"Морские катастрофы-1"

"..24 октября был выпущен приказ о выходе флота в «последнюю решающую битву». Этот приказ не был согласован с правительством, которое явно не пришло бы в восторг от подобной перспективы накануне мирных переговоров. С политической точки зрения это сражение вряд ли привело бы к смягчению условий при заключении мирного договора. Британский флот превосходил немецкий по числу кораблей как минимум вдвое, поэтому никаких надежд на победу не было изначально. Но даже победа в этом сражении никак не могла повлиять на развал Западного фронта, а следовательно, лишь умножила бы число погибших с обеих сторон. На 30 октября был запланирован выход флота в море с якорной стоянки в Вильгельмсхафене. Но неожиданно планы героической гибели в бою оказались нарушены. Экипажи кораблей не видели никакого смысла в подобной гекатомбе, тем более что жертвами на этот алтарь предполагались именно они. Мировоззрение солдата призывной армии, как правило, отличается от выучки кадровых офицеров большей практичностью, и идея убийства ещё нескольких десятков тысяч человек на уже проигранной войне накануне заключения мира не нашла у матросов никакой поддержки. Экипажи взбунтовались.
Поначалу казалось, что бунт подавить довольно легко: два восставших корабля под стволами орудий остальных судов ушли на базу в Киль, где экипажи были арестованы. Но через три дня восстание разгорелось вновь, город оказался в руках матросов, на кораблях взвились красные флаги. Ещё через несколько дней восстание распространилось по всей Германии. Кайзер бежал в Голландию. Адмирал Шеер подал в отставку. Про решающее сражение, разумеется, никто больше не вспомнил. 11 ноября 1918 года очередное новое правительство Германии приняло условия перемирия, предложенные союзниками. С момента Кильского восстания матросов в ноябре 1918 года, ускорившего подписание перемирия, всем было понятно, что флот не способен на активные действия. Многие нижние чины были увлечены революционной пропагандой. Боеприпасов на кораблях не было, радиостанции были демонтированы англичанами. Британские сторожевые корабли следили за тем, чтобы немецкие моряки с разных кораблей не могли сообщаться друг с другом и с берегом. Спускать шлюпки было запрещено под страхом смерти. Экипажам было запрещено перемещение с корабля на корабль, но и посещение кораблей англичанами допускалось только с разрешения немецкого адмирала. Продовольствие для моряков доставляли из Германии, и оно было отвратительного качества. Говорят, что зловоние от транспортов с продовольствием распространялось на полкабельтова (около 90 м). За всё время было отмечено только одно существенное нарушение режима, когда 31 мая на немецких кораблях были подняты имперские флаги в ознаменование годовщины Ютландской битвы, но поскольку вместе с имперскими многие корабли подняли красные флаги, адмиралу в вину это поставить не удалось, списали на ненадёжность экипажей и революционные настроения. Указывая на эту самую революционную ненадёжность, адмирал Ройтер постепенно сократил численность экипажей до минимальной: с приблизительно двадцати тысяч в начале в несколько приёмов до тысячи семисот человек под конец ожидания. С точки зрения английских властей, тем проще было соблюдать режим охраны, организовывать снабжение, и тем меньше шансов, что немецкие экипажи, взбунтовавшись, попытаются увести корабли в нейтральную Норвегию, чего поначалу весьма опасались. Адмиралу охотно шли навстречу.Англичане поставляли немецким морякам только уголь и воду для бытовых нужд. Информацию о политической обстановке командир флота мог узнать только из газеты «Таймс», которую ему доставляли с опозданием в несколько дней. Немецкий флот охраняли корабли британского Гранд Флита, американской 6-й эскадры линейных кораблей и небольшая французская флотилия.
В мае из английских газет стали известны предполагаемые условия Версальского договора, что вызвало взрыв возмущения на кораблях. К тому времени немцы уже наладили сообщение между кораблями через английское судно, перевозящее почту. Контр-адмирал фон Ройтен тоже был шокирован новостями и понял, что после окончания срока перемирия ( 23 июня ) англичане захватят корабли силой. Чтобы этого не произошло, флот решено было затопить. Под предлогом избыточности экипажей для такого рода службы, Ройтер добился от англичан высылки части матросов домой. Таким образом, удалось избавиться от нелояльных элементов и таких, кто мог донести о плане затопления кораблей англичанам. 19 июня 1919 года два немецких транспорта увезли в Германию около двух третей экипажей. Можно было начинать.
Версальский договор должен был быть подписан 21 июня 1919 года. Адмирал Ройтер не знал, что подписание перенесено на 28 число, но это не меняло дела. По странному стечению обстоятельств, как раз 21 июня эскадра вице-адмирала Фримантла, охранявшая пленников, ушла в море на боевые торпедные стрельбы. В 10:30 утра 21 июня 1919 года на мачтах флагманского линкора «Фридрих Великий» был поднят условный флажный сигнал «Одиннадцатый параграф сегодняшнего приказа — выполнить»..."(с).

На следующий день вице-адмирал Жэен принял сперва меня с обычною в таких случаях любезностью, расспросил о цели нашего приезда и перешел от чисто официальной как бы к частной беседе.
По некоторым печатным воспоминаниям французских моряков я знал, что Jehanne — старая морская фамилия и что в 50 и 60-х годах адмирал, носивший эту фамилию, был начальником Французского морского училища, командуя кораблем «Borda», поставленным на мертвые якоря в Бресте. На этом корабле и помещалось Французское морское училище. По этим воспоминаниям видно было, что Жэен пользовался таким же уважением и любовью воспитанников, как у нас начальник морского училища, предшественник Епанчина, контр-адмирал Римский-Корсаков.
Я спросил Жэена, не его ли отец был начальников Французского училища и был столь популярен среди моряков.
— Да это был мой отец. Откуда вы о нем знаете?
— Это не трудно, стоит прочесть воспоминания моряка о том времени.
Наша беседа перешла на системы морского образования и продолжалась еще около 20 мин, как будто мы не в первый раз в жизни виделись, а были старые знакомые, встретившиеся после долгой разлуки.
Жэен вышел в соседнее помещение, где я ему представил членов нашей комиссии, а он меня познакомил с председателем франпузской комиссии контр-адмиралом Bouis (Буи), сказав ему:

— Вот вы были начальником Морского училища, командуя «Borda», адмирал Крылов отлично знает биографию моего отца, вы видите, что я с ним так заговорился, что заставил вас ждать. Адмирал 32 года состоит профессором Морской академии; вы будете иметь не раз случай беседовать о системах морского образования и узнаете много интересного.
Таким образом, сразу устанавливались более нежели хорошие отношения между комиссиями. Вскоре был подан парусный катер, и мы отправились для осмотра судов.
Ближайшим был «Корнилов», бывший «Очаков», старый крейсер; его осмотр продолжался недолго, ибо наша комиссия решила, что вести его в Черное море нет надобности, а надо продать на слом.

Следующий корабль был линкор «Генерал Алексеев» первоначально «Император Александр III». Я прежде всего обратил внимание адмирала Буи на силуэт корабля: четыре башни, все в одном уровне, две боевые рубки и две трубы, две мачты американского образца (точнее, образца Шухова, предложившего гораздо раньше такую конструкцию) с наблюдательными постами, и больше ничего, тогда как на французских линейных кораблях были построены целые замки и минареты. Беренс говорил: «стоит только в ту сторону выстрелить — не промахнешься».

На «Александре III» была еще одна особенность: броня была собрана не просто впритык, плита к плите, а на шпонках, сечением в двойной ласточкин хвост; для этого на броневом (Мариупольском) заводе был построен прочный и вполне точный шаблон той части борта корабля, к которому должна была прилегать броня, которая пригонялась таким образом вполне точно, плита к плите, без малейших щелей и уступов, неизбежных при обычной установке.

Когда мы подошли к трапу, я просил адмирала Буи обратить внимание на сборку брони, не указывая, как она сделана. Корабль стоял в Бизерте уже шестой год, ни разу не красился, так что вся краска и шпаклевка слезли, и пригонка броневых плит была отчетливо видна.

— C'est épatant á peine que je crois mes yeux (изумительно, я едва верю своим глазам).

Я предложил сперва произвести общий осмотр корабля, а следующий день посвятил детальному его осмотру, с целью определить, что надо сделать, чтобы обеспечить безопасность буксировки, имея наглядный пример броненосца «Marceau», выкинутого на берег милях в 4–5 от Бизерты вследствие неумелой буксировки. Мне незачем было обратить внимание адмирала Буи на особенности нашего корабля. Ему особенно понравилось расположение противоминной артиллерии из орудий 130 мм калибра, расположенных за бронированным бортом в башенноподобных щитах, по два орудия в отдельных плутонгах, разделенных броневыми траверзами один от другого и от остальной палубы продольной броневой же переборкой. Каждая пара орудий имела и свой патронный погреб под броневой палубой с непосредственной подачей патронов элеватором прямо к орудиям. На французских судах таких отдельных плутонгов не было, на многих даже не было ни траверзных, ни продольных переборок, так что в батарейной палубе хоть кавалерийское учение производи. Я обратил внимание адмирала и на наши снаряды, длиною 5,5 калибра, из которых некоторые лежали в кранцах. Привлекали его внимание и наши трехорудийные башни для орудий 12-дюймового калибра и снаряды к ним, длиною по 1,96 м, т.е. в рост довольно высокого человека, и некоторые другие детали. Я нарочно все время молчал и только отвечал на редкие вопросы адмирала. Когда мы сели на катер, то адмирал Буи мне сказал:

— Amiral, c'est la premiére fois que je vois qu'est ce que c'est qu'un cuirassé (адмирал, я первый раз вижу, что такое броненосец).

Подробностям технического осмотра и подготовки линкора к буксировке по специальному их характеру здесь не место, как и составленному мною расчету самой буксировки на двух якорных канатах самого корабля.

Оставались еще яхта «Алмаз», старый броненосец «Георгий Победоносец», обращенный к блокшиф, старый минный крейсер «Сакен» — все эти суда, по решению нашей комиссии, были предназначены в продажу на слом.

Кроме вышеперечисленных судов, оставалось еще 6 эсминцев и 4 подводные лодки типа «Голланд».

Рядом со стоявшим крайним эсминцем, можно сказать, борт о борт стоял французский эсминец того же возраста и того же водоизмещения (1350 т), как и наш.

Разница в боевых качествах была разительной, как то наглядно показывает следующая таблица.

Само собой разумеется что адмирал Буи не мог не обратить внимания на столь явно заметную разницу в боевом вооружении, что он выразил словами:

— Vous avez des canons, nous avons des pétoires (у вас пушки, у нас пукалки).

Нечего и говорить, что по дальности, настильности траектории и величине разрывного заряда наши пушки приближались к французской шестидюймовке.

— Каким образом, — спросил меня адмирал Буи, — вы достигли такой разницы в вооружении эсминцев ? — Взгляните, адмирал, на палубу: кроме стрингера, в котором вся крепость, все остальное, представляющее как бы крышу, проржавело почти насквозь, трубы, их кожухи, рубки и т.п. — все изношено. Посмотрите на ваш эсминец, на нем все как новенькое; правда, наш миноносец шесть лет без ухода и без окраски, но не в этом главная суть. Ваш миноносец построен из обыкновенной стали, и на нем взято расчетное напряжение в 7 кг на 1 кв.мм, как будто бы это был коммерческий корабль, который должен служить не менее 24 лет. Наш построен целиком из стали высокого сопротивления, напряжению допущено в 12 кг и больше, местами до 23 кг/кв.мм. Миноносец строится на 10–12 лет, ибо за это время он успевает настолько устареть, что не представляет больше истинной боевой силы. Весь выигрыш в весе корпуса и употреблен на усиление боевого вооружения, и вы видите, что в артиллерийском бою наш миноносец разнесет вдребезги по меньшей мере четыре, т.е. дивизию ваших, раньше чем они приблизятся на дальность выстрела своих пукалок.

— Comme c'est simple (как это просто).

Адмирал Буи заинтересовался нашими компасами, дефлектором системы де Коллонга, картушкой Штемпеля, и я увидал, что теорию девиации компаса и вообще компасное дело он знает. Оказалось, что до назначения начальником Морского училища он в нем преподавал теорию девиации компаса; тогда я просил его принять па память о совместной работе компас с дефлектором де Коллонга и картушкой Штемпеля, а также великолепно изданную книгу Н.Н. Оглоблинского и Ф.Ф. Ридигера «Руководство по девиации компаса», оказавшуюся в штурманской рубке корабля..." - http://militera.lib.ru/memo/russian/krylov_an/05.html