Общие и частные вопросы.

Лотман родился в Петрограде 28 февраля 1922. Школьником Лотман слушал на филологическом факультете Ленинградского государственного университета лекции знаменитого Г.А.Гуковского. В 1939–1940 учился на филологическом факультете ЛГУ, где тогда преподавали блестящие филологи: В.Ф.Шишмарев, Л.В.Щерба, Д.К.Зеленин, В.М.Жирмунский, В.Я.Пропп, М.К.Азадовский, Б.М.Эйхенбаум, Б.В.Томашевский, В.В.Гиппиус и др. В 1940 был призван в армию, демобилизован в 1946.

В 1946–1950 возобновил учебу на филологическом факультете ЛГУ, где возглавлял студенческое научное общество факультета. По окончании университета не смог получить работу в Ленинграде, поскольку в то время началась известная «борьба с космополитизмом». В 1950 получил место старшего преподавателя Педагогического института в Тарту.

В 1952 защитил кандидатскую диссертацию на тему «А.Н.Радищев в борьбе с общественно-политическими воззрениями и дворянской эстетикой Н.М.Карамзина». В 1960 защитил докторскую диссертацию: «Пути развития русской литературы преддекабристского периода».

Вся дальнейшая жизнь Лотмана связана с Тарту, где он впоследствии стал заведующим кафедрой русской литературы Тартуского университета, куда совместными усилиями с женой, З.Г.Минц, и Б.Ф.Егоровым привлекал талантливых людей и создал блестящую школу изучения русской классической литературы. На протяжении всей жизни Лотман исследовал русскую литературу второй половины 18 – середины 19 вв. (Радищев, Карамзин, писатели-декабристы, Пушкин, Гоголь и др.). В сферу чисто литературоведческую Лотман вводит активное изучение фактов быта и поведения соответствующих эпох, создает литературные «портреты» известных русских людей. Комментарий к Евгению Онегину и исследования Лотмана о быте и поведении декабристов стали классическими литературоведческими трудами. Позже Лотман читал циклы лекций о русской литературе и культуре на телевидении.

Особый интерес Лотмана вызывало соотношение «литературы» и «жизни»: он умел обнаруживать случаи воздействия литературы на жизнь и формирование человеческой судьбы (например, как бы предрешающая судьбу императора Павла I идея «Северного Гамлета»). Лотману удавалось выявлять потаенное содержание текста при сопоставлении его с реальностью (например, он доказал, что подлинное путешествие Карамзина по Европе отличалось от его маршрута в Письмах русского путешественника, и предположил, что истинный маршрут был скрыт, ибо был связан с участием Карамзина в обществе масонов). Подобные сопоставления позволили Лотману сделать вывод о наличии «лжи» в мемуарных и эпистолярных текстах ряда деятелей русской культуры (например, у декабриста Завалишина). Существенным и новым для пушкиноведения явилось открытие Лотманом содержательной доминирующей антитезы в пушкинских текстах: «джентльмен – разбойник» или «денди – злодей», которая могла воплощаться в разных персонажных моделях.

Существенной новацией Лотмана было введение в анализ художественного текста обращения к описываемому в нем географическому пространству, которое, как показал Лотман на примере повестей Гоголя, часто выполняет сюжетообразующую функцию.

Важным моментом в творческой биографии Лотмана было знакомство в начале 1960-х годов с кругом московских семиотиков (В.Н.Топоров, Вяч.Вс.Иванов, И.И.Ревзин и др.), организовавших в 1962 Симпозиум по структурному изучению знаковых систем в Институте славяноведения АН СССР. Комплекс новых идей начала 1960-х годов – кибернетика, структурализм, машинный перевод, искусственный интеллект, бинаризм в культурологическом описании и др. – привлек Лотмана и заставил его во многом пересмотреть первоначальную марксистскую литературоведческую ориентацию.

В 1964 в Кяэрику (Эстония) под руководством Лотмана была организована Первая летняя школа по изучению знаковых систем, где собрались представители новых направлений науки. Эти школы затем собирались каждые два года до 1970. На одну из школ смог (с большими трудностями) приехать и Р.Якобсон с К.Поморской.

Сближение Москвы и Тарту воплотилось в знаменитой серии Трудов по знаковым системам, издававшейся в Тарту (в 1998 вышел 26-й выпуск) и на протяжении долгого времени служившей трибуной новых идей. С рядом участников летних школ Лотманом написаны совместные теоретические работы, в частности, с А.М.Пятигорским и особенно – с Б.А.Успенским, с которым Лотман много сотрудничал (см. известную работу Миф – Имя – Культура. – Труды по знаковым системам, 6, 1973), где ставились принципиальные вопросы о сущности знака.

Преследования властей, которое московские семиотики испытали сразу же после проведения Симпозиума, а также общее ужесточение советского режима сказалось и на положении Лотмана в Тартуском университете: он покинул пост заведующего кафедрой, был вынужден перейти на кафедру зарубежной литературы. Семиотические труды выходили все с большими осложнениями, Летние школы прекратились. Но популярность Лотмана продолжала расти и в эти годы: он часто приезжал в Москву и Ленинград с докладами и лекциями. Труды Лотмана стали переводить за рубежом.

Увлечение семиотическими идеями привело Лотмана к углубленным занятиям семиотикой кино, искусственным интеллектом, функционированием полушарий головного мозга. Центральным трудом этого периода явилась обобщающая книга Universe of the Mind, готовившаяся для английского издания (в русской версии: Внутри мыслящих миров, 1996). Рассматривая символ как наиболее значимый для культурологии тип знака, Лотман в основном занимается именно символами (меньше – индексами и иконическими знаками) и показывает сохранность символов при смене культурологических парадигм.

Лотману принадлежит определение семиосферы – семиотического пространства, которое принципиально гетерогенно и которое он сравнивает с музеем, где функционирует ряд упорядоченных семиотических пространств: экспонаты, картотеки, служащие, экспозиция и др. «Сюжет» начинается при выходе за семиосферу; такую роль играют, например, «скандалы» у Достоевского. Выходом из семиосферы Лотман считает чудо, сочетание скандала и чуда – это азартная игра у того же Достоевского и Пушкина. Территориальный выход за границу семиосферы характеризует особый пласт личностей: колдун, разбойник, палач. Они живут, как правило, в лесу, и с ними общаются ночью. Центр и периферия в семиосфере могут меняться местами: Петербург становится столицей, хиппи – добропорядочными гражданами, римские генералы оказываются родом из варварских провинций и т.д. Обращаясь к географическому пространству как части семиосферы, Лотман показывает роль границы в Дантовском Аде и демонстрирует совмещенность географических и моральных перемещений в поэтике Средневековья. Существенно и введение Лотманом пространственной оппозиции у Булгакова, в произведениях которого «рай» равен Дому в противопоставленности «аду» – советской коммунальной квартире.

Вторая важная работа последних лет – книга Культура и взрыв (1992), показывающая влияние идей И.Пригожина и Р.Тома о взрыве и катастрофах как двигателях истории.

В постсоветский период популярность Лотмана способствовала новой волне публикации тартуских изданий и книг самого Лотмана, а также его контактам с рядом западноевропейских университетов и академий. В 1992 в Тартуском университете под руководством Лотмана была создана кафедра семиотики.

Умер Лотман в Тарту 28 октября 1993 года."(с)

Лотман Ю.М. Лекции по структуральной поэтике, вып. II. Тарту, 1964
Лотман Ю.М. Типология культуры. Статьи. Тарту, 1970
Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М., 1970
Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. Структура стиха. Л., 1972
Лотман Ю.М. Семиотика кино и проблемы киноэстетики. Таллин, 1973
Лотман Ю.М. Статьи по типологии культуры. Тарту, 1973
Лотман Ю.М. Динамическая модель семиотической системы. М., 1974
Лотман Ю.М. Культура как коллективный интеллект и проблемы искусственного разума. М., 1977
Лотман Ю.М. Роман А.С.Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий. Пособие для учителей. Л., 1980
Лотман Ю.М. Сотворение Карамзина. М., 1987
Лотман Ю.М. В школе поэтического слова: Пушкин, Лермонтов, Гоголь. М., 1988
Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М., 1992
Лотман Ю.М. Избранные статьи. В 3-х томах. Таллинн, 1992–1993
Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. СПб, 1994
Ю.М.Лотман и Тартуско-московская семиотическая школа. М., 1994
Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. СПб, 1996
Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. М., 1996
Лотман Ю.М., Погосян Е.А. Великосветские обеды. СПб, 1996
Лотман Ю.М. О русской литературе. СПб, 1997
Лотман Ю.М. Карамзин. СПб, 1997
Лотман Ю.М. Письма. М., 1997
Лотман Ю.М. Сотворение Карамзина. М., 1998
Лотман Ю.М. Об искусстве. СПб, 1998

Научная фантастика сильно изменилась за полтора века, прошедших после публикации первых научно-фантастических романов Жюля Верна. В XIX веке НФ несла ещё и популяризаторскую функцию, сообщая читателю неизвестные ему научные сведения, из-за чего фантастика выглядела не совсем художественной литературой. С другой стороны, сообщив читателю некую сумму знаний, писатель-фантаст мог изложить и собственные идеи, выходившие за пределы современных научных представлений, так, чтобы идеи и фантазии были понятны и интересны читателям, с наукой не знакомым.

Когда появилась хорошая научно-популярная литература, НФ избавилась от необходимости сообщать читателю сведения, которые он мог почерпнуть из профильных изданий. Это «развязало» фантастам руки, но в определённом смысле ограничило аудиторию НФ, поскольку тексты, в принципе, стали сложнее. Фантаст второй половины XX века и тем более сейчас, в XXI веке, полагает, что читатель знает основы астрофизики, химии, биологии и других наук и ему не нужно в тексте художественного произведения объяснять, что такое Большой взрыв, почему сидит в ящике «кот Шрёдингера» или чем отличается вирус от бактерии. Именно сейчас автор НФ волен предлагать гораздо более смелые идеи, чем, скажем, Жюль Верн или Александр Беляев. Но почему мы всё-таки чаще вспоминаем золотой век НФ, сбывшиеся идеи Верна (двойной корпус «Наутилуса», вертолёт в «Робуре-завоевателе» и др.) или Беляева (сверхплотное вещество в «Похитителях воздуха», аппарат искусственного кровообращения в «Голове профессора Доуэля» и др.) и гораздо реже говорим об идеях современных авторов? Неужели сейчас НФ перестала играть роль не только популяризатора науки, но и генератора новых идей?

Это так и не так. С одной стороны, автор НФ, персонажи которого — биологи будущего, должен хорошо понимать проблемы современной биологии, чтобы описать возможное развитие этой науки. Нынешняя биология гораздо сложнее той, что была век и даже четверть века назад. Соответственно сложнее и задача, стоящая перед автором. С другой стороны, идеи современной НФ ещё не успели стать достоянием истории науки (и литературы). Нам, читающим книги Питера Уоттса, Стивена Бакстера, Роберта Уилсона, Грега Игана и других современных авторов НФ, трудно, а порой невозможно судить, какие их идеи сбудутся, а какие окажутся ошибочными. Пусть об этом судят читатели второй половины XXI века, если, конечно, произведения нынешних авторов «доживут» до того времени и будут прочитаны.

Взаимоотношения НФ и науки сложны, и далеко не всегда идеи фантастов воспринимаются учёными. Из чего, однако, не следует, что ошибочная научно-фантастическая идея не оказывает на учёных положительного влияния. Ведь к собственной новой интересной идее учёный может прийти, не соглашаясь, а, напротив, полемизируя с идеей фантаста. Разве не так происходит и в науке? Значительная часть идей и гипотез, высказанных в научных статьях, тоже на поверку оказывается ошибочной, но именно эти ошибочные идеи и гипотезы становятся важными и даже необходимыми вехами на пути преодоления научных противоречий. Сколько моделей атома было предложено, рассмотрено и отвергнуто, прежде чем Резерфорд изложил свою! Современная атомная физика тем не менее далеко ушла от первой простой модели, как и современная теория эволюции сильно продвинулась от исходных идей Дарвина. Путь любой науки усеян оставшимися на обочине ошибочными идеями, гипотезами и теориями. Но без них не было бы и самой науки. Точно так же и идеи фантастов (особенно идеи, выглядящие безумными) могут играть для учёных стимулирующую роль, а для читателей — роль стимулятора собственного творческого воображения. Ошибочные идеи фантастов необходимы и для развития НФ. Часто встречаю укоризненные замечания критиков: «А слабó было фантастам предсказать нынешнюю всемирную паутину? И экологические катастрофы фантасты предсказать не сумели». Не сумели — да, как не сумел Эйнштейн создать единую теорию поля, хотя посвятил этому почти половину жизни. Но список верных, сбывшихся научно-фантастических идей достаточно велик, чтобы не относиться с пренебрежением к попыткам авторов описать будущее так, как они его видят.

Поэтому, оценивая роль НФ в развитии научного знания, не следует пренебрегать несбывшимися фантастическими идеями — свою задачу они выполняют. Конечно, в тех случаях, когда текст не просто прочитан, но вызывает размышления и споры.

Научно-фантастическое произведение — синтез художественной литературы и научного творчества.

Может ли сейчас научно-фантастическое произведение претендовать на роль футурологического исследования? Претендовать-то автор может на всё что угодно — в зависимости от того, какие цели он перед собой ставит. Получится ли — вот вопрос. В художественном произведении трудно спрогнозировать, как будет развиваться множество современных тенденций в науках (разных!), быту, политике, экономике. Этим занимаются футурологи, причём обычно без особых успехов, если речь идёт о дальнесрочном прогнозировании. Когда говорят, что наука обгоняет фантастику, то обычно имеют в виду среднесрочные прогнозы, а не предвидения далёкого будущего.

Немногие из современных авторов НФ пытаются представить и описать далёкое будущее науки. Можно назвать уже упомянутых Уоттса, Игана, Уилсона, Бакстера… Фантастическая футурология принципиально отличается от обычной: фантаст может себе позволить прогнозировать качественные скачки (этим фантастика и интереснее футурологии), попытаться предсказать будущие открытия. Однако научно-фантастическое произведение не научный трактат, а художественная литература, и задача, стоящая перед автором, — не только придумать перспективную (даже безумную) научно-фантастическую идею, но и написать увлекательное произведение с интересными персонажами и динамичным сюжетом.

Какая проблема современности и возможного будущего может стать объектом НФ? Любая, в том числе такая, на которую современники пока внимания не обращают. Это, кстати, тоже одна из возможных задач: найти в настоящем зародыш будущей проблемы, которая может стать важной, а то и критической для человечества, указать на эту проблему и, что, на мой взгляд, очень важно, предложить своё решение, создать предмет спора, обсуждения.

Вообще-то, для любого автора, пишущего «жёсткую» НФ, это литература не только о науке как институте познания, но в первую очередь — о нравственности и ответственности человека науки. В этом определении принципиально важно каждое слово: человек, наука, нравственность и ответственность. Без человека нет литературы. Без нравственности и ответственности нет конфликта. Без науки нет НФ.

А без НФ нет будущего…"(с) Источник: https://www.nkj.ru/archive/articles/28325/

Прежде всего, во избежание терминологических разночтений, замечу, что, на мой взгляд, фантастика — это вид литературы, состоящий из разных жанров: научная фантастика, социальная, фантреализм и т. д.

Если основываться на традиционном определении, что научная фантастика (НФ) — вид литературных произведений, где сюжет основывается на какой-то пусть фантастической, но всё-таки научной идее, то вроде бы с ней всё в порядке. Произведения разных объёмов сочиняются и печатаются.

Что касается традиционного понимания её задач, то тут всё гораздо хуже...

Существовало прежде широко распространённое мнение, что главная роль фантастических опусов — подталкивать учёных к открытиям. Может, так оно и было сто лет назад, но с некоторых пор, когда наука стала настолько сложной, что даже учёные мужи порой не понимают друг друга, литератору тут вообще делать нечего. Те же, кто работает на переднем крае науки, чаще всего не обладают таким уровнем сочинительского таланта, чтобы создать произведение достаточно высокого литературного уровня. Особенно это касается естественных наук. Хотя, конечно, некоторым писателям и удаются отдельные прорывы. К примеру, Юлия Зонис, будучи изрядно образованным биологом, способна и на высокий уровень литературного мастерства. Но это лишь исключение, подтверждающее правило…

Как там писал Козьма Прутков? «Специалист подобен флюсу…»?

Так что, на мой взгляд, та НФ, какой она была в прошлом веке, определённо скончалась. Время её прошло. Вместе с изменениями реалий окружающего мира изменились и её задачи.

Наука сама по себе на месте не стоит. Новые поколения, как и во всех сферах жизни, должны сменять предыдущие, а смену необходимо учить. И пусть научно-фантастическая литература ныне не способна, в массе своей, выдавать пионерские идеи, но пробуждать фантазию, психологически готовить молодых учёных к обстановке научного поиска — вполне в её силах.

Вот этой важной задачей НФ и занимается.

Однако молодым писателям, обращающимся к НФ, надо понимать, что лёгкого пути к признанию у них не будет. Никто не ждёт их на этом празднике жизни с распростёртыми объятиями. И прежде всего, не ждёт рынок.

Основной массе читателей милее эскапистская литература «а ля фэнтези», уводящая от сложностей окружающей нас реальности.

А вот что касается футурологической составляющей, присущей старой НФ, то здесь положение кардинально иное. Особенно для социального направления нашего рода литературы. Ведь гуманитарные науки развиваются отнюдь не так стремительно, как естественные. Тут вполне могут существовать достаточно интересные произведения-антиутопии, анализирующие возникновение и вероятное развитие социальных проблем, связанных с реализацией сюжетообразующей научно-фантастической идеи.

Примером может служить повесть Андрея Мансурова, опубликованная в электронном альманахе «Полдень» (№ 3, 2015 год). Действие повести происходит в том варианте Будущего, где успехи медицины и биологии позволили избавить женщин от детородной и воспитательной функций. Автор раскрывает социальные и психологические проблемы мира, где у женщины осталась только одна социальная задача — сексуально-развлекательное обслуживание мужчины. И убедительно доказывает, что проблемы, с точки зрения конкретной человеческой личности, окажутся достаточно серьёзными и болезненными.

В общем, как говорил Илья Ильф ещё в 30-е годы прошлого века, «радио есть, а счастья нет…».

Конечно, от автора, берущегося за такое произведение, обязательно потребуются определённые знания — как минимум в области социологии и психологии, но тут пока никаких революционных прорывов в соответствующих науках не предвидится. Человек как личность меняется намного медленнее, чем развивается естество-знание. Собственно, и предвидимые в будущем социальные сложности отчасти возникают именно по этой причине.

Какие же проблемы современности и возможного будущего в силу этого способны стать объектами анализа в научно-фантастических произведениях?

В первую очередь — связанные с вполне вероятной биологической революцией. Изменения человеческого организма и возникающие в их процессе вероятные социальные конфликты могут оказаться такими, что мало не покажется никому.

Источником серьёзных угроз имеет все шансы сделаться дальнейшее развитие наднациональных корпораций, способное вызвать их неизбежное срастание с существующими государственными структурами, и, более того, полное подминание оных структур под интересы банковско-производственного сектора человеческой деятельности. Рекламное оболванивание и фактический обман потребителя уже сейчас становятся серьёзным фактором, порождающим у многих людей недоверие к официальным и неофициальным средствам массовой информации. Именно в этом я вижу одну из причин архаизации человеческого мышления. Там, где нет реального знания (а реклама — что угодно, но только не источник реального знания), на первый план выходят вопросы веры.

По этому же пути ведут нас уже вовсю полыхающие информационные войны…

Сейчас пока совершенно непонятно космическое будущее человечества, но и тут, как мне кажется, последнее слово учёными и инженерами ещё не сказано…
А значит, не сказано оно и писателями.

Но кажется мне, что НФ, в силу исторических причин, оказалась ныне в гетто. Гетто внутри гетто, так сказать…

Люди во все времена с гораздо большим интересом откликались на те проблемы, с которыми связана их жизнь. А потому ведущую роль в нашем роде литературы всё равно будет играть фантастический реализм, тот жанр, где сюжетообразующая идея — метод, с помощью которого автор делает более выпуклым и острым существующий в реальности межличностный или социальный конфликт. И, используя живые образы, которым хочется сопереживать, заставляет читателя искать пути выхода из него.

А уж в каких вымышленных реалиях этот поиск происходит — вопрос далеко не главный."(с) "Наука и жизнь". Источник: https://www.nkj.ru/archive/articles/28520/

Прежде всего, хочу сказать о состоянии жанра НФ у нас в стране. Его фактически нет. Редкие исключения не в счёт: они малотиражны и не заметны в общем потоке «палп-фикшн». Что связано с разными обстоятельствами.

Это и политика издательств, которые, идя на поводу у книготорговцев, сделали своей аудиторией подростков и «невзыскательного индивида», ищущего в книге удовлетворения простых эмоций, что в свою очередь привело, согласно механизму с положительной обратной связью, к падению интеллектуального уровня аудитории.

Неудивительно, почему такая аудитория начала замещать чтение ещё более интеллектуально простыми видами досуга: компьютерными и РПГ-играми, общением в интернете, кино, интерактивными приложениями и прочим.

Любители сложной фантастики — а НФ такова — обратили свои взоры к научно-популярной литературе и зарубежной НФ.

При этом западная НФ, а также японская (НФ-анимэ) и даже, в последнее время, китайская никакого дискомфорта не испытывает. Узкий сектор российских любителей НФ не верит в существование качественного отечественного продукта, читает НФ западную, причём зачастую пользуясь «самопальными» переводами. А если какие-то книги и переводятся, то издаются малыми тиражами.

Всё перечисленное лишь подчёркивает мой старый тезис, что сильная НФ — один из признаков великой державы.

Теперь по существу.

Настоящую НФ всегда пишут люди с научным складом мышления. Есть в науке такое понятие — «мозговой штурм». Это когда для решения сложной задачи учёных делят на две группы — «генераторы» и «эксперты». Дело «генераторов» — обсуждать и высказывать самые безумные и даже нелепые гипотезы в рамках поставленной проблемы. Всё это записывают и потом анализируют «эксперты» — и зачастую они в данном шквале безумия находят нити, ведущие к нужному решению. Так вот, научные фантасты — они генерируют. Чаще всего учёные пренебрегают их предсказаниями, а зря. Задним числом учёные очень неохотно признают, что «такая-то идея была высказана тридцать лет назад в рассказе такого-то». Кто ж добровольно отдаст лавры первооткрывателя? Но генерация имеет место, факт.

При этом НФ-произведение должно обладать художественной ценностью. Сразу возникнет вопрос: а что такое НФ-текст, почему НФ, почему нельзя обойтись без неё? Ответ: НФ-текст становится таковым, если вне рамок заданного автором фантастического допущения (или системы фантастических допущений) невозможно раскрытие данной проблематики либо раскрытие будет неполным или не слишком, скажем так, ярким и убедительным. Предлагаю простой тест: если вычленить из текста фантастику и сюжет это выдержит (меняем космические корабли на галеоны и бригантины), то перед нами антуражная развлекательная фантастика. Следовательно, нередко фантаст выступает и в роли социолога, и в роли футуролога, и — особенно — в роли философа. При этом писать НФ очень непросто, так как в рамках сделанного фантдопущения, искажающего привычную картину мира, автор должен быть абсолютно художественно убедителен (ведь и так читатель знает, что перед ним — вымысел, fiction): логически непротиворечивый мир, острый конфликт, живые герои…

А проблем, которые не могут быть решены вне рамок фантастики, хватает. Самое острое на сегодняшний день: изменение природы человека. Вопрос буквально на повестке дня. Благо это или вред? Или для кого благо, а для кого и вред? И это только один пример."(с) Источник: https://www.nkj.ru/archive/articles/28719/

Могут ли в наши дни фантастические произведения подтолкнуть учёных к открытиям? Если коротко, то именно фантастические произведения и могут. Правда, очень часто под такой постановкой вопроса подразумевается, что писатели-фантасты якобы предсказали массу изобретений. А вот это — серьёзное заблуждение, которое любят тиражировать журналисты. Всё обстоит совсем не так: писатели-фантасты мало чего «предсказали» в области конкретных научно-технических открытий.

На мой взгляд, писатели-фантасты вообще ничего не «изобрели» — во всяком случае, такого, что можно рассматривать как «открытия» или «изобретения». Например, идея высокоточной фокусировки пучка света, которую использовал Алексей Толстой в повести «Гиперболоид инженера Гарина», не его изобретение. Просто Толстой был неплохо знаком с мыслями по этим вопросам, которые высказывали учёные и изобретатели задолго до него. А. Н. Толстой, кстати, учился в Санкт-Петербургском технологическом институте, то есть имел определённый научно-технический «базис», чтобы разбираться в таких вопросах. Александр Беляев, хотя и был юристом, много занимался самообразованием в области биологии, медицины, техники и истории, то есть опять же знал, чтÓ можно использовать в романах и рассказах. Герберт Уэллс был дипломированным биологом. Жюль Верн живо интересовался всеми научно-техническими разработками своего времени и талантливо использовал их в своих «изобретениях». Ну и так далее. Хорошие писатели-фантасты (речь, разумеется, в первую очередь о создателях жанра НФ) всегда имели специальное образование либо были как минимум глубоко эрудированными в области науки и техники.

В фантастических произведениях, конечно, можно встретить что-то достаточно «новаторское» и в научно-техническом смысле, но там не найти того, что было бы абсолютным открытием (о чём бы в момент написания произведения учёные пока даже не подозревали). Конкретных «глобальных идей», которые спровоцировали бы научные открытия, в фантастических романах не найти. Например, приписывать Жюлю Верну открытие идей подводной лодки или полёта на Луну могут только люди, крайне мало знакомые с историей развития науки и техники. Всё происходит наоборот: научные разработки и открытия становятся пищей для фантастов, подсказывают новые сюжетные ходы. Тот же Жюль Верн выступал во многом именно популяризатором существующих научных идей и открытий.

Как наука, так и литература требуют глубокого погружения. Наверное, в фантастике могли бы появляться реально прорывные идеи, если бы учёные имели время писать романы и повести. Но такого времени у них нет, и, кроме того, хороший учёный не обязательно обладает даром излагать мысли в виде качественных литературных произведений. Это талант другого рода.

А у писателей тоже нет времени заниматься наукой серьёзно. И при всей эрудиции и подготовке писатель может не обладать даром именно учёного. Чтобы выдвинуть прорывную научную идею или гипотезу, нужно не просто иметь «талант к научной деятельности», но как минимум глубоко копать в той или иной области. Наука уже давно стала чрезвычайно специализированной и узкопрофильной. Чтобы понимать, какие процессы происходят на самых передних её рубежах, простой эрудиции и лишь богатого воображения недостаточно, — нужны знания, доступные лишь специалистам. Единственное, где сегодня у фантастов возможны реальные «изобретения», так это в области социальных прогнозов и прогнозов последствий применения каких-то научно-технических решений.

Но важность фантастики как ИНСТРУМЕНТА РАЗВИТИЯ ВООБРАЖЕНИЯ колоссальна. Британский писатель Нил Гейман несколько лет назад прочитал лекцию «Почему наше будущее зависит от книг, чтения и фантазии» (текст есть в Сети). И там он, в частности, рассказал, что в 2007 году посетил в Китае первый одобренный местной компартией конвент по научной фантастике и фэнтези, где спросил у официального представителя властей: почему такое мероприятие в Китае наконец-то поддержали? Ведь долгое время фантастику не одобряли. Ему объяснили, что исследователи обратили внимание: китайцы умеют создавать великолепные вещи, когда им приносят готовые схемы. Но ничего не улучшают и не придумывают сами. Они не изобретают! Поэтому они отправили делегацию в США, в Apple, Microsoft, Google и расспросили людей, которые «придумывали будущее», о них самих. И обнаружили, что в детстве они все читали НАУЧНУЮ ФАНТАСТИКУ. Понимаете, о чём я? Воображение развивают именно книги! Если детей будут воспитывать только на кино и компьютерных играх, то есть на готовых «схемах», — они разучатся воображать, творить новое.

Вот в этом кроется важность фантастики как литературного жанра: она сама не изобретает подводные лодки, компьютеры и космические корабли, но она ГОТОВИТ людей к тому, чтобы они становились изобретателями!

А вот если где-то и возможны какие-то «изобретения» в фантастических произведениях, так это как раз в области прогнозов развития человека и общества. Точнее, даже не в прогнозах того, как НАДО строить будущее, а в том, чего НЕ НАДО делать. Все удачные произведения такой направленности — своеобразные «предостережения» человечеству. Возможно, уже давно одна из важнейших функций фантастики — предостерегать. И в этой области немало «прогностических» произведений, в основном в жанре утопии и антиутопии, да и, наверное, в области так называемой альтернативной истории, где можно найти удачные примеры подобного рода «предостережений».

В общем, как раз в качестве своеобразного футурологического исследования фантастика — неоценимый инструмент. Именно люди, обладающие богатым воображением и высоким уровнем образования (речь, разумеется, о хороших писателях-фантастах), могут выдавать прогнозы-предостережения возможного развития человечества, показывая модели возможных последствий использования тех или иных изобретений, научных открытий, социально-политических решений и так далее. Органичное встраивание любых подобных прогнозов в хороший литературный сюжет, равно как и умелое использование автором научно-технических идей, только украшает книгу.

Почвой для создания произведений, где рассматриваются те или иные пути развития общества и возможные последствия каких-то решений, принимаемых на этом пути, становятся современные проблемы и разнообразные научные открытия, способные оказать серьёзное воздействие на жизнь человечества. Проблем, стоящих сегодня перед человечеством, немало. Попробую перечислить навскидку.

Освоение дальнего космоса. Пока для нас это всё, что начинается за орбитой Луны и простирается до звёзд. Сюда я отнёс бы и вопросы киборгизации. В отличие от «натурального» человека, киборгу не требуются кислород и вода, он может выдерживать иные ускорения, более устойчив к радиации, — всё это существенно упрощает решение пилотируемых космических полётов.

Экология и сохранение «нормальной окружающей среды». Сюда, в частности, входит проблема перенаселения и ограниченности мировых ресурсов.

В сферах политики, экономики и социологии проблем целые букеты. Сюда же я отнёс бы и проблемы кризисов финансовых систем, кризис современного либерализма, разного рода толерантности и, наоборот, фобии и так далее.

Расовые и религиозные конфликты. Я бы рассматривал это как отдельный пласт проблем. Можно «политкорректно» прятать голову в песок, но эти проблемы существуют, и они очень серьёзные, если не сказать «смертельные» в нынешних условиях для человечества в целом. Как ни поразительно, они плохо решаются простым образованием и просвещением.

Медицина и биология. В частности, лечение болезней — как существующих, так и новых и предотвращение возможных новых эпидемий. Кстати, продление жизни человека, не говоря уже о возможном бессмертии, само по себе может стать для общества определённой проблемой — как моральной, так и чисто экономической и даже политической.

Сравнительно новая грядущая проблема — «вирусное хакерство».

Разумеется, я не назвал все возможные проблемы, хотя и уже названные сами по себе крайне ёмкие и имеют множество смысловых «слоёв» и точек соприкосновения, связывающих их между собой. И чем чаще писатели будут рассматривать подобные вопросы, строить модели возможных последствий как для отдельных личностей, так и для человечества в целом, тем больше вероятность, что люди найдут пути решения стоящих перед ними задач." источник: https://www.nkj.ru/archive/articles/28924/

Владимир Сухомлинов сделал блестящую военную карьеру: начал старшим адъютантом 1-й кавалерийской дивизии, а окончил в кресле военного министра. Отличился он ещё во время Русско-турецкой войны — его наградили орденом Святого Георгия 4-й степени и золотым оружием. Затем работал в Николаевской академии Генштаба, был начальником офицерской кавалерийской школы.

Он написал ряд учебных пособий и усовершенствовал технику кавалерийского дела в армии. Служил в Харькове, затем в Киеве, где был помощником командующего Киевского военного округа. В 1905 году Сухомлинов был назначен на пост Киевского, Подольского и Волынского генерал-губернатора. На фоне революционной активности несколько раз Сухомлинов становился целью террористов.

В 1908 году император назначил его начальником Генерального штаба. Сухомлинов занялся составлением новых мобилизационных планов и вошёл в Совет гособороны. Весной следующего года он сел в кресло военного министра.

При военном министре Сухомлинове были созданы автомобильные части

Сухомлинов был сторонником развития и использования новой техники. Так, при нём были созданы автомобильные части и военно-воздушный флот, что пригодится во время Первой мировой войны. Кроме того, он добился интеграции всех систем и органов военного управления. При нём была создана система «скрытых кадров», при которой ядро дополнительных пехотных батальонов составляли офицеры и солдаты, набранные из резервистов. В итоге к 1914 году треть мобилизованной армии составляли резервисты. Сухомлинов постепенно готовился к большой войне, которую предрекали не раз. В 1910-м, 1913-м и 1914 годах было проведено перевооружение армии. Сухомлинов добился роста военного бюджета на 33%. По его приказу была создана военная контрразведка.

Однако с ростом финансирования военного ведомства были согласны не все. Возник конфликт с министром финансов Коковцовым, который не поддерживал увеличение трат на армию. В 1912 году поведение Австро-Венгрии становилось все более вызывающим, поэтому Сухомлинов выступал за мобилизацию трёх военных округов. Но ставший уже тогда премьер-министром Коковцев убедил императора не следовать совету главы военного ведомства.

Сухомлинов не давал Госдуме вмешиваться в военные дела

Сухомлинов выступал не только против Коковцева, но и против попыток Госдумы вмешиваться в военные дела. За это депутаты отвечали ему резкой критикой и немыслимыми обвинениями, вплоть до измены и шпионажа.

Ещё до войны Сухомлинов снискал себе скандальную славу. Он закрутил роман с замужней женщиной Екатериной Бутович. Последовал затяжной и громкий бракоразводный процесс между Бутович и её первым супругом. Безусловно, подобное событие не могло остаться без внимания общественности. Муж Бутович утверждал, что Сухомлинов угрожал ему, это негативно сказалось на репутации министра.

Депутаты требовали от министра юстиции разобраться в этом громком деле. Политический деятель Шульгин писал: «Разногласия между супругами, как это показывает семейная трагедия Толстых, может разделить весь мир на две половины — одну за Льва Николаевича, другую за Софью Андреевну. Но в данном случае мир не разделился. Слишком уж цинично были попраны закон и правда». Кроме того, Сухомлинову ставили в вину расточительность его новой супруги, которая якобы носила бриллиантовое колье и покупала слишком много шляпок. Многие предполагали, что министр брал взятки и специально колесил по стране, чтобы получать «прогонные» и оплачивать капризы Екатерины Викторовны.

Сухомлинова обвиняли даже в шпионаже. В частности, Шульгин заявлял, что министр привёз в столицу из Киева «шпионскую клику во главе с Альтшиллером». Гучков также способствовал развитию шпионского скандала — он выступил с обвинениями против протеже Сухомлинова подполковника Сергея Мясоедова, назначенного на борьбу с революционной агитацией в армии. Гучков обвинил Мясоедова в шпионаже, за что получил вызов на дуэль. Если поначалу Сухомлинов защищал своего протеже, то теперь был вынужден отправить его в отставку. Расследование не нашло доказательств вины Мясоедова, но этот скандал негативно отразился на и так непрочной репутации министра.

Началась война, первый год которой оказался для армии тяжёлым. Министерство было в натянутых отношениях со Ставкой, поскольку главнокомандующий великий князь Николай Николаевич просто не переносил Сухомлинова. Война вопреки прогнозам оказалась длительной, возник дефицит снарядов из-за ошибок в рассчётах, что привело практически к катастрофической ситуации в 1915 году и стало причиной многочисленных поражений русской армии. Вину за всё возложили на плечи Сухомлинова. Министра обвиняли в «снарядном голоде» и выборе недобросовестных поставщиков, вменяли ему взяточничество.

8 марта 1916 года Сухомлинова уволили с военной службы. 21 апреля его арестовали и поместили в Трубецкой бастион Петропавловской крепости на время следствия. В октябре Сухомлинова перевели под домашний арест. Никаких прямых доказательств его вины не было, он стал жертвой общественного негодования, высшие сановники пытались свернуть его дело, но министерство юстиции этого не допустило.

1 марта 1917 года Сухомлинова снова арестовали, но уже представители новой власти. Он вспоминал об этом так: «В то время, когда я так отстаивал свою голову, вспыхивает Февральская революция 1917 года, и какая-то компания вооруженных людей арестовывает меня на квартире и везёт в Таврический дворец, где уже организовалась новая власть. Во время переезда в грузовом автомобиле субъект в очках держал против моего виска браунинг, дуло которого стукалось мне в голову на ухабах. Полнейшее моё равнодушие к этому боевому его приёму привело к тому, что он вскоре спрятал оружие в кобуру. Затем несколько вопросов относительно моего дела и совершенно спокойные мои ответы на них окончились тем, что первоначальное неприязненное ко мне отношение превратилось в благожелательное». Его повели к Керенскому, где заставили снять погоны и отдать Георгиевский крест. Но при попытке забрать орден за Сухомлиного вступился один из солдат, заявививший, что заслуженную награду, да ещё и такую, отнимать нельзя.

Суд шёл с 10 августа по 12 сентября, к нему привлекли и супругу Сухомлинова. Бывшего министра обвинили во взяточничестве, измене и бездействии. 20 сентября его признали виновным в «недостаточной подготовке армии к войне» и приговорили к бессрочной каторге, которую заменили на заключение. Жену Сухомлинова оправдали. Бывший министр был освобождён по амнистии в 1918 году, когда ему исполнилось 70 лет, и уехал в Финляндию, а затем в Германию."(с) Источник: https://diletant.media/articles/36917666/