями, между тем, воскрешает в памяти события 4 октября 1993-го. Тогда Западу было очень нужно, чтобы Ельцин удержался у власти. Ранним утром к зданию Верховного Совета он стянул войска. Но они не хотели идти на штурм белого здания, защитники которого были вооружены лишь палками, камнями, бутылками с бензином да сорока укороченными «калашами»-пукалками. К тому же, защитники Дома Советов получили приказ не стрелять ни в коем случае. И тогда на сцене появились таинственные снайперы. Выстрелы хлестнули по войскам – со стороны американского посольства и Нового Арбата, с крыш гостиницы «Украина» и Дома Советов. И войска пошли на штурм, словно разъяренные укусами слепней быки.
Кстати, потом этих снайперов никто не нашел. И никто внятно не объяснил их действий. Зато потом защитники Дома Советов рассказывали, как им пришлось снимать с крыши снайпера, провоцировавшего войска на штурм. Как накануне октября в Россию прибывали странные группы иностранцев. Все, как на подбор, с выправкой офицеров спецназа и с острыми взглядами профессиональных стрелков. И как те же группы быстро выехали из России после сожжения Дома Советов.
А не был ли применен в 1905 и 1993 годах один и тот же прием стрелков-подстрекателей, агентов третьей силы?
Русско-японская война прекрасно показала то, что Россию можно не только использовать в своих целях, но и в нужный момент взорвать изнутри, стоит лишь искусно вбросить в нее деньги – для удара по самым болевым ее точкам. Именно здесь весьма ярко проявляется закономерность: западные финансовые воротилы легко идут на союз с самыми экстремистскими политическими силами и даже боевиками-террористами – лишь бы этот союз уничтожал неугодную Западу страну, лишь бы он порождал нестабильность и хаос в нужном месте планеты.
Именно японская разведка в лице военного атташе, полковника Мотодзиро Акаши, наладила хоть и небольшое, но отлаженное финансирование всяческих революционных и националистических сил в Российской империи. Из Берлина Акаши наладил закупки оружия для кавказских, финских и прибалтийских революционеров. (Черт, и это было за восемьдесят с лишним лет до Карабаха, до подъема дико-племенного национализма в Прибалтике времен Горбачева).
Очень любопытный документ – записка министра внутренних дел Российской империи графа Ламсдорфа Николаю Второму, поданная 3 января 1906 года. В то время, когда деньги японцев и шиффоподобных уже ввергли Россию в кровавую смуту. Это – сводка разведывательно-аналитической информации. В ней Ламсдорф указывает прямо: поддержка самых агрессивных революционеров «из-за границы исходит именно из еврейских капиталистических кружков».
«В этом отношении невозможно игнорировать некоторые нижеследующие сближения, едва ли основанные на простой случайности. Сближения эти заставляют логически придти еще к тому дальнейшему выводу, что наше революционное движение не только, как сказано выше, поддерживается, но и в некоторой степени направляется из-за границы. Действительно, с одной стороны, забастовки вспыхнули с особой силой и распространились на всю Россию не раньше и не позже минувшего октября, т.е. как раз в то время, когда нашим правительством была сделана попытка реализовать крупный заграничный заем без участия Ротшильдов, и как раз вовремя, чтобы не дать осуществиться этой финансовой операции, – причем вызванная среди держателей русских фондов паника и постепенная их продажа не могли не принести, в конце концов, новых выгод тем же самым еврейским капиталистам и банкирам заведомо и открыто, как например, в Париже, игравшим на понижение русских ценностей…»
Иными словами, читатель, в 1905 году нам не только устроили внутренний взрыв в стране, но и нанесли тяжелейший финансовый удар. Поясним, для чего. Русские пытались занять деньги не у англо-французских банкиров, а у целого международного консорциума банков. Мы не хотели привязывать себя к антигерманским странам, чтоб избежать в будущем столкновения с немцами. Однако эта наша комбинация была умело разбита. Начатая революционерами всех мастей забастовка октября 1905 года, переросшая в вооруженное восстание, подпитанное оружием и деньгами из-за границы, стали поводом для резкого падения стоимости русских ценных бумаг на мировых биржах.
И тут нам нанесли еще один умелый удар. Умелой провокацией раскочегарили пожар острейшего конфликта – между евреями и русскими. В июне 1905 года в Англии возник британо-еврейский комитет, собирающий средства для вооружения еврейских боевиков в России. Ламсдорф отмечал: ввоз оружия нашим революционерам шел как раз из Англии. Вскоре и Ротшильд создал в Англии особый комитет для помощи жертвам погромов в России, собирая деньги по подписке со всей Европы. Если мы вспомним о том, что именно Англия особо активно стравливала Японию и Россию, что именно с ее территорию уходили к нашим берегам набитые оружием для революционеров пароходы – то круг замыкается. Но на этот раз стравливали две цивилизации внутри Российской империи: православную и иудейскую. Русских провоцировали на погромы. Евреев – на ответную ненависть и превращение в «штурмовиков революции». И это получилось. Со страшными последствиями для дальнейшей нашей истории, с кровавыми слезами и для русских, и для евреев.
Честно говоря, финансовая сторона русской трагедии тех лет – это вообще особая тема. Совершенно четко можно проследить еще одну войну Запада против России: финансовую. Умело спровоцированные и сдетонированные в России беспорядки вызвали массовый отток денег из России в заграничные банки уже в 1905 году. Бывший царский премьер и финансист Сергей Витте в своих воспоминаниях говорит о сотнях миллионов рублей, сообщает о настоящем «отливе золота» из страны. Западная экономика, таким образом, получила обильнейшую подпитку.
Русские ценные бумаги на мировых биржах испытали 20-процентое падение. Уменьшение капитализации означало огромные потери в инвестициях. В западной экономической прессе вспыхнула настоящая информационная война: в печати сообщали чуть ли не о полном крахе русских финансов. Особенно свирепствовал лондонский «Экономист».
Вот так Русско-японская война превратилась в динамит под шатающуюся Российскую империю. Правительству понадобилось два года неимоверных усилий для подавления революции. Но надлом оказался смертельный: погибла вера в царя, массы почуяли вкус бунта и крови. Дело медленно и верно пошло к новой революции.
(Книгочей @ 29-04-2022 - 16:38) Английская военная помощь Японии доходила до того, что английские механики вылавливали на своих судах у Порт-Артура установленные русскими мины. Закрыв при помощи Англии и Турции проход через Босфор для Черноморского флота, Япония сосредоточила все свои усилия на том, чтобы сорвать прибытие на Дальний Восток эскадры Рожественского. Почему «Потемкин» не участвовал в Цусимском сражении?: "1904 год... Для России он стал прежде всего годом тяжелых поражений на Дальнем Востоке. Неудачи вызвали огромное количество откликов в русской прессе. Особенно выделялись статьи капитана 2 ранга Н.Л. Кладо. В его книге под названием «После ухода Второй эскадры Тихого океана» рассматриваются обстоятельства, связанные с увеличением морских сил России на Дальнем Востоке. Одна фраза из книги особенно знаменательна: «...если будет послан на Дальний Восток Черноморский флот, то завладение морем, а следовательно, и участь кампании, можно считать для нас почти обеспеченными». Эти слова нельзя назвать случайными или брошенными вскользь.
скрытый текст
Вопрос о переброске Черноморского флота на Тихий океан для участия в военных действиях до настоящего времени не привлекал особого внимания историков: в двух исследованиях, специально посвященных дипломатии периода русско-японской войны, ему уделено всего несколько строк. А между тем в свое время этот вопрос приковывал к себе пристальное внимание крупнейших государственных деятелей Европы, в решении его — каждая держава по-своему — были заинтересованы Великобритания, Россия, Япония, Германия и Турция. Перед нами яркий пример так называемой закулисной дипломатии, когда истину можно установить лишь на основании тщательного анализа секретных депеш, записок, меморандумов, скрытых тогда от широкой публики. По существу, о происходившем знал очень узкий круг лиц, от действий которых, как дальше будет показано, в немалой степени зависели судьбы мира. Поэтому данная проблема заслуживает того, чтобы, по крайней мере, вновь заявить о ней (научная постановка ее уже сделана в некоторых работах). В настоящей статье автор пытался вскрыть ее глубинные корни, исходя из доступных источников.
На протяжении XIX века одной из главных внешнеполитических задач России было овладение водным путем из Черного моря в Средиземное; пользуясь языком тех лет, она намеревалась «получить ключи от собственного дома». Начиная с 70-х годов эти ключи находились в руках Великобритании. Появление- новой силы на Средиземноморье не могло ее не беспокоить. Кроме того, с открытием в 1862 году Суэцкого канала претворение в жизнь русских планов создавало серьезную угрозу британским интересам, ибо в этом случае великая держава Россия могла контролировать сухопутный и морской подступы к Индии. Именно наличие в Средиземном море мошной британской эскадры помешало России действовать более активно в районе Босфора и Дарданелл в 90-е годы. Свидетельством ее постоянного внимания к этому вопросу служат попытки обеспечить пропуск через проливы своих военных кораблей, постоянно встречавшие противодействие Великобритании (как, например, во время инцидентов 1902—1903 годов).* [* В этот период ряд русских военных судов, по согласованию с турецким правительством, пересек проливы в обоих направлениях, несмотря на то, что (вплоть до подписания 20 июля 1936 года в Монтрё ныне действующей конвенции о режиме проливов) Россия не имела права свободного прохода своих военных судов через черноморские проливы. — Примеч. ред.] К началу 1904 года положение еще более осложнилось в связи с ростом напряженности на Дальнем Востоке.
Русско-английские противоречия принимали порой настолько острый характер, что едва не приводили к военным действиям, но до полного разрыва дело не доходило: слабость британской сухопутной армии являлась общеизвестной, с моря же Россия была почти неуязвима. Немалое значение имели и внешнеполитические факторы, накладывавшие определенные ограничения на действия великих держав. Англия, долгое время проводившая политику «блестящей изоляции», не вмела союзника, способного помериться силами с опаснейшим из ее врагов. Тем не менее как только в этом возникла необходимость, такой союзник нашелся. На рубеже двух веков произошло быстрое сближение Англии и Японии, закончившееся подписанием союзного договора 30 января 1902 года.
Англо-японский союз с самого начала был призван обеспечить интересы двух стран в их соперничестве с Россией. Первый период его существования ознаменовался трогательным единством взглядов: обе державы как бы соревновались в том, кто из них займет более антирусскую позицию. В 1902—1903 годах действия агрессивной японской дипломатии всегда получали скрытое, реже явное, одобрение Великобритании.
Что касается отношений между Англией и Россией, то их характер в значительной степени определялся наличием англо-японского союза со всеми вытекающими отсюда последствиями. Положение России к 1904 году являлось даже лучшим, чем в 1902—1903-м, поскольку из состава британского кабинета вышли два враждебно настроенных к ней министра – Дж. Чемберлен и герцог Девонширский. Это позволило Англии удержаться на позиции нейтралитета в намечавшемся русско-японском столкновении.
Английский нейтралитет оставался в начале 1904 года, пожалуй, единственным пунктом, по которому внутри кабинета министров не существовало серьезных разногласий. Причиной этого было не только сближение с Францией — союзницей России, — но и испытываемые Соединенным Королевством финансовые трудности. По поводу же конкретных действий британской дипломатии мнения разошлись: оживленная дискуссия велась между премьер-министром и руководителем внешнеполитического ведомства.
Первый из них (А. Дж. Бальфур) избегал выносить определенные суждения по вопросам первостепенной важности, но тема «Британия и русско-японская война» относилась к проблемам, о которых он имел ясное представление. Оценивая Японию как державу слабую по сравнению с Россией, он все же твердо считал, что вторжение на территорию островной империи невозможно, а значит, японские интересы в ходе войны не сильно пострадают. Успехи же России на материке приведут к тому, что та получит «бесполезную провинцию» (то есть Корею), а вместе с ней — «недремлющего врага» на Дальнем Востоке. Поэтому Бальфур рассматривал попытки оказать давление на Японию как в высшей степени вредные: «Мы должны предоставить Японии самой искать путь собственного спасения». Главной его ошибкой стало убеждение, что даже если Япония и будет «покинута» Англией, сближение ее с Россией окажется невозможным из-за их глубокого антагонизма. Как известно, события на Дальнем Востоке накануне Первой мировой войны не подтвердили эти выводы —Япония и Россия стали союзниками.
Министр иностранных дел лорд Ленсдаун являлся сторонником намного более осторожной, уравновешенной и дальновидной политики. Он хорошо понимал, что необходимо учитывать прояпонский настрой английского общественного мнения, и то, что в Японии политика невмешательства могла быть воспринята как «предательская». Ленсдаун полагал, что русско-японский конфликт нанесет ущерб Великобритании во всех отношениях и прежде всего ударит по ее престижу. Глава Форин Оффис* находил желательным достижение «согласия» с Россией в отношении дальневосточных дел, но не хотел лишаться ценного союзника в лице Японии. [* Форин Оффис (англ. Foreign Office) — обиходное название британского министерства иностранных дел. — Примеч. ред.] Отсюда и основная идея Ленсдауна: Британия должна выступить в качестве посредника между двумя державами, заставив их в какой-то степени умерить свои требования. Министр заявлял: «Я хотел бы, чтобы Правительство Его Величества протянуло руку как посредник или, при всех обстоятельствах, как дружески настроенный советчик, чем ждать, когда можно будет выйти на сцену в роли освободителя». Однако кабинет не поддержал его усилий: получив «дружеский» отказ Японии от посредничества, британское правительство решило предоставить событиям идти своим чередом. На практике это означало проведение политики благожелательного в отношении Японии нейтралитета.
Ознакомившись в самых общих чертах с настроениями, господствовавшими в Лондоне перед началом войны, перейдем к основной интересующей нас теме — вопросу о возможности прохода кораблей русского Черноморского флота через Босфор и Дарданеллы.
Каким было отношение Великобритании к проблеме проливов в начале 1904 года? После гигантского отвлечения сил и средств России на Дальний Восток в возможность ее вооруженной акции на пороге Средиземноморья, подобной тем, что планировались в 1882—1896 годах, никто в Англии всерьез не верил. Большие опасения возбуждало, однако, то, что Россия воспользуется слабостью султанского правительства для посылки через проливы своих военных судов или сделает это без его согласия. Тревоги, вызванные инцидентами 1902—1903 годов, не только не улеглись, но даже возросли. Состояние русской Тихоокеанской эскадры (11 броненосных кораблей против 14 японских) могло возбудить намерение усилить ее за счет судов из европейских вод. Черноморский флот, имевший в своем составе восемь эскадренных броненосцев, как нельзя лучше подходил для этой цели.
Это сразу же привлекло к нему внимание англичан. Можно выделить три периода, когда со стороны британского правительства оно становилось особенно пристальным: январь — февраль, июнь и ноябрь 1904 года. Каждый из них нашел отражение в британских дипломатических документах.
В январе 1904 года, когда вопрос о начале войны с Россией был в Токио в принципе решен, как в Англии, так и в Японии возникла необходимость обсудить дальневосточные проблемы. Японская сторона проявила инициативу, и 11 января состоялась беседа посланника в Лондоне Хаяси с Ленсдауном. Упомянув о желательности нейтралитета Китая, Хаяси прямо поставил вопрос о возможности прохода через проливы русского Черноморского флота, заявив, что рассчитывает в этом деле на «добрые услуги Правительства Его Величества». Поскольку под «добрыми услугами» подразумевалось многое — от любезной беседы британского посла в Петербурге с Ламздорфом* до уничтожения русского флота у выхода из Дарданелл — Ленсдаун также дипломатично ответил, что не знает, какого рода действия предприняла бы Великобритания, но она посмотрела бы на это, как на тяжкое нарушение договорных обязательств. [* Ламздорф Владимир Николаевич (1844— —1907), граф — министр иностранных дел Российской империи (1900—1904, октябрь 1905—1906). — Примеч. ред.] Этим министр и ограничился, но Хаяси мог быть уверен, что последствия «нарушения обязательств» окажутся для России достаточно серьезными.
Не исключено, что неопределенность фраз Ленсдауна исходила от недостатка информации. Во всяком случае, он поспешил запросить точку зрения британского Адмиралтейства, прибавив, что пренебрежения к договорам нельзя допускать и что общественное мнение не позволит сделать этого; даже если русский флот выйдет в Средиземное море, его остановят у Суэцкого канала и откажут снабжать в дальнейшем углем. В морском ведомстве Великобритании на этот счет имелись серьезные сомнения: советники первого лорда Адмиралтейства Селсборна предостерегали, что другие державы вряд ли присоединятся к Великобритании. Однако первый лорд разделял точку зрения Ленсдауна: «... это (нарушение режима проливов. — В.П.) больше того, что наш народ захочет или сможет вынести». Итак, со стороны британского морского командования поддержка Японии была обеспечена.
Следующим, кого Ленсдаун познакомил с содержанием беседы, стали члены кабинета. Бальфур немедленно откликнулся пространным письмом, в котором предлагал дать подробные инструкции в Петербург послу Ч.Скотту. Если бы к тому поступила информация о передвижении Черноморского флота в сторону Босфора, давление на Россию должно было неуклонно нарастать: сначала предлагалось потребовать объяснений, затем уведомить «в очень серьезном тоне» о твердой позиции Великобритании и уже после форсирования проливов поставить вопрос об отзыве посла из Петербурга, но, конечно, без объявления войны. Одновременно требовалось сосредоточить соответствующие военно-морские силы в Восточном Средиземноморье. Кроме того, Бальфур планировал обратиться к заинтересованным державам «за помощью в поддержке европейского порядка», то есть организовать коллективный протест, а может быть, и морскую демонстрацию. Все это свидетельствует о том значении, которое в Лондоне придавали месту нахождения русской эскадры в Черном море (посол, по мысли Бальфура, обязан был требовать объяснений у российского МИДа в связи с любыми передвижениями флота), но одновременно и о том, что до принятия крайних мер дело бы не дошло.
Поддержанный Бальфуром и Адмиралтейством, Ленсдаун начал действовать. 27 января он сообщил японскому посланнику об одобрении кабинетом своего заявления от 11 января. То, что нужно было сделать в Петербурге, в сущности, уже наметил Бальфур: Ленсдаун лишь перевел его предложения на дипломатический язык. Скотту предлагалось сообщить Ламздорфу, что британское и японское правительства консультировались друг с другом и что Великобритания рассчитывает на выполнение Россией взятых ею на себя обязательств. В противном случае может возникнуть «величайшая международная опасность» и «подобная политика будет одинаково гибельной для Великобритании и России».
Нет никаких оснований расценивать эти действия как угрозу войны, они оказались не более чем предостережением. Ленсдаун хорошо помнил замечание Бальфура о противодействии России, «конечно, без объявления войны». Он постарался максимально смягчить тон своего заявления. Поскольку при отсутствии в то время у России каких-либо намерений в отношении использования Черноморского флота на Дальнем Востоке британский меморандум могли посчитать в Петербурге оскорбительным, Скотт должен был передать его Ламздорфу только в случае неоспоримого подтверждения их возникновения. В ответном послании от 4 февраля посол подтвердил, что русское правительство ничего не предпринимало, и заверил Ленсдауна в неукоснительном выполнении инструкций, если возникнет в том необходимость. «Дело о Черноморском флоте» не получило дальнейшего развития. Последним его отголоском стали парламентские дебаты 15 февраля, когда депутаты направили в правительство запрос, как оно смотрит на сведения о предполагаемом проходе через проливы русских военных судов. Правительственный ответ гласил, что такие сведения не поступали.
Можно отнестись с иронией к излишней подозрительности британского кабинета, но нельзя не признать, что принятые им меры обеспечили достаточно эффективный механизм противодействия интересам России — если учесть, что Форин Оффис проинструктировал не только Скотта, но и посла в Константинополе О'Конора, хотя и в намного более общих выражениях. Из-за осторожности Ленсдауна самолюбие России не было задето, но при других обстоятельствах язык британского правительства стал бы совершенно иным. Доказательством этому служат последующие события.
Весна 1904 года принесла миру англофранцузское «Сердечное согласие» (Entente cordiale). Но сразу же после заключения соглашения от 8 апреля новый союз подвергся серьезным испытаниям, и причиной их стал вопрос о проливах. До Лондона в очередной раз «дошли известия» (какие именно — британские документы умалчивают) об «угрожающих замыслах»
России. Ленсдаун предупредил французского посла в Лондоне Поля Камбона, что они неизбежно повлекут ухудшение в отношениях между Англией и Россией, в надежде на передачу этих слов русскому послу в Лондоне Бенкендорфу (обычная практика Форин Оффис в то время). И если февральский эпизод объяснялся простым желанием принять меры предосторожности, то апрельские «известия» были чрезвычайно сомнительными -- новый посол в Петербурге Гардинг хранил полное молчание. В этот момент Эдуард VII, уже сыгравший немалую роль в англофранцузском сближении и мечтавший сделать то же самое в отношениях между Англией и Россией, решил проявить инициативу. Имеются сведения, что король не только возражал против необоснованного, по его мнению, заявления Ленсдауна, но и считал уступку России в вопросе о проливах вполне возможной — разумеется, за соответствующие компенсации: он хотел сделать ее одним из предметов будущих англо-русских переговоров. Но в разговоре с Камбоном Эдуард VII счел возможным только выразить желание радикально улучшить отношения между двумя странами. Содержание беседы Камбон передал Ленсдауну.
Министр иностранных дел понял, что имел в виду король, но высказался весьма решительно: «Имеется только один пункт, по которому может возникнуть действительно серьезное беспокойство, и это — вопрос о проливах. В случае, если русские корабли пройдут через них, они должны быть остановлены силой». Угроза войны прозвучала недвусмысленно — Ленсдаун мог разговаривать с Камбоном гораздо свободнее, чем Скотт или Гардинг — с Ламздорфом. Реальных последствий разговор не имел, но русское правительство теперь получало информацию по французскому дипломатическому каналу (не исключено, что по единственному, так как неизвестно, получил ли Гардинг после своего назначения те же инструкции, что в свое время Скотт).
Последний инцидент такого же характера произошел в июне. Британский посол в Вене сообщил Ленсдауну, что тамошний японский посланник узнал из секретных документов о запросе Россией турецкого правительства, может ли она рассчитывать на проход своих судов в Средиземное море. Официально Порта будто бы ответила категорическим «нет», а неофициально дала понять России, что якобы не будет возражать при соблюдении полной секретности. В настоящее время из опубликованных русских документов известно, что информация посланника оказалась ложной. Однако Ленсдаун отнесся к ней с вниманием: О'Конору поручили действовать так, чтобы у турецкого правительства создалось впечатление, что Британия следит за всеми его действиями. Более того, Ленсдаун решил привести в действие тот рычаг, который оставался нетронутым в феврале и в апреле. Известен доклад французского поверенного в делах в Петербурге Бутирона, в котором он сообщает (11 июня) о беседе, состоявшейся между Гардингом и Ламздорфом (британский посол передал французскому коллеге ее содержание). Речь зашла о возможности соглашения между Россией и Англией: Гардинг заверил Ламздорфа, что он гарантирует «в высшей степени корректную» позицию Великобритании в русско-японском конфликте, если Россия, со своей стороны, обеспечит сохранение статус-кво. Бутирону британский посол объяснил, что намекнул на возможность выхода русского флота из Черного моря и что Ламздорф его понял, но не подхватил эту мысль. Таким образом, русский министр получил долгожданное предупреждение. Опытный дипломат без труда разгадал, что стояло за вежливыми словами Гардинга, и потому поспешил сменить тему разговора. С тех пор отношение российского МИДа к планам переброски Черноморского флота на Дальний Восток оказывалось неизменно отрицательным.
Неизбежно встает вопрос: каков смысл дипломатических ходов Великобритании в этом направлении? Ведь еще в феврале 1903 года имперский Комитет обороны пришел к выводу о том, что оккупация Россией Дарданелл или свободное использование ею водного пути из Черного моря в Средиземное «не внесет заметных изменений в наше стратегическое положение по сравнению с существующими условиями». Ответ в наши дни может быть дав следующий.
Во-первых, проход Черноморского флота через Босфор и Дарданеллы поставил бы британское правительство перед дилеммой: позволить ему следовать дальше, так как даже в случае закрытия англичанами Суэцкого канала оставался свободным Гибралтарский пролив, или пойти на столкновение с Россией. Первое стало бы доказательством очевидной слабости Великобритании, второе сулило чрезвычайно серьезные осложнения в отношениях с Францией (вплоть до полного разрыва). Во-вторых, в этом случае создался бы опаснейший прецедент нарушения международных договоренностей, по большей части выгодных для Соединенного Королевства. В-третьих, после февральской беседы Ленсдауна с Хаяси Англия взяла на себя определенные обязательства перед Японией. Можно представить, какая проблема встала перед британскими дипломатами: проход Черноморского флота через проливы ставил Великобританию перед необходимостью выбора между англо-французским «согласием» и англояпонским союзом.
В этих обстоятельствах единственным выходом из положения стала политика, осуществлявшаяся английским кабинетом — направить все усилия на недопущение выхода флота из Дарданелл. Россия, несомненно, могла считать себя уязвленной и даже униженной; но нельзя не признать, что долговременные интересы европейских держав требовали от них проведения именно такой политики. Если русский флот в Тихом океане и не получил пополнения судами из Черного моря, то не уравновешивалось ли это для России выгодами, проистекавшими из сохранения порядка и спокойствия в Европе?
Ближайшее будущее показало, что опасения британских властей подтверждались, по их мнению, рядом фактов. Потеря русских военных судов и трагическая гибель вице-адмирала С.О. Макарова, поражение их армий на реке Ялу, установление блокады Порт-Артура побудили, наконец, Морское министерство России принять меры для пополнения флота на Дальнем Востоке. Началось, хотя и медленными темпами, формирование 2-й Тихоокеанской эскадры.
Если судить по архивным документам, мысль о присоединении ко второй эскадре нескольких кораблей Черноморского флота возникла у ее командующего контрадмирала З.П. Рожественского еще в мае 1904 года. Однако в практическую плоскость вопрос перевели несколько позднее, в июле, когда подготовка эскадры к отплытию уже развернулась. Планы были очень скромными: предполагалось отправить лишь два броненосца — «Князь Потемкин Таврический» и «Три Святителя» — по той причине, что степень готовности кораблей на Балтийском море оставалась весьма низкой. Вместе с ними планировалось отправить несколько миноносцев и минный транспорт «Дунай». Рожественский считал, что начатые слишком заблаговременно переговоры с Портой «могли бы быть несвоевременно разоблачены и вызвали бы, по всей вероятности, энергичный протест Англии», не зная о том, что фактически этот протест (правда, не «энергичный») уже дошел до Российского МИДа. Вскоре из рапорта командующего Черноморским флотом вице-адмирала Г.П. Чухнина стало известно, что и такой небольшой отряд невозможно подготовить к сроку: «Потемкин» еще достраивался, а готовившийся ему на замену эскадренный броненосец «Ростислав» требовал переделки отопления котлов с нефти на уголь — общее топливо для отправляемой эскадры. Остальные суда, по мнению Чухнина, можно было приготовить к 1 августа.
Окончательное решение о посылке 2-й Тихоокеанской эскадры приняло Особое совещание, состоявшееся 11 августа. Рожественский настаивал на возможно более скором ее уходе в существующем составе, так как был убежден в невозможности провести Черноморский флот через проливы («из Черного моря, конечно, не выпустят англичане»). Возражал ему в письменной форме только вице-адмирал Н.И. Скрыдлов (на совещании не присутствовавший), который заявил, что без включения в состав эскадры всего Балтийского и части Черноморского флота едва ли возможно рассчитывать на успех. Как известно, победила точка зрения Рожественского, проблема же использования черноморских кораблей осталась нерешенной. Безрезультативно закончилось и ее обсуждение в правительственных сферах (сентябрь 1904 года).
Тема участия черноморских кораблей в боевых действиях вызвала появление летом и осенью 1904 года значительного числа статей в русской периодической печати. В Морское министерство присылалось большое количество записок от разных лиц. Некоторые были составлены в духе статей капитана 2 ранга НЛ. Кладо, многие претендовали на наукообразие, но, по существу, они мало чем отличались друг от друга. Уже не доказывалась необходимость нарушения режима проливов, ясная всем, — обосновывалась законность такого нарушения! Беспомощность аргументации, приводимой авторами, была видна невооруженным глазом. В министерстве и не рассматривали такие записки всерьез. Но одну из них оно использовало весьма умело.
В конце 1904 года стала очевидной неизбежность падения Порт-Артура. К тому же уход на Дальний Восток 2-й эскадры не позволял и дальше затягивать решение вопроса о присоединении к ней кораблей Черноморского флота. В связи с этим Морское министерство обратилось в МИД с целью выяснить точку зрения дипломатов. Но это сделали не в форме прямого запроса — управляющий министерством Ф.К.Авелан препроводил Ламздорфу статью профессора Киевского университета О. Эйхельмана, касающуюся возможности прохода флота через проливы. 9 января 1905 года Авелан получил довольно язвительный комментарий к ней юрисконсульта МИДа Мартенса.* [* Мартенс Федор Федорович (Фридрих Фромгольд) (1845—1909) — русский юрист и дипломат, крупнейший специалист в области международного морского права. — Примеч. ред.] Посчитав такой ответ недостаточным, Ламздорф направил в морское ведомство текст изданной МИДом ранее «Записки по поводу отправления на Дальний Восток судов русского Черноморского флота». На этот раз удар по зарождавшимся планам оказался сокрушительным.
Дипломаты, хорошо зная существо дела (в отличие от Авелана, Рожественского и Скрыдлова), поставили успех задуманного предприятия в зависимость от позиции Англии. Энергично выразив свое отношение к «современным политиканам-любителям», для которых «английские угрозы» не более чем «пустые слова», составители «Записки» сразу перешли к трудностям, стоящим на пути претворения в жизнь русских планов. Обращение с просьбой к султану невозможно, так как после пропуска кораблей он лишится всех гарантий, предоставляемых ему договорами о проливах. Немыслимо и секретное соглашение с ним, предполагающее защиту Турции от последствий нарушения трактатов, на что у России нет ни сил, ни средств. На тайное содействие местных властей рассчитывать не приходится, мысль о форсировании проливов представляется просто несерьезной. Намерения Англии вполне выяснены, и она без объявления войны легко может закрыть выход из Дарданелл своей эскадрой (45 боевых единиц), после чего военные действия придется начать русскому адмиралу. Британское правительство способно также помешать русским судам пройти Суэцким каналом. Неутешительное резюме дипломатов гласило: «В общем, стало быть, получилась бы следующая картина: тяжелая война с Японией, требующая все большего напряжения морских и сухопутных сил; разрыв добрых отношений с Турциею; столкновение русского и английского флотов в Средиземном море и, наконец, война с Афганистаном и Великобританией в Средней Азии».
И все же Ламздорф и его коллеги великодушно предоставили адмиралам выход из положения: если бы те признали посылку Черноморского флота единственным средством добиться перелома в войне, то над правомерностью нарушения договоров о проливах нечего было бы и задумываться. Выражалась даже готовность с помощью дипломатических рычагов уменьшить опасные для России последствия этого шага. Об известной гибкости позиций Ламздорфа свидетельствует и его записка от 14 апреля 1905 года. В ней указывается на возможность вывода из Черного моря еще не снаряженных и не вооруженных судов.
Тем не менее руководство Морского министерства, по-видимому, серьезно опасалось последствий столь рискованного дела (ведь оно всегда находилось в стороне от «политических соображений»). Во всяком случае, после непродолжительных устных переговоров между представителями обоих ведомств вопрос о проходе кораблей Черноморского флота через проливы окончательно сняли с повестки дня. Запоздалые призывы ждавшего подкрепления Рожественского, посылаемые с Мадагаскара («если ожидание не увенчалось бы соединением с Черноморским флотом, то плодом сего было бы физическое и нравственное утомление»), уже не могли ничего изменить.
Стоит сказать о том, что в конце 1904 года (вероятно, после издания типографским способом «Записки...») посол Японии в Англии Хаяси снова побеспокоил Ленсдауна по поводу русского Черноморского флота. Министр заверил его в неизменности позиции британского правительства. Впоследствии ни Великобританией, ни Россией, ни Японией вопрос этот больше не поднимался.
Естественным образом возникает вопрос: стал бы Черноморский флот в случае успешного прохода через проливы средством для достижения победы России на море? Однако такая постановка его представляется отвлеченной. Все ходы британской дипломатии были великолепно рассчитаны и направлены на то, чтобы подобные действия России сделать неосуществимыми в принципе. Сыграли свою роль и традиционная английская тактика устрашения более слабого противника, и концепция «fleet in being»:* одно присутствие в Средиземном море 14 английских броненосцев являлось сильнейшим сдерживающим фактором, лучшим доводом для Российского МИДа воспрепятствовать планам своего Морского министерства. [* Fleet in being («Флот действует уже тем, что существует» — англ.) — понятие, введенное английским адмиралом Гербертом. Под этим термином понимается флот, который уклоняется от встречи с противником, но остается в постоянной готовности нанести удар. — Примеч. ред.] Таким образом, любые попытки совершить что-либо в этом направлении с самого начала обрекались на неудачу. Но даже если предположить, что они увенчались бы успехом, последствия их немедленно дали бы о себе знать. Сомнительный выигрыш в результате присоединения ко 2-й эскадре двух-трех броненосцев свелся бы на нет тяжелыми дипломатическими и, вероятно, военными поражениями. В заключение укажем, что неучастие судов с Черного моря в русско-японской войне послужило скорее к выгоде России: Черноморский флот сохранился как боевая единица, облегчилось налаживание отношений с Великобританией и создание тройственной Антанты в качестве инструмента для поддержания европейского равновесия."(с) Автор В.Л. Петров, "Гангут" №10. Источник: http://keu-ocr.narod.ru/Potemkin/
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 29-04-2022 - 09:39) Я.Шифф, один из столпов финансового мира США, употребил все свое влияние для того, чтобы Россия не получила ни одного зарубежного кредита. И одновременно он сделал все, чтобы такие кредиты шли Японии. «Накануне русско-японской войны Япония закупила у Аргентины два броненосца за полтора миллиона фунтов стерлингов, но в это время в лондонском отделении Токийского валютного банка было всего лишь 150 тыс. фунтов, так что посланник даже выдал долговое обязательство… Вице-президент Японского банка Такахаси Корэкие направился в Нью-Йорк и Лондон просить кредиты, однако в США успеха не добился. По прибытии в Лондон ему понадобилось целых полтора месяца, чтобы уговорить английских банкиров взять на себя хотя бы 5 млн. ф. ст. облигаций японского займа. И вот, находясь в таком затруднительном положении, он был приглашен на ужин к одному английскому другу и там за столом неожиданно познакомился с американским банкиром Джейкобом Шиффом, главным представителем торгового общества “Кун-Леб”. Касэ Хидэаки, политический обозреватель японского журнала «Тюо корон» («Центральное обозрение»).
«За ужином Шифф подробно расспрашивал об экономическом положении Японии, о настроениях людей после начала войны. Я как можно учтивее отвечал… И вдруг Шифф взял на себя 5 млн. ф. ст. Я был несказанно рад этой манне небесной”. Такахаси, “Автобиография”.
В итоге Япония перевела сумму в 14 937 000 иен через Banco Yokohama Especie на аргентинский счет. Сделку держали в секрете, но вскоре она все-таки стала известна газетчикам.
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 29-04-2022 - 16:38) "При японской действующей армии и на ее флоте состояли многочисленные английские военные советники. Дело доходило до того, что военными операциями японцев непосредственно руководили британские офицеры. Во время боевых действий японского флота против Порт-Артура английский морской офицер М. О. Бридж лично руководил первой бомбардировкой, находясь на японском броненосце. Английская военная помощь Японии доходила до того, что английские механики вылавливали на своих судах у Порт-Артура установленные русскими мины. Донесения дипломатических и военно-дипломатических представителей России за рубежом подтверждают наши рассуждения. Весной 1904 года российский военный агент в Китае Десино сообщил в главный штаб: «Чтобы препятствовать приходу сюда из России нашего флота, решено отправить на предполагаемый путь партиями морских офицеров и фрахтовать яхты для крейсирования, в особенности в Красном море». А российские власти действовали нерешительно, опасаясь вступления Великобритании в войну, хотя имели такого сильного союзника как Францию. К сему: "Купленные крейсера «Ниссин» и «Касуга» срочно отправили в Японию, рано утром 9 ( 27) января 1904 года они вышли из Генуи под британским коммерческим флагом и под командованием английских офицеров резервного флота X. Пейнтера («Ниссин») и Д.Ф. Ли («Касуга»). Экипажи крейсеров состояли из британцев, японских матросов и итальянских механиков, их было всего 240 человек (половина штата). В спешке не удалось не только закончить работы на «Ниссине», но и загрузить все необходимое оборудование. Крейсера направились в Порт-Саид, куда и прибыли 13 января.
Японское командование опасалось беспомощности своих крейсеров на переходе, ожидания нападения русских и даже французов. До прихода кораблей в Японию начало боевых действий было отложено. Крейсера на переходе охранял английский броненосный крейсер «Кинг Альфред» типа «Дрейк» (водоизмещение 14150 т; 2 — 234/46-мм, 16 — 152-мм и 14 — 76-мм пушек). Японские крейсера получили приоритет при проходе Суэцким каналом, снабжение в пути осуществлялось без проблем в контролируемых британцами портах. Британцы помогли улучшить бортовое оборудование для беспроводной телеграфии и установили дальномеры английского производства. Кроме того англичане предоставляли союзникам развединформацию.
«Касуга» и «Ниссин» прибыли в гавань Йокосука 3(16) февраля 1904 года. Менее чем через два месяца крейсера появились под Порт-Артуром.
Российское командование поздно озадачилось опасностью усиления японского флота. Наместник адмирал Е.А.Алексеев 10 января телеграфировал в Петербург просьбу задержать крейсера в Генуе с помощью дипломатии, но русский консул узнал о задаче через день после ухода крейсеров.
Вторым шансом было использование отряда контр-адмирала Д.А. Вирениуса (эскадренный броненосец «Ослябя», крейсера 1 ранга «Дмитрий Донской» и «Аврора», крейсер 2 ранга «Алмаз», семь 350-тонных миноносцев водоизмещением («Бодрый», «Быстрый», «Бравый», «Бедовый», «Буйный», «Безупречный» и «Блестящий»), два 186-тонных миноносца и три парохода Добровольного флота («Орёл», «Саратов» и «Смоленск»)), находившегося в пути с Балтики на Дальний Восток.
Вышедшей из Бизерты русской эскадре помешали английские корабли, 13 января в Порт-Саиде столкнулись японские крейсера с находившимися там крейсером «Аврора» и 7 миноносцами. Но британцы четко контролировали ситуацию.
Только послезнание дает понимание, что англичане не пошли бы на прямое столкновение с Россией. Тогда же это было совсем неочевидно.
В итоге эскадра Вирениуса в Джибути получила приказ из Петербурга возвращаться обратно. Пароходы Добровольного флота «Орёл», «Саратов» и «Смоленск» должны были идти в Севастополь, а остальные — на Балтику."(с) - http://alternathistory.com/poslednie-argen...a-mitra-i-roka/
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 29-04-2022 - 17:59) Накануне русско-японской войны Япония закупила у Аргентины два броненосца. Точнее, два броненосных крейсера. А Почему не Россия купила крейсера у Италии?: "В 1902 году долго назревавшая война между Аргентиной и Чили из-за дележа Патагонии разрешилась мирным компромиссом и гонка морских вооружений между ними пришла к концу. Так, в конце 1902 года, неожиданно, в продаже оказались два чилийских эскадренных броненосца, строившихся в Англии, и два аргентинских бро-неносных крейсера, строившихся в Италии. У России, нежданно-негаданно, появился шанс путем покупки четырех капитальных кораблей улучшить свое незавидное стратегическое положение в Тихом океане (к началу военных действий и у нас, и у японцев, - по 7 эскадренных броненосцев, и 4 броненосных крейсера против 6 превосходящих их по качеству японских). Дальнейшее изложение событий приводится согласно комбинированным версиям русофила В. Л. Кофмана (Броненосные крейсера типа “Гарибальди”, М., “Моделист-Конструктор”, 1995) и русофобов капитана I ранга В. Ю. Грибовского и В. П. Познахирева (Вице-адмирал З. П. Рожественский, СПБ, “Цитадель”, 1999). Итак, чилийцам в январе 1903 года стоило лишь провести дипломатический зон-даж о возможности продажи своих “Constitution” и “Libertad” России, как британское адмиралтейство приобрело оба броненосца не смотря на несочитаемость их тактико-технических характеристик с английскими (они стали “Swiftsure” и “Triumph”). Оставались аргентинские крейсера “Rivadavia” и “Moreno”, в Италии. После не-ожиданной смерти 4 (17) марта управляющего Морским министерством вице-адмирала Павла Петровича Тыртова (1836-1903) его место занял начальник Главного Морского Штаба вице-адмирал Федор Карлович Авелан (1839-1916), а на освободившуюся долж-ность был назначен контр-адмирал Зиновий Богданович Рожественский (1848-1909), в обход множества вице- и контр-адмиралов. И Федор Карлович поручил именно Рожест-венскому принять решение о пукупке этих крейсеров ! В результате 9 (22) августа 1903 года глубокоуважаемый В. Ю. Грибовским и В. П. Познахиревым Зиновий Богданович отправил ответ, оканчивавшийся : “... в силу последовавшего Высочайшего повеле-ния все судостроение исполнять в России, не прибегая к каким-либо заказам за грани-цей, Морское министерство не имеет намерения приобрести суда означенной фирмы”. Окончательный отказ последовал 6 (19) декабря. В результате 29 декабря 1903 года (11 января 1904-го) в составе японского Императорского флота появились седьмой и вось-мой броненосные крейсера, названные “Ниссин” и “Кассуга” (В противном случае соот-ношение было бы 6 : 6 - “Россия”, “Громобой”, “Рюрик” и “Баян” + 2 экс-аргентинца, без учета устаревших наших крейсеров, - против японских “Асамы”, “Токивы”, “Адзу-мы”, “Якумо”, “Идзумо” и “Ивате”). Долгое время было непонятно, как такое могло произойти ? И тут на глаза попа-лась заметка из “Русского Инвалида” от 1 (14) января 1904 года:
скрытый текст
"Дальний Восток. К современному положению дел.
По телеграфному сообщению из Токио, вечером 30-го декабря, во дворце микадо состоялось совещание, выработавшее проект ответа на последнюю ноту России. Этот ответ, гласит сообщение,считается “последним шагом” на пути переговоров. Далее сле-дует указание на крайнее напряжение общественного интереса к результатам перегово-ров. Не разбирая степени достоверности этих известий, не можем, однако, не указать, что “напряжение общественного интереса” явление не новое; разогреваемое сенсацион-ными известиями, преимущественно из английских источников, оно сопровождало все стадии русско-японского конфликта [ ! ] и будет сопровождать до прекращения подоб-ных известий. На последнее рассчитывать, видимо, трудно. После нескольких сообще-ний о необычайной деятельности угольной биржи в Кардиффе, вызванной усиленными закупками Японии и заготовлениями британского адмиралтейства, отразившимися на колоссальном увеличении цен на уголь и морского фрахта на Дальний Восток, встреча-ем указание на нарушение контрактов шестью японскими судами, грузившимися углем в Японии для Порт-Артура, с целью, будто-бы, предоставления этого груза японскому правительству. “Berliner Tageblatt” воспроизводит депешу “Morning Leader” и из Тянь-цзиня о неоднократной порче местных русской и немецкой телеграфных линий. Нако-нец, “Morning Post” спешит сообщить из Чифу о предоставлении русским концессии на постройку железнодорожной ветки от Симинтина [Синьминтина] до Антунга на Ялу, благодаря чему китайская и манчжурская линии будут примкнуты к корейской границе, и Пекин окажется отделенным от Мукдена всего 24 часами пути. По поводу вызвавшего сенсацию сообщения “Local Anzeiger’a” об отзыве герман-ского императора [Вильгельму II был пожалован Николаем II чин адмирала русского флота еще в 1897 году ! ] о превосходстве типа аргентинских крейсеров, приобретенных недавно Японией на верфи Ансальдо в Генуе (“Кассуга” и “Ниссин”), названная газета поместила телеграмму императора следующего содержания : “Письмо получил, благо-дарю, радуюсь, видя из приложений, что мой отзыв, хотя и сделанный на основании изу-чения недостаточных данных, оказался справедливым, что оба аргентинских крейсера представляют собою наилучший тип бронированных крейсеров из имеющихся в совре-менных флотах и что Ансальдо этою конструкциею достиг выдающегося успеха. Совер-шенство его конструкции для меня бесспорно ! Передайте всем мою горячую благодар-ность за их любезность. Поздравляю аргентинский флот с прекрасным типом судов”.
Конечно, для такого отзыва могло быть множество объективных и субъективных политических причин, но бесспорно одно - ни Рожественский, ни Авелан не могли при-нять решения об отказе сами. Значит, решал Главный начальник флота и морского ве-домства генерал-адъютант, генерал-адмирал Его Императорское Высочество Вели-кий Князь Алексей Александрович. Но почему отказ ? Во-первых, нельзя исключить влияние французских судостроителей, к которым по до сих пор не выясненным причинам благоволил последний генерал-адмирал (хотя бы заказ “Цесаревича” и “Баяна”, принятие на вооружение пушек Канэ). Во-вторых, известно, что в середине 1903 года Великому Князю Алексею Александровичу требовались деньги (в самом деле, чтобы буквально купать в шам-панском свою французскую любовницу нужны не малые деньги). В-третьих, на переделку пушек Канэ (в том виде как они были приняты на воору-жение из них на расстоянии свыше 30 кабельтовых было практически невозможно по-пасть не то что в воробья, а даже в самый большой эскадренный броненосец, к тому же они от стрельбы часто ломались - для уменьшения всего этого и требовалась их пере-делка) денег в казне морского ведомства не нашлось, лишь новые пушки изготовлялись в подправленном варианте.
Это сообщение отредактировал Книгочей - 29-04-2022 - 18:25
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 29-04-2022 - 18:20) (Книгочей @ 29-04-2022 - 17:59) Накануне русско-японской войны Япония закупила у Аргентины два броненосца.Точнее, два броненосных крейсера. А Почему не Россия купила крейсера у Италии?: "В 1902 году долго назревавшая война между Аргентиной и Чили из-за дележа Патагонии разрешилась мирным компромиссом и гонка морских вооружений между ними пришла к концу. Так, в конце 1902 года, неожиданно, в продаже оказались два чилийских эскадренных броненосца, строившихся в Англии, и два аргентинских бро-неносных крейсера, строившихся в Италии. У России, нежданно-негаданно, появился шанс путем покупки четырех капитальных кораблей улучшить свое незавидное стратегическое положение в Тихом океане (к началу военных действий и у нас, и у японцев, - по 7 эскадренных броненосцев, и 4 броненосных крейсера против 6 превосходящих их по качеству японских)."(с) "Рассказ о броненосных крейсерах периода 1899 - 1905 годов будет неполным, если не упомянуть о чилийских кораблях. В то время как Аргентина заказывала броненосные крейсеры в Италии, Чили отдавала предпочтение Англии. Именно на британских верфях были построены для чилийского флота весьма прогрессивные по тем временам броненосные крейсеры "Эсмеральда"-II (1896 г., 7100 тонн, 16 тыс. л.с., 23 узл., бортовая броня 152 мм, палуба 51 мм, 2 - 203-мм и 16 - 152-мм орудий) и "О'Хиггинс" (1897 г., 8500 т, 16 тыс. л.с., 21 узл., бортовая броня 178 мм, палуба 51 мм, 4 - 203-мм и 10 - 153-мм орудий). Их дальнейшим развитием стали следующие два крейсера, создававшиеся на верфях в Эльзвике для чилийского флота. При водоизмещении 9850 т эти корабли должны были нести четыре 203-мм и четырнадцать 152-мм орудий и отличную броневую защиту: 229-мм пояс, 63-мм палуба и 152-мм казематы и башни. И когда в 1896 году стало известно, что Япония не только перекупила у Чили эти два находящихся в постройке крейсера, но и заказала еще два в Англии, один в Германии и один во Франции, стало ясно: война не за горами... Вплоть до 1895 года русское крейсеростроение вело своеобразную дуэль с английским, создавая корабли с достаточным бронированием, многочисленной артиллерией и огромной дальностью плавания. В конце 1895 года русское правительство убедилось в агрессивном характере японской внешней политики, и морское министерство получило указание: "Пересмотреть взгляд на военное положение России в Тихом океане". В результате этого пересмотра появилась концепция крейсера нового типа, у которого за счет снижения запасов топлива значительно усилено бронирование и вооружение при достаточно высокой скорости хода. Первым таким крейсером в русском флоте стал "Баян", но, увы, когда разразилась русско-японская война, он оказался единственным..."(с)
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 29-04-2022 - 09:39) Запад принимал в сих планах самое живое участие. Да, например, боевые корабли не только для Японии, но для Российской империи строили многие страные Европыи США. Так, "рассчитывая на старую репутацию, Крамп в 1898 году поспешил предложить свои услуги, как только узнал о том, что русское правительство объявило международный конкурс на постройку броненосцев, крейсеров и миноносцев для усиления эскадры Тихого океана. Но, обещая поставить заказчику в минимальные сроки два броненосца, четыре крейсера и тридцать миноносцев, Крамп не предъявил на конкурс ни одного проекта, надеясь навязать русским морякам в качестве прототипа "Касаги". Морское ведомство не поддалось на обман. Взяв в качестве прототипов "Пересвет" и "Диану", оно заключило с Крампом контракт только на постройку одного броненосца и одного крейсера 1 ранга. То были "Ретвизан" и "Варяг".(с) - http://commi.narod.ru/bmc/mk1cr/cr19.htm
К сему: Причём, самое интересное то, что не только самые современные, но и самые лучшие корабли для японского Объединённого флота и Российского императорского флота были созданый именно на иностранных верфях! И к тому же, такие новейшие по тем временам средства, как подводные лодки.
Это сообщение отредактировал Книгочей - 29-04-2022 - 18:37
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 29-04-2022 - 18:37) Причём, самое интересное то, что не только самые современные, но и самые лучшие корабли для японского Объединённого флота и Российского императорского флота были созданый именно на иностранных верфях! И к тому же, такие новейшие по тем временам средства, как подводные лодки. Так, например, на русские корабли вооружались современными скорострельными пушками системы Канэ, которые произвидились по французской лицензии, а на флоте и в армии состояли на вооружеии пулемёты системы Хайрама Максима, который тоже был иностранцем. Не говоря уже о лицензионных паровых котлах иностранных изобретателей и другом оборудовании и приборах иностранных конструкторов. Как допустим дальномеров Барра и Струда (Barr & Stroud). К сему: А вообще, можно в этом убедиться из публикаций в журнале "Моделист-Конструктор" в "Морской Коллекции" в соответствующих статьях - http://commi.narod.ru/bmc/index.htm
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 29-04-2022 - 17:18) «Маленькая победоносная война». "Это слова российского министра внутренних дел (с 1902) и шефа жандармов Вячеслава Константиновича Плеве (1846 —1904) в беседе (январь 1904) с генералом Алексеем Куропаткиным. В. К. Плеве имел в виду надвигавшуюся войну с Японией. Бывший председатель российского правительства Сергей Витте так описывает этот диалог в своих мемуарах (С. Ю. Витте, «Воспоминания», Издательство социально-экономической литературы, М., 1960, т. 2): «Когда Куропаткин покинул пост военного министра и поручение ему командования армией еще не было решено, он упрекал Плеве, что он, Плеве, был только один из министров, который эту войну желал и примкнул к банде политических аферистов. Плеве, уходя, сказал ему: — Алексей Николаевич, вы внутреннего положения России не знаете. Чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война. Вот вам государственный ум и проницательность...» Возможно, В. К. Плеве просто повторил выражение государственного секретаря США Джона Хея: «Это должна быть блестящая маленькая война» (a splendid little war). Эту фразу из письма Джона Хея президенту США Теодору Рузвельту (от 27 июля 1898 г.) Рузвельт позднее опубликовал в своей книге «Описание испано-американской войны» (1900). Возможно, говоря о «маленькой победоносной войне», В. К. Плеве просто воспользовался уже известным в то время выражением."(с) - https://dic.academic.ru/dic.nsf/dic_wingwor...%BA%D0%B0%D1%8F "Шапкозакидательские" настроения привели Россию к поражению в конфликте с Японией."Откуда появилось это выражение, обозначающее полную уверенность в превосходстве сил над силами противника?
Буквально эта фраза – «закидать шапками» – означает настолько значительный численный перевес над неприятельской армией, что для победы якобы будет достаточно каждому воину кинуть свою шапку – и враг погребён под огромной кучей головных уборов. Со второй половины девятнадцатого века эту идиому использовали в своих произведениях многие русские писатели: Лесков, Салтыков-Щедрин, Островский и другие. Самая ранняя публикация, в которой она фигурирует, по видимому, относится к 1840 году – это повесть «Тарантас», вышедшая из-под пера В. Соллогуба: «Только не трогайте святой Руси, не то все встанем без крика и незваных гостей одними шапками закидаем».
И всё же утверждать, что эту фразу придумал Владимир Александрович, я не стану. Похоже, что её автором является сам народ. Например, в русской народной сказке «Война грибов с ягодами», пересказанной В. Далем, грузди сообщают грибу-боровику: «Мы грузди, братья дружны, мы идём с тобой на войну, на лесную и полевую ягоду, мы ее шапками закидаем, пятой затопчем!».
Есть много указаний на то, что выражение «врага шапками закидаем» произносили те или иные военачальники – в ходе Крымской войны 1853-1956 гг. или Японской 1905-го, но тот факт, что не они его придумали, не вызывает никаких сомнений. А сокрушительные поражения русской армии после таких громких заявлений придали идиоме негативный оттенок – бахвальство и чрезмерная самонадеянность, как правило, до добра не доводят."(с) - https://newslab.ru/article/206370
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 29-04-2022 - 10:14) 14 мая 1905 года, когда произошло морское сражение, название которого стало с тех пор синонимом разгрома — Цусима. "РАЗГРОМ": "Морской бой в Корейском проливе заполонил внимание политической печати всего мира. Сначала царское правительство пыталось скрыть горькую истину от своих верноподданных, но скоро убедилось в безнадежности такой попытки. Скрыть полный разгром всего русского флота было бы все равно невозможно.
Оценивая политическое значение последнего морского боя, приходится повторять то, что мы говорили в № 2 “Вперед”* по поводу падения Порт-Артура. Полный военный крах царской России стал очевиден уже тогда, но балтийская эскадра внушала еще русским патриотам тень надежды. Все понимали, что окончательный исход войны зависит от победы той или другой стороны на море. Самодержавие видело, что несчастный исход войны равносилен победе “внутреннего врага”, т. е. победе революции. Поэтому на карту было поставлено все. Сотни миллионов рублей были затрачены на спешную отправку балтийской эскадры. С бору да с сосенки собран экипаж, наскоро закончены последние приготовления военных судов к плаванию, увеличено число этих судов посредством добавления к новым и сильным броненосцам “старых сундуков”. Великая армада, — такая же громадная, такая же громоздкая, нелепая, бессильная, чудовищная, как вся Российская империя, — двинулась в путь, расходуя бешеные деньги на уголь, на содержание, вызывая общие насмешки Европы, особенно после блестящей победы над рыбацкими лодками, грубо попирая все обычаи и требования нейтралитета. По самым скромным расчетам, эта армада стоила до 300 миллионов рублей, да посылка ее обошлась в 100 миллионов рублей, — итого 400 миллионов рублей выброшено на эту последнюю военную ставку царского самодержавия.
Теперь и последняя ставка побита. Этого ожидали все, но никто не думал, чтобы поражение русского флота оказалось таким беспощадным разгромом. Точно стадо дикарей, армада русских судов налетела прямиком на великолепно вооруженный и обставленный всеми средствами новейшей защиты японский флот. Двухдневное сражение, — и из двадцати военных судов России с 12—15 тысячами человек экипажа потоплено и уничтожено тринадцать, взято в плен четыре, спаслось и прибыло во Владивосток только одно (“Алмаз”). Погибла большая половина экипажа, взят в плен “сам” Рождественский и его ближайший помощник Небогатов, а весь японский флот вышел невредимым из боя, потеряв всего три миноносца.
Русский военный флот окончательно уничтожен. Война проиграна бесповоротно. Полное изгнание русских войск из Маньчжурии, отнятие японцами Сахалина и Владивостока — теперь лишь вопросы времени. Перед нами не только военное поражение, а полный военный крах самодержавия.
Значение этого краха, как краха всей политической системы царизма, становится все яснее и для Европы и для всего русского народа с каждым новым ударом, наносимым японцами. Все ополчается против самодержавия, — и оскорбленное национальное самолюбие крупной и мелкой буржуазии, и возмущенная гордость армии, и горечь утраты десятков и сотен тысяч молодых жизней в бессмысленной военной авантюре, и озлобление против расхищения сотен миллионов народных денег, и опасения неизбежного финансового краха и долгого экономического кризиса вследствие такой войны, и страх перед грозной народной революцией, которой (по мнению буржуазии) царь мог бы и должен бы был избежать путем своевременных “благоразумных” уступок. Растет и ширится требование мира, негодует либеральная печать, начинают грозить даже умереннейшие элементы, вроде землевладельцев “шиповского” направления, требует немедленного созыва народных представителей даже холопское “Новое Время”.
Европейская буржуазия, этот вернейший оплот царской власти, начинает тоже терять терпение. Ее пугает неизбежная перегруппировка в международных отношениях, растущее могущество молодой и свежей Японии, потеря военного союзника в Европе. Ее беспокоит судьба тех миллиардов, которые она великодушно ссудила самодержавию. Ее серьезно тревожит революция в России, слишком волнующая европейский пролетариат и грозящая всемирным революционным пожаром. Во имя “дружбы” с царизмом она взывает к его благоразумию, настаивает на необходимости мира — мира с японцами и мира с либеральной русской буржуазией. Европа нисколько не закрывает глаз на то, что мир с Японией может быть куплен теперь лишь очень дорогой ценой, но она трезво и деловито рассчитывает, что каждый новый месяц войны извне и революции внутри неизбежно повышает эту цену и увеличивает опасность такого революционного взрыва, который как песчинку сметет всю политику “уступок”. Европа понимает, что самодержавию страшно трудно, почти невозможно уже остановиться теперь, — слишком далеко оно зашло, и вот она, эта буржуазная Европа, старается успокоить и себя самое и своего союзника розовыми мечтами.
Вот что пишет, например, газета французской патриотической буржуазии, “Le Siecle” 1, в статейке Корнели, озаглавленной “Конец одной эпопеи”: “Теперь, когда русские разбиты на море после ряда поражений на суше, на их правительство ложится обязанность заключить мир и преобразовать свои военные силы. Правительства авантюристские бывают иногда вынуждены в силу своих притязаний или в целях своей безопасности вовлекать в войну те народы, над которыми они властвуют. И, так как для таких правительств ставкой в борьбе за победу является самое их существование, то они требуют от их народов новых и новых жертв, ведя их таким образом к конечной гибели. Такова была во Франции история двух наших империй. Такова была бы история и третьей империи, если бы удалось создать таковую у нас.
Наоборот, положение русского правительства именно не таково; оно держится за самые недра русского народа, и общие несчастья не разъединяют правительство и народ, а лишь теснее спаивают их друг с другом. Побежденный Цезарь не есть уже Цезарь. Несчастный царь может остаться священным и популярным царем”.
Увы, увы! Хвастовство шовинистского французского лавочника “уже слишком явно”, его уверения, будто война не разъединила русского правительства и народа, настолько противоречат общеизвестным фактам, что вызывают улыбку и кажутся наивной и невинной хитростью. Чтобы предостеречь своего друга и союзника, русского самодержца, от неизбежного краха, к которому он, как истинный “Цезарь”, идет слепо и упорно, французский буржуа ласково уверяет этого Цезаря, что он не должен походить на других цезарей, что у него есть еще иной, лучший выход. “Чего хочется, тому верится”. Французской буржуазии так хочется иметь могущественного союзника — царя, что она убаюкивает себя романтической сказкой о несчастье, спаивающем русский народ с царем. Серьезно и сам г. Корнели не верит, разумеется, в эту сказку, — тем менее нам стоит брать ее всерьез.
Авантюристскими бывают не только правительства цезарей, но и правительства законнейших монархов старейшей династии. В русском самодержавии, отставшем от истории на целое столетие, авантюристского больше, чем в любой из французских империй. Самодержавие именно по-авантюристски бросило народ в нелепую и позорную войну. Оно стоит теперь перед заслуженным концом. Война вскрыла все его язвы, обнаружила всю его гнилость, показала полную разъединенность его с народом, разбила единственные опоры цезарьянского господства. Война оказалась грозным судом Народ уже произнес свой приговор над этим правительством разбойников. Революция приведет этот приговор в исполнение."(с) В.И. Ленин (Ульянов), “Пролетарий” № 3, от9 июня (27 мая) 1905 г. Печатается по тексту газеты “Пролетарий”, сверенному с рукописью. Источник: http://libelli.ru/works/10-1.htm
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 29-04-2022 - 19:10) "С бору да с сосенки собран экипаж, наскоро закончены последние приготовления военных судов к плаванию, увеличено число этих судов посредством добавления к новым и сильным броненосцам “старых сундуков”. Великая армада, — такая же громадная, такая же громоздкая, нелепая, бессильная, чудовищная, как вся Российская империя, — двинулась в путь, расходуя бешеные деньги на уголь. По самым скромным расчетам, эта армада стоила до 300 миллионов рублей, да посылка ее обошлась в 100 миллионов рублей, — итого 400 миллионов рублей выброшено на эту последнюю военную ставку царского самодержавия."(с)"С 1856 по 1882 г. во главе флота и Морского ведомства стоял генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич. Про Константина говорили, что, вступая в управление, он заявил, что бюджет Морского ведомства устанавливается неизменным на 25 лет по 25 млн в год. Свое слово он сдержал, но флота не создал, тем не менее про него говорили, что он знающ, образован и умен.
В 1882 г. вместо Константина на пост генерал-адмирала и главного начальника флота и Морского ведомства был назначен великий князь Алексей Александрович, про которого на вопрос «что такое Алексей?» острослов Михаил Ильич Кази (долгое время бывший начальником Балтийского завода) ответил: «семь пудов августейшего мяса».
За 23 года его управления флотом бюджет возрос в среднем чуть ли не в пять раз; было построено множество броненосцев и броненосных крейсеров, но это «множество» являлось только собранием отдельных судов, а не флотом. Так, броненосные крейсеры «Владимир Мономах» и «Дмитрий Донской» были заложены одновременно однотипными. По окончании постройки оказалось: один — как бы корвет, другой — фрегат, один — двухвинтовой, другой — одновинтовой и т. п. «Адмирал Нахимов» был сильным, но единственным в сво-ем роде кораблем. «Память Азова» — слабый крейсер как по вооружению, так и по бронированию. «Рюрик», «Громобой» и «Россия» между собою были разнотипны — двух- и трехвинтовые, с артиллерией трех различных калибров: по четыре 8-дюймовых орудия, кажется, по десяти 6-дюймовых и чуть ли не по двадцати 75-миллиметровых (оказавшихся в бою бесполезными). Еще большее разнообразие царило между броненосцами «Александр II» и «Николай I»; хотя они должны были быть совершенно одинаковыми, однако вышли разными; «Гангут», «Сисой Великий» и «Наварин» также оказались совершенно разнотипными.
«Петропавловск», «Севастополь» и «Полтава» явились первыми однотипными между собой броненосцами; зато следующая серия: «Пересвет», «Ослябя» и «Победа», хотя и были между собой однотипны, но в отношении предыдущих являлись как бы ублюдками (не то крейсеры, не то линейные корабли, с главной артиллерией из четырех 10-дюймовых орудий, тогда как на всех броненосцах было по четыре 12-дюймовых).
Построенные на специальное ассигнование (90 миллионов) на флот броненосцы типа «Цесаревич» оказались: «Цесаревич» сам по себе, а остальные пять — «Александр III», «Суворов», «Бородино», «Орел» и «Слава», — опять-таки сами по себе. «Андрей Первозванный» и «Павел I», заложенные после судов типа «Цесаревич», являлись опять новым типом, но как бы развитием предыдущего.
Суда до типа «Цесаревич» представляли собой обыкновенно подражание английским броненосцам с опозданием на 6-7 лет. «Цесаревич» строился на французском заводе в Тулоне по проекту этого завода, остальные пять должны были представлять «улучшенный» по проекту адмиралтейского завода «Цесаревич».
Уже этот краткий перечень показывает, что в смысле создания флота деятельность генерал-адмирала Алексея была характерным образцом бесплановой растраты государственных средств, подчеркивая полную непригодность самой организации и системы управления флотом и Морским ведомством."(с) Академик А.Н. Крылов. "Мои воспоминания": https://flot.com/publications/books/shelf/memories/20.htm
Это сообщение отредактировал Книгочей - 29-04-2022 - 19:15
Книгочей
дата:
(Книгочей @ 29-04-2022 - 09:39) "Есть события начала ХХ века, во всей полноте открывающие нам всю глубину болезни, охватившей внешне процветающую Российскую империю. Эти события камня на камне не оставляют от лакированной картинки «земли обетованной», показывая все: и накал взаимного ожесточения внутри расколотого социума поздней Северной Пальмиры, и гнилость режима пополам с его бессилием. О чем мы? О русско-японской войне 1904-1905 годов и последующей за нею Первой русской революции (1905-1907). Та война стала еще и динамитом, взорванным под и без того шатким фасадом страны."(с) Война двух императоров: "26 января 1904 года на Дальнем Востоке началась Русско-японская война. Она не принесла России ни одной победы и породила революцию 1905 года, о ней говорили как о «роковой» и «несчастной». С этого времени принято отсчитывать конец династии Романовых и закат императорской России. Если не считать Англо-бурской войны, произошедшей на рубеже столетий, Русско-японская была первой войной XX века. Азия, облаченная в европейский мундир, давала понять Западу, какое место в международных отношениях она рассчитывает занять.
скрытый текст
В тени союза Страницы истории Русско-японской войны исполнены не только фактами массового героизма павших солдат и офицеров. Эти страницы содержат немой укор российскому абсолютизму XIX столетия и тому снисходительнопренебрежительному представлению о подданных, которое являли лубочные картинки, изготавливаемые для поднятия воинского духа.
Для России это была последняя жертва покорного народа, принесенная не во имя какой-то понятной и великой цели, хотя через столетие эта цель как-будто и просматривается, а так, по обещанию. Напротив, для Японии, воодушевленной экономическими успехами постреволюционного «периода Мэйдзи», это война оказалась прелюдией к славе и международному признанию. Как писал государственный деятель Страны восходящего солнца, «одержав победу, японская нация неожиданно обрела статус великой державы и этим успешно осуществила предначертания, которые она перед собой поставила». Неравноправные договоры, навязанные Японии США и европейскими державами еще в 50-х годах ХIХ века, насильственно включили ее в мировой товарооборот. Очень скоро страны Запада увидели в государстве, которое они сами и вызвали к современной жизни, серьезного и опасного конкурента. Но в политическом смысле Япония продолжала оставаться неравноправной, хотя всеми силами стремилась доминировать на Дальнем Востоке, развязав в 1894 году войну с Китаем.
Первым шагом в направлении русско-японского конфликта явилась посредническая миссия русского правительства при заключении японо-китайского Симоносекского мирного договора 1895 года, в результате которого Япония лишилась ряда крупных приобретений в Китае. Вторым стала идея провести Транссибирский железнодорожный путь не по территории России, а через Северную Маньчжурию, что сокращало сообщение между Читой и Владивостоком почти в три раза. Железнодорожную магистраль, известную под именем Китайско-Восточной железной дороги, начали строить по соглашению с Китаем в 1897 году от станции Маньчжурия через Харбин до Суйфынхэ (Пограничной). Последующее занятие Порт-Артура стало следствием постройки КВЖД. Не позволив Японии в 1895 году отторгнуть от Китая Ляодунский полуостров, Россия через два с половиной года сама добилась права арендовать у Китая то, что по итогам японо-китайской войны должно было принадлежать Японии.
Державы, которые принято называть великими, внимательно следили как за ослаблением Срединной империи, так и за успехами России и Японии, и не захотели остаться в стороне от борьбы за влияние в восточных морях. В 1897 году Германия захватила порт Циндао, а в следующем — вынудила китайское правительство уступить его в аренду на 99 лет. «Назревающий вопрос о судьбах Китайской империи», как говорилось в одном документе тех лет, стоял в российской политике на повестке дня: по конвенции с Китаем Россия приобрела в аренду на 25 лет Ляодун с местечком Люйшунь, имевшим и европейское название — Порт-Артур. Этот незамерзающий порт с марта 1898 года стал базой для Тихоокеанской эскадры российского флота, что естественным образом повлекло строительство южного ответвления КВЖД — Южно-Китайской железной дороги от Харбина до ПортАртура. Англичане и французы, ревниво оберегавшие свои интересы в Китае, тоже поспешили получить свои «аренды», и в итоге значительная часть империи Цинь оказалась разделена на сферы влияния великих держав и Японии, на долю которой пришлись Корея и расположенная напротив Тайваня провинция Фуцзянь.
Китайский народ ответил на это восстанием ихэтуаней, известным в истории еще и под названием «боксерского». Название это дали иностранцы, так как восстание инициировало религиозное общество «И-хэ-цюань», что значит «Кулак во имя справдливости и согласия». В начале июня 1900 года восставшие вступили в Пекин и осадили европейские миссии, что послужило поводом для открытой интервенции, в которой приняли участие войска Великобритании, Германии, АвстроВенгрии, Франции, Италии, Соединенных Штатов, Японии и России. «Кулак во имя справедливости» заехал и по скуле государства российского: ихэтуани повредили отдельные участки КВЖД и даже угрожали Благовещенску, поэтому в сентябре русские войска заняли Маньчжурию, в Харбине был поднят русский флаг и введено русское управление. Англичане тут же выступили с протестом, Япония же недвусмысленно дала понять, что в случае утверждения России в Маньчжурии она установит свое господство в Корее.
После занятия Пекина войсками интервентов там начались переговоры держав с Китаем. Русское правительство подтвердило свое намерение вести переговоры вместе с остальными государствами, но одновременно стремилось заключить с Китаем особое двустороннее соглашение, касающееся Маньчжурии и фактически направленное на продолжение ее оккупации. «В этом сложном положении, — пишет в своей книге «С.Ю. Витте — дипломат» А.В. Игнатьев, — китайская дипломатия прибегла к излюбленному методу использования «варваров против варваров» и довела условия Петербурга до сведения других держав». Япония и Британия заявили протесты, утверждая, что сепаратные претензии России нарушают их интересы в Северном Китае. При этом Япония выразила готовность поддержать Китай «при всех случайностях». Так возникла зловещая для России тень англо-японского союза.
Компания на реке Ялу Вскоре дела на Дальнем Востоке осложнились тем, что «насущные интересы русского народа» узурпировала горсть коммерческо-политических проходимцев. В 1896 году владивостокский купец Бринер получил от корейского правительства концессию на эксплуатацию лесов по берегам Ялу — пограничной реки между Кореей и Китаем. Бринер организовал Корейскую лесную компанию, но, не сумев наладить ее работу, продал дело отставному полковнику А.М. Безобразову, имевшему большие связи в самых высших сферах Петербурга. Безобразову, в свою очередь, удалось заинтересовать министра внутренних дел Вячеслава Константиновича Плеве. Заручившись покровительством Плеве, А.М. Безобразов обратился непосредственно к царю и убедил его в возможности при содействии частного, но втайне протежируемого правительством коммерческого предприятия фактически завладеть Кореей.
Очень скоро японское правительство усмотрело в бурной и безалаберной деятельности компании угрозу своим геополитическим интересам на Корейском полуострове. Начались переговоры между Россией и Японией о соглашении интересов. Россия, восточная политика которой почти целиком определялась закулисными советниками в лице отставных кавалергардов, следовала своему опасному курсу в уверенности, что Япония воевать не решится.
Осенью 1901 года в Петербург приехал известный государственный деятель Японии маркиз Ито. В российской столице он вел полуофициальные переговоры, был принят царем, встретился с министром иностранных дел В.Н. Ламздорфом и министром финансов С.Ю. Витте. Ито утверждал, будто единственным предметом раздора между двумя империями служит Корея. От себя лично он предложил проект соглашения о Корее, который, по заключению Ламздорфа, предоставлял эту страну «в полное распоряжение Японии, обращая ее независимость в пустой звук». Для Ито отрицательный результат стал очевиден уже в ходе объяснений с Ламздорфом и Витте. Не случайно он уехал из России в Париж, не дождавшись письменного ответа, и русский контрпроект, не признававший за Японией свободы действий в Корее «в политическом отношении», был послан ему вслед. В нем же от Токио требовалось признание преимущественных прав России во всех прилегающих к русской границе областях Китая. В Петербурге рассчитывали, что во Франции дело русско-японского урегулирования продолжит министр иностранных дел Делькассе, однако Ито не стал дожидаться министра, который как раз в это время отсутствовал в Париже, и вместо этого отправился в Лондон.
Непонятное для русской дипломатии поведение японского сановника разъяснилось 30 января 1902 года, когда японский посланник в Петербурге сообщил о заключении его страной союзного договора с Англией. Есть точка зрения, что здесь сыграло свою роль и то обстоятельство, что перспективы займа на французском рынке, содействовать которому обещал Витте, для Японии оказались неблагоприятными, между тем как Лондон охотно пошел навстречу финансовой операции, сулившей политические выгоды». В марте 1902 года из Токио последовало предложение России заключить конвенцию о разграничении сфер интересов на Дальнем Востоке. Сама формулировка давала понять, что Япония не намерена ограничить свои притязания одной Кореей. Заключив союз, который позволял в случае войны с Россией избежать вмешательства третьих стран, и заручившись моральной и экономической поддержкой США, Япония быстрыми темпами создавала армию и флот. Страницы японских газет наводнились карикатурными рисунками на самые злободневные политические сюжеты. Россия на этих карикатурах изображалась в виде сильного и агрессивного зверя, медведя или тигра, тогда как Япония представлялась маленьким беззащитным зверьком или хрупким солдатиком.
«Чисто коммерческие начала» Бытует мнение, что образ Японии как маленькой неразвитой восточной страны помешал России правильно оценить перемены, произошедшие там после революции 1867—1868 годов, что стремительный рост японского милитаризма не вызвал адекватной реакции в России, руководство которой находилось во власти пацифистских настроений состоявшейся в 1899 году Гаагской мирной конференции, созванной по предложению российского министра иностранных дел Михаила Николаевича Муравьева. Это верно лишь отчасти. Просто, как писал Б.А. Штейфон, сам прошедший школу маньчжурского позора, военные мероприятия России на Дальнем Востоке «далеко не соответствовали обширным замыслам политики». За шесть недель до войны генерал А.Н. Куропаткин, которому вскоре предстояло сыграть столь печальную роль в руководстве русской армией, поразил одного своего высокопоставленного собеседника следующим замечанием: «Нам выгоднее отдать японцам Южно-Китайскую железную дорогу, даже Порт-Артур, чем рисковать войной». Безусловным является лишь то, что решения огромной государственной важности принимались в Петербурге без широкого обсуждения или вопреки мнениям полномочных членов правительства. На Особом совещании по вопросу о концессиях на реке Ялу «безобразовцы» окончательно сломили упрямство «паршивого триумвирата», как они называли министра финансов Сергея Витте, военного министра Алексея Куропаткина и министра иностранных дел Владимира Ламздорфа. Было признано излишним стеснять деятельность компании исключительно лесозаготовками и придать ей по-настоящему имперский размах. Якобы для охраны лесорубов предполагали даже ввести в район реки Ялу военные отряды. Несмотря на то что Витте и Ламздорф наотрез отказались подписать журнал совещания в таком виде, Николай все же его утвердил. Назначенный статс-секретарем Безобразов организовал Восточно-Азиатскую промышленную компанию и привлек в нее столь высокопоставленных лиц, что предприятие, официально являвшееся частным, негласно получило статус «государственного».
30 июля 1903 года «Правительственный вестник» сообщил об учреждении на Дальнем Востоке отдельного наместничества со штаб-квартирой в Порт-Артуре. Наместник подчинялся непосредственно царю, а для координации своих действий с Комитетом министров имел в Петербурге Особый комитет по делам Дальнего Востока, который возглавлял приятель Безобразова контр-адмирал А.М. Абаза. Поборника мира на Дальнем Востоке С.Ю. Витте убрали с поста министра финансов, недовольный А.Н. Куропаткин, занимавший пост военного министра, подал прошение об отставке.
В день учреждения на Дальнем Востоке наместничества возобновились переговоры между Россией и Японией о разделе сфер влияния в Корее и Маньчжурии. Россия требовала от Японии решительного заявления о том, что «Маньчжурия находится за пределами японских интересов». Переговоры шли через наместника на Дальнем Востоке Е.И. Алексеева и российского посла в Токио Р.Р. Розена. Правительство микадо настаивало на включении в соглашение особого пункта о Маньчжурии, тем более что 8 октября (н. ст.) 1903 года по российской договоренности с Китаем истекал срок эвакуации оттуда русских войск. Однако в конце концов Николай под влиянием «безобразовцев» принял решение оставить войска в Маньчжурии еще на три года, а если и отводить их, то не на территорию России, а в полосу отчуждения КВЖД. Из Порт-Артура в корейский порт Чемульпо, или иначе — Инчхон, были высланы военные корабли российского флота с заданием обеспечить охрану находящегося там русского консульства, а заодно и посольства в Сеуле. Алексеев предложил даже атаковать японский флот в случае высадки войск микадо в Корее, но Николай на это не согласился.
«Не начинать самим» Поздней осенью 1903 года Россия и Япония еще обменивались нотами, однако последняя посчитала, что переговоры больше не имеют смысла. Наместник Е.И. Алексеев доносил в Петербург о создании в Японии Главной квартиры и других мерах по подготовке нападения на Россию. 15 декабря царь созвал совещание, чтобы обсудить предложение Алексеева, который предлагал прервать переговоры из-за неуступчивости японцев. И на этот раз Куропаткину и Ламздорфу удалось отстоять курс на продолжение поисков компромисса. Японии были сообщены измененные предложения, содержавшие некоторые уступки. Но очередная японская нота от 31 декабря 1903 года была больше похожа на ультиматум: Россия должна исключить Корею из сферы своих интересов и признать территориальную неприкосновенность Маньчжурии и Китая. «Мы сидели после завтрака в кабинете государя, курили и разговаривали о незначительных вещах, — вспоминал великий князь Александр Михайлович. — Императрица была беременна, и Никки надеялся, что на этот раз родится мальчик. Он ни слова не говорил о положении на Дальнем Востоке и казался веселым. Это была его обычная манера избегать разговоров на неприятные темы. Я насторожился. «В народе идут толки о близости войны, — сказал я. Государь продолжал курить. — Ты все еще намерен избегнуть войны во что бы то ни стало?» — «Нет никакого основания говорить о войне», — сухо ответил он. «Но каким способом ты надеешься предотвратить объявление войны японцами, если ты не согласишься на их требования?» — «Японцы нам войны не объявят». — «Почему?» — «Они не посмеют». — «Что же, ты примешь требования Японии?» — «Это становится наконец скучным. Я тебя уверяю, что войны не будет ни с Японией, ни с кем бы то ни было». — «Дай-то Бог!» — «Это так и есть!»
Чтобы лишить японцев удобного повода к войне, царское правительство послало в Токио ответную ноту. Россия соглашалась признать особые права Японии на Корею, однако решительно отказалась исключить ее из сферы своих интересов и по-прежнему требовала ее демилитаризации. 15 января в Зимнем дворце был большой бал, на котором присутствовал японский посланник Мотоно. «В обществе было так велико возбуждение против Японии, — вспоминал один из придворных, — что на Мотоно смотрели не то как на шпиона, не то как на предателя, который готовит нам каверзы, как будто японец должен был стоять за интересы России». «Не всегда военные действия начинаются с пушечных выстрелов. По-моему, война уже началась. Только слепые этого не видят!..» — сказал за день до этого лейтенанту В.И. Семенову контр-адмирал З.П. Рожественский, провожая его в Порт-Артур.
21 января по настоянию Алексеева Тихоокеанская эскадра вышла из Порт-Артура в учебный поход под флагом вице-адмирала О.В. Старка. Узнав об этом, японцы предпочли не рисковать и напасть первыми. 22 января на секретном совещании императорского совета (Гэнро) было принято решение доверить решение спорных вопросов превратностям войны. Дипломатические отношения были разорваны 24 января, но и тогда в Петербурге почти никто не верил в возможность вооруженного столкновения. Российская сторона продолжала ожидать ответа на высказанные ею три дня назад предложения. Однако телеграфное ведомство в Нагасаки продержало депешу почти сутки и вручило ее российскому послу в Токио Р.Р. Розену только 25 января. Случайностью это не было, потому что уже 24 января верховному командованию японских вооруженных сил был отдан приказ о высадке десанта в корейском порту Чемульпо и нападении на Порт-Артур. Рапорт главного командира Кронштадтского порта вице-адмирала С.О. Макарова, содержавший предупреждение об опасности держать эскадру Тихого океана на внешнем рейде Порт-Артура, был проигнорирован и отправлен в архив. 26го утром у Николая высшие руководители армии, флота и Комитета по делам Дальнего Востока обсуждали положение и решили «не начинать самим».
Поздно вечером того же дня (разница в астрономическом времени между Порт-Артуром и Санкт-Петербургом составляет около 6 часов в пользу Артура), вернувшись из театра (давали «Русалку» Даргомыжского), император был ошеломлен телеграммой Алексеева о ночной минной атаке японцев и подрыве броненосцев «Цесаревич», «Ретвизан» и крейсера «Паллада». Накануне царь держал в руках телеграмму от Алексеева совершенно иного содержания: «Флот пребывает в полной боевой готовности и смело отразит всякое покушение со стороны дерзкого врага». Уверенность Николая в невозможности войны, о которой, конечно, Алексеев прекрасно знал, помешала ему занять последовательную позицию, а между тем он был одним из немногих в руководстве страны, кто отчетливо видел и слышал надвигавшуюся грозу. Когда вице-адмирал О.В. Старк, опасавшийся, что японцы могут внезапно закупорить единственный выход из гавани, предложил наместнику спустить на броненосцах противоминные сети, тот ответил: «Мы никогда не были так далеки от войны, как сегодня», — а на рапорте Старка начертал зеленым карандашом: «Несвоевременно и неполитично!»
Первую мину по русским кораблям, стоявшим на внешнем рейде Артура, японцы выпустили 26 января в 23 часа 35 минут. С наступлением дня подвергся бомбардировке и сам город. «По какому-то странному стечению обстоятельств, — пишет свидетель этого, — один из первых японских снарядов попал в здание знаменитой лесопромышленной компании на реке Ялу, которая, несомненно, сыграла выдающуюся роль в деле обострения наших отношений с Японией».
Этого же числа японскому флоту удалось перехватить в корейском порту Чемульпо крейсер «Варяг» и канонерскую лодку «Кореец».
Гибель «Варяга» Когда в 1891 году наследник российского престола Николай Александрович совершил поездку на Дальний Восток, среди судов сопровождения была канонерская лодка «Кореец», вступившая в строй в 1887 году и причисленная к судам Сибирской флотилии. Ко времени Русско-японской войны «Кореец» уже достаточно послужил и науке, — в его честь были названы бухта на острове Личаншань и пролив у этого острова в Желтом море, — и по своему прямому военному назначению: лодка участвовала в перевозке русского десантного корпуса из Порт-Артура в Дагу при подавлении в 1900 году Ихэтуаньского восстания в Северном Китае. «Варяг», построенный в США в 1899 году, появился на Дальнем Востоке гораздо позже и сразу стал гордостью Тихоокеанской эскадры. Когда 29 июля 1903 года возобновились русскояпонские переговоры относительно раздела сфер влияния в Корее и Маньчжурии, легкий крейсер «Варяг» стоял в Порт-Артуре.
29 декабря 1903 (11 января 1904-го по н. ст.) года «Варяг» прибыл в Чемульпо, имея на борту специальный отряд для охраны российского посольства в Сеуле. Через неделю к нему присоединилась мореходная канонерская лодка «Кореец». Эти корабли сменили легкий крейсер «Боярин» и канонерку «Гиляк», находившихся там в качестве стационеров, и сами остались на дежурстве в этом качестве.
Чемульпо считался нейтральным портом, так как еще 3 января корейское правительство заявило, что остнется нейтральным в возможном русско-японском конфликте. Кроме русских военных кораблей и парохода «Сунгари», принадлежавшего КВЖД, в порту находились крейсеры третьих стран: британский крейсер «Талбот», французский — «Паскаль», итальянский — «Эльба» и американский авизо «Виксбург».
Задача атаковать русские корабли была возложена японским командованием на контр-адмирала Уриу. В то время как главные силы японского Соединенного флота под руководством вице-адмирала Того устремились к Порт-Артуру, отряд Уриу шел к Чемульпо. С его транспортов был высажен десант, который в тот же день захватил Сеул, а корабли Уриу ушли в море поджидать «Варяга» и «Корейца». Рано утром 27 января японский консул в Корее передал российскому вице-консулу Зиновию Михайловичу Поляновскому ультиматум, который содержал уведомление о начале военных действий и требование покинуть до полудня портовый рейд, иначе оба российских корабля будут атакованы в 16.00 на якорной стоянке. Одновременно Уриу предупредил об этом своем намерении командиров кораблей, принадлежавших третьим странам, рекомендуя им выйти из порта до указанного времени атаки. Получив требование японцев около половины десятого утра, командир «Варяга» В.Ф. Руднев обратил внимание старшего на рейде Льюиса Бейли на нарушение японцами норм международного права. Бейли созвал совещание командиров находящихся в Чемульпо военных кораблей, на котором Рудневу было предложено покинуть рейд до 14.00. В противном случае иностранные моряки оставляли за собой право увести с рейда свои корабли, чтобы не пострадать самим. «Варягу» и «Корейцу» предстояло только одно — идти сквозь линию японских судов без сопровождения, потому что на предложение Руднева проводить русских до границы корейских нейтральных вод в знак протеста против нарушения международного права англичанин, а под его влиянием и остальные, ответили отказом.
Двум русским кораблям в этом легендарном бою противостояли шесть японских крейсеров и восемь миноносцев. Морской бой, пожалуй, самый знаменитый в истории российского флота, неоднократно описан в литературе. Так, Ю.В. Дискант в книге «Порт-Артур» приводит следующие подробности: «В 11.20 под звуки оркестра, сопровождаемые громкими приветствиями собравшихся на палубах своих судов французских, английский, итальянских и американских моряков (на крейсерах «Паскаль» и «Эльба» оркестры исполняли российский гимн), оба русских корабля отправились в открытое море... Уриу, заметив выходящие русские корабли, на реях флагманского корабля «Нанива» поднял сигнал: «Предлагаю сдаться без боя». Однако Руднев отказался и в 11.45, когда расстояние между отрядами уменьшилось до 8 300 метров, с японской стороны раздались первые выстрелы. Спустя семь минут вступил в бой «Варяг», шедший в 180 метрах впереди «Корейца», и именно на него японский отряд обрушил всю силу своего огня. Через 55 минут снаряды японской артиллерии серьезно повредили «Варяг»; было выведено из строя около половины всех орудий, размещенных на палубе без бронированного прикрытия, крейсер лишился фок-мачты и третьей трубы, на нем начались пожары». К концу боя среди экипажа считали 22 убитых и 108 человек раненых, из которых 11 впоследствии умерли.
Повреждения, полученные «Варягом», особенно пробоины ниже ватерлинии, создавшие сильный крен на левый борт, делали продолжение боя бесперспективным, и крейсер, управляясь машинами, повернул в обратно в порт. Теперь «Кореец» прикрывал его, ибо сблизился с японцами до двадцати двух кабельтовых (1 кабельтов = 185,2 метра), а на этом расстоянии смогли уже действовать два его восьмидюймовых орудия (203 мм). Заметного урона японцам русские корабли не нанесли, хотя японцы до сих пор (!) держат в секрете сведения о количестве попаданий в свои корабли со стороны «Варяга» и «Корейца» и о характере повреждений, вызванных этими попаданиями. При этом они ссылаются на утерю контрольных документов — вахтенных журналов и ремонтных ведомостей.
Перед русскими моряками встал непростой выбор: либо, переместив тяжелые орудия «Корейца» на «Варяг», починиться и попытаться еще раз прорваться в Порт-Артур, либо затопить корабль и сойти на берег или безоружными, имея в виду нейтралитет Кореи, или с оружием, ибо в Чемульпо к этому моменту уже находились японские воинские части численностью около 3 000 человек. Осмотр крейсера выявил непригодность крейсера к бою, и Руднев принял решение взорвать его тут же на рейде, однако Бейли попросил избрать какой-нибудь другой способ, так как взрыв в относительно тесном пространстве рейда мог повредить иностранные корабли. Вместе с тем он заявил, что иностранные суда покинут его до 16.00, потому что в это время адмирал Уриу угрожал возобновить бой уже на самом рейде. Экипажи «Варяга», «Корейца» и парохода «Сунгари» решено было переправить на иностранные корабли, как на нейтральную территорию. Совет офицеров «Корейца» согласился с решением командира «Варяга». Экипаж «Корейца» перевезли на французский крейсер «Паскаль», экипаж «Варяга» — на английский «Талбот» и итальянский «Эльбa». Сеттльментом Чемульпо для оказания первой помощи раненым воюющих держав был сформирован летучий отряд Красного Креста. Паровой катер под флагом этого отряда доставил на «Эльбу» экипаж русского парохода «Сунгари», а в Чемульпо свез 24 тяжелораненых с «Варяга», где двое из них скончались от ран. Японцы согласились считать этих раненых потерпевшими кораблекрушение и поместили в свой госпиталь Красного Креста.
«Корейца» взорвали в 16.05. На «Варяге» открыли кингстоны, и в 18.00 он погрузился в воду с поднятыми флагом и гюйсом. Контр-адмирал Уриу потребовал от командиров нейтральных крейсеров выдать русских моряков как военнопленных, однако все они, не без нажима со стороны команд, симпатизировавших нашим соотечественникам, решительно ему отказали. Японцам ничего не оставалось делать, как сообщить миру, что оба корабля потоплены в бою вместе с командами. Тем не менее известно, что от имени адмирала Уриу русских раненых в японском госпитале посещал флагманский врач японской эскадры Ямамото Йей и даже передавал им подарки. Японцы согласились выпустить из Чемульпо экипажи «Варяга» и «Корейца» при условии, что все военнослужащие дадут подписку, где обязуются не принимать более участие в боевых действиях против Японии. Такую подписку русские моряки могли дать только по Высочайшему разрешению, которое и было получено от императора Николая. Лишь старший офицер крейсера «Варяг» В.В. Степанов отказался дать подобную подписку.
Только 28 января Япония объявила войну официально. «Верные своим восточным обычаям, — вспоминал великий князь Александр Михайлович, — японцы сперва нанесли удар, а потом объявили нам войну».
Адмирал Макаров После нападения японского флота на Порт-Артур в ночь с 26 на 27 января 1904 года, которое впоследствии назовут репетицией Перл-Харбора, для Тихоокеанской эскадры в Порт-Артуре сложилась угрожающая ситуация. За первые три недели войны эскадра понесла невосполнимые потери: крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец» были уничтожены в заливе Чемульпо. Канонерские лодки «Маньчжур» и «Сивуч» разоружены, первая — в Шанхае, вторая — в Ньючванге, где впоследствии взорвана. Легкий крейсер «Боярин» и минный транспорт «Енисей» погибли в акватории Артура, налетев на собственные мины. В Голубиной бухте японцами был потоплен миноносец «Внушительный». Общественное мнение требовало назначить командовать флотом популярного и энергичного флотоводца. Выбор пал на вице-адмирала Степана Макарова. С ним вместе на Дальний Восток отправился прославленный художник Василий Верещагин, в прошлом и сам выпускник Морского кадетского корпуса. Его дружба с Макаровым, равно как и всероссийская слава последнего, началась во время Русско-турецкой войны 1877—1878 годов. Популярность Макарова возросла уже в мирное время благодаря выдающимся океанографическим исследованиям. В сотрудничестве с Д.И. Менделеевым Макаров осуществил проект создания первого в мире линейного ледокола для Арктики. В марте 1899 года в Кронштадт пришел ледокол «Ермак», построенный в Нью-Кастле фирмой Армстронга. В 1901 году Макаров совершил на нем экспедицию к Новой Земле и Земле Франца-Иосифа.
В январе 1904 года Макаров занимал должность главного командира Кронштадтского порта. Просьбы Макарова в Главный Морской Штаб, поддержанные наместником Е.И. Алексеевым, об усилении Тихооканской эскадры материальными средствами, остались без удовлетворения. Не уважили и его просьбу о повторном издании его книги «Рассуждения по вопросам морской тактики». После скандала, во время которого адмирал даже просил об отчислении от должности, «Рассуждения» решили напечатать, однако в Порт-Артур они так и не попали. В Японии книга Макарова была издана уже в 1898 году, и командующий японским Соединенным флотом вице-адмирал Хэйхатиро Того одним из первых прочел ее. Говорят, что во время войны с Россией Того имел эту книгу при себе и даже оставил на ее полях критические замечания. Тем не менее именно Макарову он отдавал предпочтение перед другими русскими адмиралами, называя этого главного своего соперника «почтенным журавлем среди тощих петухов». В одном поезде с прославленным адмиралом на Дальний Восток отправились первые десять мичманов досрочного «царского» выпуска, а также мастеровые и инженеры Балтийского завода, которые должны были наладить ремонт поврежденных противником кораблей — «Цесаревича», «Ретвизана» и «Паллады». В феврале 1904 года в Москве, когда «масса публики провожала только что произведенных в офицеры моряков», следовавших из Санкт-Петербурга на Дальний Восток, Владимир Гиляровский напутствовал новопроизведенных мичманов такими стихами собственного сочинения: «И сами идете вы славной стезей / В защиту родной стороны, / Туда, где кипит разгоревшийся бой, / Где веют знамена войны... / Где белые флаги с крестом голубым, / Качаясь на синих волнах, / Зовут вас к героям, собратьям своим, / Дерущимся в чуждых водах». Это стихотворение, при чтении «вызвавшее продолжительные овации автору» и напечатанное в первом выпуске «Иллюстрированного обозрения текущих событий» войны с Японией, с тех пор нигде не публиковалось. Слишком зловещими для моряков оказались результаты этой войны. Отправив Макарова в Порт-Артур, в Петербурге стали ждать победных реляций, но вскоре в столицу пришли совсем другие известия.
Гибель «Петропавловска» Макаров достиг Порт-Артура 24 февраля. «Прибытие адмирала Макарова вселяет во всех уверенность, что наконец-то флот наш выйдет из своего упорного бездействия и проявит более активную деятельность», — записал один из участников обороны крепости. «Как лихорадочно вдруг все работы закипели», — отметил в дневнике лейтенант В.И. Лепко. В первом же приказе Макарова стояли роковые слова: «Я постараюсь избежать случайностей, если не увлекусь делом вместе со всем моим флотом». Однако случайность подстерегла адмирала уже через 36 дней после его вступления в должность, и на 66-й день войны.
17 марта в Порт-Артуре состоялся парад по поводу шестой годовщины его занятия русскими войсками. С этого времени штаб эскадры увеличился еще на одного человека — великого князя Кирилла Владимировича, двоюродного брата царя, который стал начальником оперативного военно-морского отдела. Между ним и Макаровым особой близости не было, но это назначение позволяло надеяться, что родственник императора поможет продвинуть ему некоторые проекты, минуя Морское министерство.
Пасхальные праздники пришлись весной 1904 года на последнюю неделю марта. Великий князь отметил их трехдневным банкетом с участием большинства офицеров эскадры. Макаров ограничил увольнения на берег, а 29 марта (11 апреля) вывел всю эскадру в море для обучения маневрированию, «а отчасти, — как пишет участник событий, — и для протрезвления».
Утром 31 марта русские корабли, выходившие ночью в море для соприкосновения с противником, приближались к Порт-Артуру двумя колоннами. В 3 милях от Золотой горы броненосец «Петропавловск», шедший головным одной из них, задел носовой частью поставленную ночью японскую мину. Вот как рассказывает об этом один из участников обороны Порт-Артура военный инженер М.И. Лилье: «Приблизительно в 10 часов утра я был в порту и неожиданно увидел, как наши миноносцы полным ходом вылетали один за другим из Восточного бассейна. Тут я заметил, что на Золотой горе внезапно был поднят сигнал о каком-то несчастье, происшедшем на внешнем рейде. Когда я доехал до Электрического утеса, там все уже говорили о только что поразившей наш флот неслыханной катастрофе, которая превзошла своим ужасом все бывшие до сих пор... Ужасная катастрофа произвела потрясающее впечатление на гарнизон. Многие плакали. Солдатики на батареях набожно крестились. Мой товарищ, полковник Д., был так потрясен этой картиной, что с ним сделался обморок».
Но, как пишет тот же автор, «беды этого злосчастного дня на этом не кончились. Через четверть часа после трагической гибели «Петропавловска» раздался новый взрыв, и броненосец «Победа», внезапно получивший минную пробоину, сильно накренился и начал поспешно входить в Восточный бассейн. На эскадре, под страшным впечатлением неожиданных и непонятных взрывов, возникла паника, которая еще усилилась благодаря мелькнувшему у всех предположению, что наши броненосцы подверглись нападению подводных лодок. Все орудия, словно по команде, направились в воду вокруг судов, и поднялась отчаянная стрельба по невидимому врагу. Всю эту картину всеобщей растерянности и паники ясно видела японская эскадра, которая находилась в это время перед нашей крепостью, но огня почему-то не открывала. Это было крупным промахом со стороны японцев, так как, воспользуйся благоприятным моментом, они могли бы причинить нашей эскадре неисчислимые потери и достигнуть крупного успеха. Город долго не мог опомниться от ужасных впечатлений только что пережитого дня».
(Надо сказать, что весной 1904 года ни одна из воюющих сторон еще не имела на вооружении этого нового изобретения — подводных лодок, однако слухи об их появлении будоражили воображение как русских, так и японских моряков.)
В тот же день 31 марта 1904 года контр-адмирал И.К. Григорович послал в Петербург на имя Николая телеграмму, где сообщил предварительные данные о трагедии. Спустя несколько дней цифры потерь стали точнее: погибли 662 человека, спасти удалось только 79. Порт-Артурская газета «Новый край» привела следующие подробности гибели «Петропавловска»: «Когда наша эскадра подошла к Артуру и начала строиться в боевой порядок, броненосец «Петропавловск» наткнулся на группу мин, разбросанных неприятелем. По другой версии, в него была выпущена мина Уайтхеда из подводной лодки. По словам спасшихся гг. офицеров и матросов, устанавливаются отдельные эпизоды гибели этой плавучей крепости. В 10 часов 20 минут справа, у носа «Петропавловска», показался огромный столб воды. Люди, стоявшие у кормовой башни 12-дюймовых орудий, бросились на бок, но не успели отбежать нескольких шагов — как раздается второй страшный взрыв, поднимается огромный столб желтовато-бурого дыма и вся стальная громада объята пламенем; палуба «Петропавловска» моментально приняла вертикальное положение, корма поднялась кверху; винты беспомощно завертелись в воздухе, носовая часть быстро погружалась. Кто мог, бросился спасаться, последние мгновения «Петропавловска» настали, гигант погибал в виду крепости, на глазах всей эскадры. Дул сильный норд-вест, люди беспомощно боролись со стихией воды, а на быстро погружавшемся броненосце продолжались взрывы — предполагают, что детонировал пироксилин в бомбовых и минных погребах. При первом взрыве покойный командующий флотом вице-адмирал Макаров, стоявший на командном мостике, страшной силой взрыва, очевидно смертельно раненный, упал вниз. Великий князь Кирилл Владимирович, выброшенный напором воздуха в море, на лету получил два удара в голову, а когда очутился на поверхности воды, получил еще чем-то удар и, обессиленный, едва выгребал. Это были все мгновения. С приближавшихся миноносцев, со спешивших на помощь вельботов, с батарей фортов, с судов эскадры — отовсюду видели, как люди бросались в воду и погибали. Спасавшиеся со страшными усилиями выгребали в высоко вздымавшихся высоких волнах, а образовавшийся водоворот тянул их назад, в глубину 18 сажен, в морскую бездну, куда быстро погружался «Петропавловск». Слышались голоса более сильных, спрашивали: где командующий, видели его пальто, но командующего не было — адмирал Макаров погиб. Подошедший миноносец «Бесшумный» подобрал окоченевшего от холода великого князя. Через минуты с момента взрыва от «Петропавловска» остались лишь мутное пятно на воде да масса обломков, на которых в ледяной воде морского прибоя боролись люди между жизнью и смертью».
Свидетелям казалось, что даже после ухода броненосца в воду море все еще выбрасывало языки пламени. Тщательные поиски на месте гибели «Петропавловска» закончились лишь тем, что с торпедного крейсера «Гайдамак» был найден плащ Макарова, сам же вице-адмирал, по утверждению спасшегося сигнальщика, погиб уже в момент взрыва мины. Вместе с ним погиб и Василий Верещагин. В числе немногих спасшихся оказался великий князь Кирилл Владимирович — тот самый член династии, потомки которого в наши дни претендуют на главенство в доме Романовых. 2 апреля в 8 часов утра в Порт-Артур приехал наместник генерал-адъютант Алексеев и поднял свой флаг на броненосце «Севастополь».
Так началась война, которой в России никто не сочувствовал, которую народные массы совсем не понимали, а еще меньше, говорили сами военные, понимала эту войну армия. Русское общественное мнение мало интересовалось Дальним Востоком, и единственным стимулом, возбудившим чувство патриотизма и оскорбленной национальной гордости, было предательское нападение на Порт-Артур. «Пробуждение России от гаагского угара было печальным, — писал историк русской армии А.А. Керсновский. — Очнувшись от пацифистских утопий, мы растерянно оглядывались на враждебный нам мир. Немногочисленные наши друзья смущенно молчали. А многочисленные враги не скрывали больше своей ненависти и злорадства».
Генерал от инфантерии Н.А. Епанчин:
«С января 1900 года в Морской Академии начались занятия военно-морской игры с целью проверки нашей боевой подготовки на Дальнем Востоке. Это было сделано по особому желанию Государя; старшим посредником был назначен адмирал Зиновий Петрович Рожественский, я был назначен посредником по сухопутной части. Для участия в этих занятиях я пригласил нашего военного агента в Японии полковника Генерального Штаба Самойлова, находившегося временно в Петербурге; это был весьма знающий свое дело военный агент; он основательно изучил японскую армию и был вполне в курсе японских военно-морских дел. Он считал, что при тех условиях, в которых находятся наши войска и наша эскадра на Дальнем Востоке, при слабой провозоспособности Сибирского пути, трудности сосредоточения достаточных сил и снабжения их, нам крайне трудно будет вести успешно военные действия против японской армии и японского флота, которые он ценил как очень серьезного противника.
Об этом он доносил военному министерству, но его донесениям не давали должной оценки. Японской стороной командовал адмирал Андрей Андреевич Вирениус, а русской — Великий князь Александр Михайлович. Несмотря на то что дело это было организовано по личному желанию Государя и мы собирались два раза в неделю в течение трех месяцев, наши занятия ни разу не посетили ни военный министр Куропаткин, ни морской министр адмирал Тыртов, ни начальник Главного Штаба генерал Сахаров. Великий князь Александр Михайлович с самого начала заявил, что он намерен увести нашу эскадру из Владивостока и Порт-Артура на юг, навстречу тем подкреплениям, которые должны были направиться в дальневосточные воды из Балтийского моря, а если удастся, и из Черного. Это решение, хотя и обидное для нашего самолюбия, было вполне целесообразным вследствие слабости наших морских сил сравнительно с японскими. Но такое решение давало японцам полную свободу действий на море и возможность производить высадки на наших берегах беспрепятственно.
Уже одно это доказывало, что в морском отношении мы в 1900 году были совершенно не готовы к борьбе с Японией. Руководители игры решили нашу эскадру не уводить, дабы путем тщательной проверки выяснить, насколько мы действительно слабы в морском отношении на Дальнем Востоке. Замечательно, что адмирал Вирениус, командовавший японской стороной, решил начать военные действия без объявления войны, как это и было сделано японцами в январе 1904 года, ровно через четыре года. Вирениус, так же как и японцы, атаковал ночью русские суда, стоявшие на наружном рейде у Порт-Артура. Оказалось, что порт этот был так плохо оборудован, что починка поврежденных судов эскадры была весьма затруднительна. Перевозка войск по Сибирскому пути также оказалась затруднительной и медленной, а переправа через Байкал на ледоходах весьма непрактична; выяснилась безусловная необходимость постройки кругобайкальской железной дороги.
После удачного «нападения» на русскую эскадру у Порт-Артура «японцы» высадились у Дальнего и обложили Порт-Артур; вскоре настал период решительных действий, и в один, как почему-то говорится, прекрасный день, адмирал Вирениус объявил посредникам, что он поведет главную атаку на северный фронт крепости, где у нас, отчасти из-за скалистого грунта, почти не было укреплений достаточной силы, а значительный участок длиною около четырех верст совсем не был подготовлен к обороне и занят ничтожными силами. Посредники удалились в свою комнату и, обсудив вопрос, решили атаку эту не производить, ибо она, несомненно, окончится победой японцев и падением Порт-Артура из-за недостатков нашей обороны; с другой стороны, исход предприятия в значительной степени зависел от нравственного настроения наших войск, от их упорства, героизма, но эти условия не могут подлежать определенному расчету на военной игре.
Так окончились наши занятия, и они произвели тяжелое, гнетущее впечатление на всех участников. Весь ход игры был напечатан в довольно объемистой секретной книге, где подробно и документально был дан отчет. Получился несомненный вывод, что мы совершенно не готовы к борьбе с Японией. Отчет был «весьма секретный», вышел он из печати вскоре по окончании игры. Нас он ничему не научил, ибо к началу Японской войны наше положение на Дальнем Востоке в военном и морском отношениях нисколько не улучшилось».
Генерал Ян Гамильтон, английский военный агент при штабе 1-й армии генерала Куроки:
«Вечером мы пошли смотреть на японских актеров и китайских жонглеров, дававших специальное представление для военных агентов. Я имел честь сидеть рядом с принцем Куни, и мне редко приходилось видеть кого-нибудь, так от души наслаждавшегося всем. Мне объяснили впоследствии, что в Токио такой высокой особе было бы невозможно присутствовать на таком грубом и неутонченном представлении и что он, может быть, в первый раз в своей жизни слышал и видел вульгарные шутки и танцы. Не могу сказать, что все это показалось для нас, совсем напротив. Я был поражен тем, что представление во многом походило на забавы, которые устраивали наши солдаты. Одна пьеса была менее элементарна по своему содержанию и имела аллегорический, политический смысл. У одной старой женщины была красавица дочь Гейша.
Под Гейшей подразумевалась Корея, под старой женщиной — Китай. Молодой человек, олицетворявший собой Японию, пришел сватать молодую Корею. Старая госпожа Китай, однако, запросила больше денег, чем он соглашался дать. Поэтому она воспротивилась всякому формальному обручению, хотя девушка более чем разделяла чувства своего возлюбленного. Наконец молодой господин Япония вышел из себя и после очень оживленного спора начал награждать старуху очень чувствительными ударами. На минуту кажется, что эта кулачная расправа имеет успех. Госпожа Китай начинает стонать, держа девицу на коленях. В это время другой молодой человек, именно Россия, тоже приходит свататься, становится между господином Японией и госпожой Кореей и, надавав господину Японии тычков в шею, выбрасывает его вон из дома. Там господин Япония стоит некоторое время безутешный, слушая через тонкие бумажные стены все их любовные речи. Наконец бедный отверженный любовник, измученный своим страстным чувством, обращается за советом к своему другу, старику Англии, который известен всем своим сказочным богатством.
Он просит дать ему необходимые для борьбы с соперником деньги и старается доказать, что в его собственных интересах оказать ему эту помощь. Почтенный господин Англия весьма тщательно и плотно застегивает свои карманы, но пользуется случаем сказать ему целый ряд речей, исполненных благородства. Он убеждает его не сидеть здесь, плача и слушая ухаживания своего соперника, но вспомнить, что он потомок воинов и что сталь сделает свое дело не хуже золота. Зрители аплодируют, и по этому совету Япония превращается из плачущего просителя в существо, полное огня и решимости. Он тоже произносит при этом речь и, вытащив кинжал, раздает им удары всем, кроме господина Англии.
Однако оказывается, что он только делал вид, что ранил девушку, которая старается показать зрителям куском красной материи, что она покрыта кровью, но только до тех пор, пока не убеждается, что ее мамаша и бывший жених испустили дух. «Я не мог совсем точно уследить за ощущениями старого господина Англии при таком обороте дел, — добавляет этот зритель, — но он, видимо, был всем очень доволен. Исполнение было прекрасное. Актеры были простые военные кули, но, как я уже упоминал, эти кули набраны из всех классов населения, и очень вероятно, что они даже актеры по профессии».(с)
Книгочей
дата:
Красный гаолян: "После подрыва эскадренного броненосца «Петропавловск» и гибели адмирала Макарова начался новый этап в ходе Русско-японской войны. Целью военного плана японцев было запереть или уничтожить русский флот, базировавшийся в Порт-Артуре, занять Корею и вытеснить русские войска из Маньчжурии.
скрытый текст
Гибель адмирала Макарова стала прологом поражения российского флота в Русско-японской войне. Многие и сегодня убеждены: останься адмирал Макаров жив, война приобрела бы совсем другой характер. Как бы то ни было, с «активной обороной», поборником которой выступал адмирал, отныне было покончено. На смену ему был назначен вице-адмирал Н.И. Скрыдлов, но он встретился только с малой частью своего флота, находившейся во Владивостоке. «Главную роль в войне с Японией должен был играть наш флот, — писал генерал А.Н. Куропаткин. — Если бы наш флот одержал успех над японским, то и военные действия на материке стали излишни». Но этого не случилось, и инициатива в Квантунских водах перешла к японцам. После чего японское командование решило приняться за осуществление своего сухопутного плана войны, его взгляды обратились на гаоляновые поля Ляодунского полуострова и сопки Маньчжурии. Куропаткин отмечал, что, почувствовав себя хозяйкой на морях, Япония получила возможность быстро подвозить по морю к армиям все необходимые запасы. Перевозки даже огромных тяжестей, осуществляющиеся в царской армии по слабой железной дороге в течение месяцев, выполнялись японцами в несколько дней. Но что не менее важно, Япония при господстве на море и, в общем-то, бездеятельности русского флота беспрепятственно получала в свои порты арсеналы, заказанные в Европе и Америке: оружие, боевые, продовольственные запасы, лошадей и скот. Что же касается крейсерской войны, развязанной было контр-адмиралом великим князем Александром Михайловичем в феврале 1904 года в Красном море, то закончилась она, едва начавшись, международным скандалом. Четыре парохода, срочно приобретенные в Гамбурге, и присоединившиеся к ним суда Добровольного флота захватили в этом море 12 кораблей с военными грузами для Японии. Однако британское министерство иностранных дел выразило решительный протест, а кайзер Вильгельм пошел еще дальше и отозвался о действиях русских кораблей как «о небывалом акте пиратства, способном вызвать международные осложнения». По представлению дипломатов и вице-адмирала З.П. Рожественского, которому предстояло вести в Порт-Артур эскадру балтийских кораблей, операции на морских и океанских коммуникациях Японии были свернуты, чтобы не обострять отношений с нейтральными державами во время перехода этой эскадры. Пополнить Тихоокеанскую эскадру должен был отдельный отряд кораблей под командованием контр-адмирала А.А. Вирениуса. Он состоял из броненосца «Ослябя», крейсеров «Дмитрий Донской», «Аврора» и «Алмаз», 11 миноносцев и транспортных судов. Для выполнения этой задачи он еще в августе 1903 года покинул Кронштадт и на третий день войны из-за многочисленных поломок дошел только до Джибути во Французском Сомали. А 15 февраля и вовсе получил приказ вернуться в Россию. Во всех этих событиях, писал русский мемуарист, «хорошо было лишь то, что в исходе войны пока никто не сомневался, что она происходила где-то там, далеко, с какими-то смешными «япошками». Японцев по-прежнему печатно называли макаками и лениво ждали побед. Когда в присутствии великого князя Николая Николаевича — будущего Главнокомандующего русскими армиями в Мировой войне — кем-то было высказано пожелание, чтобы он возглавил войска, князь пренебрежительно ответил, что не имеет никакой охоты сражаться «с этими япошками». И только проницательный генерал М.И. Драгомиров, которого тоже прочили на этот пост, заметил: «Японцы-макаки, да мы-то кое-каки».
Каламбур героя Балкан сбывался буквально в первые же дни войны. Основной порок русской стратегии в войне с Японией крылся в какой-то патологической пассивности и нерешительности действий. Да и как можно было объяснить тот факт, что, имея регулярную армию численностью в миллион человек, главную роль в этой войне Россия возложила на людей, призванных из запаса? Высшее военное ведомство приняло печальное решение пополнять действующие части и формировать новые — запасными старших возрастов. «Участникам войны, — пишет один из них, — конечно, памятны толпы пожилых бородатых мужиков, одетых в военную форму, уныло бредущих по маньчжурским дорогам. В их руках оружие казалось таким жалким и ненужным».
Через некоторое время после начала войны командующим Маньчжурской армией был назначен А.Н. Куропаткин, а Главнокомандующим вооруженными силами на театре войны — наместник императора на Дальнем Востоке адмирал Е.И. Алексеев. Таким образом, возникла двойственность власти, не говоря уже о том, что наместник Алексеев не имел никакого понятия о сухопутной войне. Неплохой администратор и храбрый офицер, Куропаткин отнюдь не был полководцем и сознавал это. Отправляясь в Маньчжурию, он заявил императору Николаю II: «Только бедность в людях заставила Ваше Величество остановить на мне свой выбор». По замечанию же генерала Н.А. Епанчина, Куропаткин готовился к походу основательно, его путешествие походило на триумфальное шествие с проводами в Петербурге, с торжественными встречами в Москве и на всем долгом пути. Генерала благословили множеством икон, с одной из них он переезжал Байкал, положив ее рядом с собой в санях. Образов было столько, что остряки сочинили каламбур: «Куропаткин получил столько образов, что не знает, каким образом победить японцев».(с)
Книгочей
дата:
Ключ к Порт-Артуру: "Из-за низкой пропускной способности Великого Сибирского пути корпуса, назначенные на подкрепление из европейской России, достигли Дальнего Востока лишь через 3 месяца с начала военных действий. За это время японцы успели многое: они высадили три армии на Ляодунском полуострове и на Квантуне, передислоцировали первую армию Куроки в Южную Маньчжурию. По меткому выражению английского военного наблюдателя, русская армия «как бы висела на конце одноколейной железной дороги в тысячу миль длиной подобно мыльному пузырю». 18 апреля в деле на реке Ялу пузырь лопнул, и японские армии устремились в Маньчжурию, шаг за шагом отодвигая русские войска на север. Первые же столкновения показали русским генералам, что предстоит не «карательный поход» в азиатскую страну, а война с перворазрядной державой. Куропаткин же, как считали многие военные теоретики, придал стратегическим операциям тактический характер туркестанских походов, которые и составляли его главный боевой опыт.
скрытый текст
30 апреля было прервано железнодорожное сообщение между Мукденом и Порт-Артуром. А 2 недели спустя японцы окончательно отрезали крепость. Русские войска в течение 2 месяцев удерживали противника на промежуточных рубежах Цзиньчжоуского перешейка, где всей 2-й армии Оку противостоял 5-й Восточно-Сибирский стрелковый полк, почти полностью павший на позиции: 28 офицеров и 1 215 нижних чинов. Во время штурма 13 мая японцы потеряли здесь 133 офицера и 4 071 солдата. Перешеек называли воротами к Порт-Артуру. Отлично понимая его значение, Куропаткин принял решение отступить и приказал начальнику Квантунского укрепленного района А.М. Стесселю присоединить отступившие войска к гарнизону крепости, объяснив это впоследствии недостатком наличных войск. «Если бы генерал Фок в решительную минуту прислал подкрепление 5-му Восточно-Сибирскому полку, — писал капитан М.И. Лилье, — то Цзиньчжоуская позиция, этот «ключ» к Артуру, осталась бы, конечно, в наших руках, а тогда сильно изменился бы весь ход дальнейших событий и в Порт-Артуре, и в северной армии». Здесь повторилось то, что уже стало для командования русской армии каким-то зловещим правилом: «Эта потеря прекрасной позиции была тем более тяжела, — сетовал Лилье (и не он один. — Прим. авт.), — что сами японцы, как я слыхал, уверяли впоследствии, будто бы к концу боя у них уже не хватало снарядов, и, продержись мы до вечера, они не могли бы продолжать штурма, и позиция осталась бы за нами». Вследствие отступления отряда генерала Фока к Порт-Артуру, город Дальний пришлось отдать японцам без боя. «Все жители, — писал участник обороны крепости, — пораженные неожиданным падением Цзиньчжоуской позиции, бросив почти все свое имущество, поспешно бежали в Артур». Прошел слух, что еще до прибытия японцев на Дальний напали хунхузы и подвергли его грабежу. Японцам достались электростанция, погрузочный порт, около сотни портовых складов, сухой док, железнодорожные мастерские, 400 вагонов и большие запасы угля. Хотя все большие корабли и перешли в Порт-Артур, в Дальнем осталось около 50 небольших судов различного назначения. Командование Квантунского укрепрайона сделало противнику столь дорогой «подарок», потому что приказ об уничтожении порта последовал только после оставления Цзиньчжоуской позиции. В результате Дальний, переименованный в Дайрен, почти сразу же стал японским погрузочным портом и базой для японских миноносцев. Поражение русских под Цзиньчжоу совпало по времени с объявлением японцами полной морской блокады Квантуна: кораблям нейтральных государств в случае захода в крепость Того грозил самыми «суровыми последствиями». Попытка деблокировать крепость окончилась неудачей: после сражения при Вафангоу (1—2 июня) 1-й Сибирский корпус Штакельберга отступил на север для соединения с Куропаткиным. Началась осада Порт-Артура, которая на полгода приковала к себе внимание всего мира.
27 мая к Порт-Артуру проскочил французский пароход, капитан которого привез генералу Стесселю письмо из русской военной миссии в Пекине. Стесселю сообщали, что против крепости действует 3-я японская армия и еще 2 дивизии, из которых одна брала Артур приступом еще во время Китайско-японской войны 1894—1895 годов. Тогда в рядах этой пехотной дивизии находился майор Ноги Маресукэ. Теперь он был уже генералом, и именно ему были подчинены силы, направленные против Порт-Артура."(с)
К сему: Почему Порт-Артур, а не скажем Порт-Николай в честь российского самодержца? "Английское название Port Arthur это место получило в связи с тем, что в августе 1860 года в этой гавани чинился корабль английского лейтенанта Уильяма К. Артура. И существует также версия, что китайское местечко Люйшунь было переименовано англичанами в честь члена британской королевской семьи Артура Коннаутского во времена Второй Опиумной войны. Это английское название позже было принято в России и в других европейских странах."(с)
Книгочей
дата:
«Над головами молящихся»: "Блокада со стороны суши, которая надвигалась на Порт-Артур, ставила корабли Тихоокеанской эскадры между двух огней. Сразу же после того, как стало известно об отступлении от Вафангоу частей Штакельберга, наместник Алексеев приказал контр-адмиралу В.К. Витгефту вывести Тихоокеанскую эскадру из крепости и направить ее во Владивосток. 9 июня на суда вернули орудия, снятые на берег, и на следующий день, впервые после гибели адмирала Макарова, эскадра вышла в море, но, встретив японские корабли, повернула обратно к Порт-Артуру без боя. «Когда эскадра стала уже на якорь у подошвы Золотой горы, — писал очевидец, — японцы повели снова лихую, отчаянную минную атаку. Я лично видел, как два атакующих миноносца развивали такую скорость хода, что уголь не успевал сгорать в топках и выкидывался светящимся снопом из их труб. Можно было наблюдать, как эти две светящиеся точки, далеко видные в море, быстро приближались к нашей эскадре, которая буквально ревела от своей ускоренной стрельбы из больших и малых орудий. К этому реву на море присоединялось громыхание береговых батарей. Канонада была невероятная, и тихая летняя южная ночь как бы усиливала ее своей тишиной». При постановке на якорь по левому борту броненосца «Севастополь» взорвалась мина заграждения, и броненосец, накренившись левым бортом, был введен в гавань при помощи портовых судов. Причину своего возвращения моряки объясняли тем, что вблизи Квантуна они неожиданно встретили японскую эскадру, которая своей численностью значительно превосходила Тихоокеанскую. Витгефт объяснял нерешительность моряков «недостаточной практикой коллективных выходов в море и слабой боевой подготовкой команд».
скрытый текст
Надо сказать, что упреки, неоднократно делавшиеся флоту, были не всегда справедливы. Всего за время борьбы под Порт-Артуром (и при Макарове, и без него) в результате действий соединений 1-й Тихоокеанской эскадры было уничтожено 19 боевых японских кораблей, в том числе 2 броненосца, 2 крейсера, 7 канонерок, 2 эскадренных миноносца, 4 миноносца, брандеры и вспомогательные суда, а повреждения получили по меньшей мере 25 кораблей противника. «Хотя неприятельские суда, начиная с «Петропавловска», часто подвергались опасности от взрыва мин, но и потери наших судов от вражеских снарядов и прочих причин были немалые», —признавался адмирал Того.
К 13 (26) июля генерал Ноги дождался подкреплений и приказал начать наступление по всей линии. Завязались бои сначала за Зеленые горы, а потом за Волчьи, находящиеся в 7—8 км от Порт-Артура. В результате этих боев русские войска отступили на линии крепостных укреплений под музыку и при пении «Боже, Царя храни», что немало удивило японцев.
25 июля состоялся первый обстрел внутреннего бассейна крепости со стороны суши. «По случаю начала осады из нашей церкви с 10 утра начался крестный ход. Громадная толпа народа шла за церковной процессией. В 11 часов 15 минут с неприятельской стороны раздался выстрел и «первая» граната со свистом прошипела и пронеслась как раз над головами молящихся», — вспоминал участник событий. Все последующие снаряды японцев упали в порт, один из них попал в боевую рубку флагманского «Цесаревича», погиб один матрос-радиотелеграфист, несколько человек получили ранения, среди них и сам контр-адмирал Витгефт. В тот же день Витгефту была доставлена депеша от наместника с категорическим требованием покинуть Порт-Артур под угрозой не только уголовной ответственности, но и «пятна позора, которое ляжет на Андреевский флаг, если эскадра будет затоплена в порту». Японцы же понимали, что русские суда в Порт-Артуре по окончании ремонта будут снова способны к бою. Доказательством того служил выход русской эскадры 10 (23) июня. Догадывались они и о том, что русские будут стараться уйти из ПортАртура на соединение с Владивостокским отрядом, чтобы там ждать прибытия Балтийской эскадры, или же для спасения судов уйдут в нейтральные порты. Чтобы не допустить сосредоточения на Дальнем Востоке русских сил, превосходящих японский флот, адмирал Того приказал адмиралу Камимуре усилить надзор в Корейском проливе за владивостокскими крейсерами и дал новые инструкции судам, блокирующим выход из артурской гавани. Но выход эскадры, назначенный на 6.00 утра 28 июля, все-таки состоялся. Адмирал Витгефт поднял сигнал: «Флот извещается, что Государь Император повелел идти во Владивосток». Первые выстрелы сражения прозвучали тогда, когда эскадра находилась в 40 км от Порт-Артура, вне радиуса действия своих береговых батарей. Адмирал Витгефт был убит на мостике своего флагманского броненосца «Цесаревич». Японский же флагман «Миказа» получил 20 попаданий русских снарядов только в главные части, но судьба хранила адмирала Того. Командование над русскими кораблями принял следующий по старшинству, контр-адмирал П.П. Ухтомский, но он отказался от намерения прорываться на юг и решил вернуться в Порт-Артур. В сумятице боя, который длился и после наступления темноты, «Цесаревич» отбился от основных сил эскадры и был интернирован в китайском порту Циндао (Киао-Чао), находившемся в аренде у Германии. Еще 9 русских кораблей прорвались через японские порядки, но по разным причинам до Владивостока не дошли. Интернирование части сил эскадры в нейтральных портах ослабило ее настолько, что русское командование, и до этого не проявлявшее инициативы, полностью отказалось от борьбы за установление господства на море. Отряд владивостокских крейсеров вышел навстречу Витгефту с опозданием и в Корейском проливе был также встречен японцами. Завязался бой, в результате которого был уничтожен «Рюрик». После этого крейсерский отряд вернулся во Владивосток.
29 июля утром портартурцы увидели печальную картину: русская эскадра в полном беспорядке, не соблюдая строя, тихо приближалась к Артуру. Все вернувшиеся суда около 12 часов вошли в гавань. По словам очевидца, из судов особенно сильно пострадал броненосец «Пересвет».(с)
Книгочей
дата:
Цесаревич Алексей и броненосец «Цесаревич»: "В середине лета 1904 года внимание русского общества было перенесено с театров военных действий на чрезвычайное событие в царской семье. 30 июля родился царевич Алексей, появления которого так долго ждали не только родители. Многим казалось, что обретение наследника положит конец неудачам и ознаменует череду военных побед. В день его рождения Николай завтракал с артиллерийским офицером, раненным при Вафангоу. Известие о появлении наследника дошло до портартурцев только 17 августа. В день рождения сына Николай отправил в действующую армию телеграмму генералу Куропаткину: «Сегодня Господь даровал Ее Величеству и мне сына Алексея. Спешу сообщить об этой милости Божией России и Нам... Да сохранится у него на всю жизнь особая духовная связь со всеми теми дорогими для Нас и для всей России от высших начальников до солдата и матроса, которые свою горячую любовь к Родине и Государю выражают самоотверженным подвигом, полным лишений, страданий и смертельной опасности». Все военнослужащие на Дальнем Востоке были объявлены крестными отцами мальчика. Манифестом, возвещавшим государству о его рождении, были дарованы некоторые свободы, и в числе прочего взяты на государственное обеспечение сироты, чьи родители погибли в войне с Японией. На следующий день появился специальный приказ по войскам в Маньчжурии: с 1 мая 1904 года каждый месяц пребывания в осажденной крепости Порт-Артур засчитывался за год военной службы. А контр-адмирал З.П. Рожественский, который мало-помалу выдвигался на роль главного соперника Того, был единственным посторонним, кому показали младенца.
скрытый текст
…Как-то во время завтрака у императора великий князь Александр Михайлович в очередной раз высказал сомнение в целесообразности похода кораблей с Балтики к Порт-Артуру. «Общественное мнение должно быть удовлетворено, — ответил Рожественский. — Я готов на самую большую жертву». «И этот человек с психологией самоубийцы собирался командовать нашим флотом, — заметил великий князь. — Я напомнил ему, что Россия вправе ожидать от своих морских начальников чего-нибудь более существенного, чем готовности пойти ко дну»…
Очень скоро возникло подозрение, что цесаревич болен неизлечимой болезнью — гемофилией. Таким образом, знамение оборачивалось другой стороной, и этому неожиданному несчастью вторили по-прежнему неутешительные вести с Ляодунского полуострова. Пресловутое куропаткинское «терпенье, терпенье и терпенье» оказалось не просто фразой. Армия, которая должна была спешить на помощь осажденной крепости, удалялась от нее все дальше.
Ляоянские бои начались 11 августа и продолжались 10 дней. 21 августа неожиданно для всех Куропаткин отдал приказ об отступлении. «Впоследствии, — писал генерал Б.А. Геруа, — когда открылись японские карты, стало известно, что не менее велико в тот августовский день было изумление нашего противника, начавшего считать себя побежденным». После Ляояна русскому командованию стало ясно, что отныне Порт-Артур может рассчитывать только на собственные силы. 16 августа в крепость прибыл японский парламентер, а 17-го генерал Стессель отдал такой приказ по гарнизону: «Славные защитники Артура! Сегодня дерзкий враг через парламентера, майора Мооки, прислал письмо с предложением сдать крепость. Вы, разумеется, знаете, как могли ответить русские адмиралы и генералы, коим вверена часть России; предложение отвергнуто».(с)
Книгочей
дата:
Внутри крепости: "15 сентября в крепость из Чифу прибыли на шлюпке корреспонденты американской и французской газет и принесли известие о поражении русской армии под Ляояном. Эта победа заставила Главную квартиру в Токио торопить генерала Ноги со взятием Порт-Артура. Его захват был ценен для японцев не только сам по себе, но и лишал оперативной базы Балтийскую эскадру, которую ждали на помощь Порт-Артуру.
скрытый текст
Кроме того, захват крепости, которую они однажды уже «брали на щит», японцы считали вопросом своей национальной чести. Во время одного из штурмов (11 сентября) защитники крепости обратили внимание, что многие японцы были одеты в средневековые доспехи. От пленного японского доктора узнали, что то были представители лучших самурайских фамилий, которые слишком громко и открыто высказывали свое недовольство медлительностью действий японской армии, осаждающей Порт-Артур. И тогда адмирал Микадо предложил им самим принять «активное» участие в осаде.
Адмирал Того писал в Главную квартиру: «Неприятель, будучи долгое время отрезанным, мало-помалу начинает ощущать недостаток в провианте и боевых припасах. Давая какое угодно вознаграждение, он приглашает провозить контрабанду, поэтому немало нейтральных судов и джонок, пренебрегая опасностью, достигают цели провоза. Поэтому, с одной стороны, флот готовится на случай выхода неприятельских судов, с другой — принужден употреблять все силы на захват контрабанды». Того не знал, что командование эскадрой уже полностью отказалось от мысли прорваться во Владивосток: в море выходили только миноносцы для постановки мин заграждения, а большие корабли выходили на внешний рейд только для того, чтобы укрыться от бомбардировок. Наместник Алексеев побуждал контр-адмирала П.П.Ухтомского приступить наконец к активным действиям на море, чтобы облегчить оперативную ситуацию для Балтийской эскадры. Однако на совещании флагманов и капитанов под председательством Ухтомского было решено, что эскадра впредь оставляет намерение выхода из порта. Она всецело посвящает себя содействию армии и, постепенно разоружаясь, усиливает оборону Артура по примеру Севастополя в Крымскую войну.
24 августа в Порт-Артур из Чифу прорвалась джонка, которая доставила приказ Алексеева о смещении Ухтомского и назначении на его место командира крейсера «Баян» капитана 1-го ранга Р.Я. Вирена с производством его в следующий чин. Однако Вирен тоже не оправдал ожиданий наместника. В представленном донесении он сообщал, что если его корабли будут защищать крепость, то она выстоит. Кроме того, присутствие его отряда в Порт-Артуре вынуждает Того держать здесь значительные силы, что «облегчает проведение операций владивостокскому отряду крейсеров». По словам очевидцев событий, картина точечного расстреливания японцами наших судов, неподвижно стоящих в Западном и Восточном бассейнах, производила ужасающее впечатление: суда просто ожидали своей смерти. «Всякая надежда на выход в море и проявление нашей эскадрой какой-либо деятельности давно утрачена. Никто не верит в возможность этого, никто теперь об этом даже и не говорит. Все сознают, что роль флота закончена... Ввиду обстреливания флота офицеры его и команда отпущены на берег. Полуголодные, не имеющие приюта и пристанища, они бродят по всей крепости и принуждены с берега наблюдать ужасную картину расстреливания своих судов. Несчастные наши корабли, не принесшие никакой пользы крепости, постепенно наполняются мутной водой приливов и постепенно опускаются на илистое дно Западного бассейна». Среди матросов, которые исподволь направлялись на пополнение тающего гарнизона, родился каламбур: «У японцев — Того, а у нас никого».
24 сентября по войскам сухопутной обороны крепости был издан приказ за подписью генерал-майора Кондратенко, где, в частности, говорилось, что упорная оборона до последней капли крови, «без всякой даже мысли о возможности сдачи в плен, вызывается тем, что японцы, предпочитая сами смерть сдаче в плен, вне всякого сомнения, произведут в случае успеха общее истребление, не обращая ни малейшего внимания ни на Красный Крест, ни на раны, ни на пол и возраст, как это было ими сделано в 1895 году при взятии Артура. Подтверждением вышеизложенного может служить постоянная стрельба по нашим санитарам и добивание наших раненых, случаи которого имели место даже 22 сего сентября при временном занятии Сигнальной горы». Приказ, вспоминали осажденные, произвел на гарнизон крайне тяжелое и удручающее впечатление, поэтому он вместе с 190-м номером газеты «Новый край» по приказу Стесселя был уничтожен, но «как все запрещенное, конечно, был всем гарнизоном прочитан».
Уже к началу октября в крепости чувствовался сильный недостаток продовольствия. Мясной обед солдатам давали только 3 раза в неделю. Каждый тогда получал борщ с зеленью и треть банки мясных консервов. В другие дни давали так называемый «постный борщ», состоящий из воды, небольшого количества сухих овощей и масла. «Весь гарнизон до сих пор только и живет надеждой на выручку, хотя у некоторых начинает уже зарождаться сомнение в ее осуществлении... На душе была тоска и вместе с тем тупое озлобление на Петербургских карьеристов, на корейских лесопромышленников, на всех тех, которым так сладко жилось вдали от этих мест, где из-за них теперь лилась ручьями народная русская кровь», — писал участник осады."(с)
Книгочей
дата:
«Сидение у Шахэ»: "В то время как Ноги готовился к третьему штурму Порт-Артура, в Маньчжурии с 22 сентября по 4 октября шли бои у реки Шахэ, которые, как считают некоторые, и решили судьбу крепости. Политическая и стратегическая обстановка требовала от русских перехода в решительное наступление. Куропаткин понимал, что отход из Мукдена — это окончательный отказ от какой-либо помощи осажденным, но целью наступления указал не разгром противника, а его «оттеснение за р. Тайцзыхэ». Наступление закончилось безрезультатно, войска понесли жестокие потери и отступили в долину реки Шахэ. Всего в сражении армия потеряла 1 021 офицера и 43 000 нижних чинов убитыми и ранеными, 500 человек попали в плен. Такую же нерешительность проявили и японцы. «Гениальный полководец — не одно заглавие его эпохи: он сам создает историю. Однако его не было на маньчжурских полях сражений, — констатировал британский военный агент при 1-й японской армии генерала Куроки генерал Ян Гамильтон. — Неспециалисты еще могут быть приведены в восхищение подвигами Куроки, но мы, военные, не должны забывать критики. Сколько раз японцы с подавляющими численно войсками стояли против врага, и соотношение сил было им хорошо известно. Однако они не решились на энергичный шаг…»
скрытый текст
Активные действия в Маньчжурии прекратились до января 1905 года («сидение у Шахэ»), а в октябре был отозван в Петербург единственный, пожалуй, сторонник оказания помощи Порт-Артуру — вице-адмирал Е.И. Алексеев. Обязанности наместника и главнокомандующего российскими войсками на Дальнем Востоке он передал генералу Куропаткину. В ночь с 24 на 25 октября недалеко от русских окопов японцы оставили палку с запиской, в которой осажденным сообщалось об очередной неудаче русских в Маньчжурии.
4 (17) ноября начальник штаба Соединенного флота адмирал Симамура получил из Морского отдела Главной квартиры сведения о движении на восток Балтийской эскадры. В донесении говорилось, что корабли Рожественского, без сомнения, направляются в Тихий океан и могут подойти к Формозскому проливу уже в начале января 1905 года. Поэтому адмирал Того направил в штаб генерала Ноги своего флагманского офицера, которому поручил указать на необходимость скорейшего уничтожения русской эскадры в Порт-Артуре. Кроме того, Того просил, чтобы армия в первую очередь старалась овладеть горой Нирейсан, или, как называли ее русские, Высокой горой."(с)
Книгочей
дата:
Артурская Голгофа: "Гора Высокая, возвышавшаяся на 203 метра над уровнем моря, отстояла от Порт-Артура на 3 000 метров к северозападу. Хотя с ее двух вершин открывался лучший обзор Нового города и Западного бассейна порта, временные укрепления были возведены на ней только в мае, уже после начала войны. Поначалу эта возвышенность не занимала какого-то особого места в планах японцев, но отныне все их усилия были направлены на захват этого ключевого пункта.
скрытый текст
Генерал-майор Костенко о ноябрьских боях писал следующее: «Положение крепости становилось опасным, люди постоянными боями были измучены до крайности, так как перемены не было и одним и тем же частям приходилось драться беспрерывно; резервы все иссякли и люди с одного пункта позиции перебегали на другой оказать помощь товарищам, а полевые орудия передвигались крупной рысью».
В ночь на 23 ноября после 15-дневных почти непрерывных штурмов «Артурская Голгофа», как называли гору защитники, была занята японцами. «Последний штурм был так стремителен, — признавал Костенко, — что противостоять ему — значило подвергать бесполезной резне своих солдат. Этим боем и занятием Высокой японцы сузили линию обороны, заперев нас в тесное кольцо». Высокая обошлась японцам в 6 000 человек убитых и раненых. Среди погибших оказался и сын генерала Ноги, уже второй в этой войне. Говорят, что, получив это известие, Ноги хотел совершить самоубийство, но его остановило вмешательство японского императора. Во время штурма на правом фланге был убит один из японских принцев крови, принимавший личное участие в осаде. Японцы просили разрешения отыскать его тело, однако тело найти не удалось: нашли только меч с древним самурайским клинком, который и был возвращен японцам. В благодарность за это японцы доставили в крепость две двуколки, нагруженные тюками русской почты."(с)
Книгочей
дата:
Последний бой «Севастополя»: "Город и эскадра, стоявшая в порту, с Высокой горы представляли теперь отличную мишень для японской артиллерии. Японские офицеры констатировали, что с овладением Высокой горой можно было ожидать, считая по пальцам, решения судьбы неприятельской эскадры. «Какие бы средства ни предпринимал неприятель — спастись он уже не мог». Контр-адмирал Вирен так и не решился принять последний бой с японским Соединенным флотом. Японцы систематически обстреливали с Высокой портовые бассейны, и эскадра несла уже невосполнимые потери. Затонул флагманский броненосец Вирена «Ретвизан», за ним «Пересвет», «Победа», крейсеры «Паллада» и «Баян». Крейсеры и прочие большие суда одно за другим тонули и гибли, и только единственный способный еще к плаванию броненосец «Севастополь», как выразился адмирал Того, «не пошел по стопам своих товарищей». Его командир капитан 2-го ранга Н.О. Эссен дважды обращался к Вирену с просьбой разрешить выйти на рейд и в конце концов получил такой ответ: «Делайте, что хотите» (впоследствии, в годы Первой мировой войны, Эссен командовал Балтийским флотом). На рассвете 26 ноября «Севастополь» неожиданно для японцев вышел в море и стал на якорь у горы Белый Волк. Шесть ночей «Севастополь» вместе с канонеркой «Отважный» отбивался от более чем 30 японских миноносцев, потопил 2 из них, нанес тяжелые повреждения пяти. Судьбу «Севастополя» решили две торпеды, попавшие в корму броненосца. Корабль сел на дно на прибрежном мелководье и, по сути, превратился в плавучую батарею. Это был последний бой 1-й эскадры Тихого океана. Остатки ее были затоплены в квантунских бухтах. Несколько мелких судов, главным образом миноносцев, прорвали японскую блокаду и ушли в нейтральные воды. «Еще чего доброго, японцы поднимут наши корабли, потопленные в гавани Артура, починят их, оставят прежние имена и выставят против нас, — писал жене с Мадагаскара флагманский корабельный инженер 2-й Тихоокеанской эскадры Е.И. Политовский. — Представь себе картину: какая-нибудь «Полтава» или «Ретвизан» будут стрелять в «Суворова». Говорить даже о том становится противно... И кто его уничтожил (флот. — Прим. ред.)? Япошки, макаки, как называли их наши доблестные моряки». То, чего опасался Политовский, произошло в действительности. С июня 1905-го по апрель 1906 года японцы подняли 9 русских боевых, 10 вспомогательных судов и госпитальное судно. После ремонта все они, в том числе и легендарные «Ретвизан», «Варяг» и «Новик», вошли в состав японского флота. «Таким образом, — с мрачной иронией замечает историк, — 1-я Тихоокеанская эскадра частично возродилась под флагом Страны восходящего солнца».(с)