"Мыльные пузыри легенд и мифов".

Сразу после подписания Вашингтонского морского соглашения исконный соперник Италии, Франция, приступила к постройке новых крейсеров, причём к тройке 8000-тонных единиц типа «Дюгэ-Труэн» добавлялась пара предельного разрешённого водоизмещения — «Дюкен» и «Турвиль». Италия, получившая по условиям Вашингтонского договора неожиданный подарок — разрешение паритета со своим более представительным соседом, не могла оставаться безучастной. Попытка не отстать от французов привела к тому, что в 1923 г. было принято решение построить два корабля с максимально возможными характеристиками, то есть с восьмидюймовыми орудиями и водоизмещением в десять тысяч тонн; уже ранней весной следующего года судостроительные фирмы «Орландо» и «Стабилименто Текнико Триестино» получили заказ на принципиально новые крейсера. По любопытному совпадению, фирме из Триеста достался корабль под таким же названием. Итальянские фашисты, пришедшие к власти в стране, стремились всячески выпятить «великую победу» страны в Первой мировой войне. (Хотя на самом деле поздно вступивших в дело итальянцев не раз спасали от полного краха союзники по Антанте.) И в качестве своеобразной рекламы избрали тяжёлые крейсера: все они получили имена городов, отошедших от «лоскутной монархии» к Италии.


Перед итальянскими инженерами стояла совсем непростая задача. Мало того, что и у них не было никакого опыта в создании крейсеров нового типа. Ситуация усугублялась тем, что традиционно оказывавшие большую помощь англичане отошли от дел на полуострове, и их ученикам пришлось действовать самостоятельно. К тому же требования к проекту сразу были очень высокими. Власти желали иметь самые скоростные корабли, быстроходнее, чем у соседа и соперника, Франции.

Надо сказать, что конструкторам удалось неплохо справиться с поставленными задачами, хотя, как и всем участникам «крейсерских гонок», отнюдь не бесплатно. Для достижения казавшегося невероятным рубежа скорости в 36 узлов (такой ход могли развить лишь немногие эсминцы!) «Тренто» и «Триесте» пришлось сделать в пропорциях лёгких кораблей, длинными и относительно узкими. Их корпуса выросли почти до 200 м длиной — национальный рекорд, превзойдённый только гигантскими линейными кораблями типа «Литторио». Новой стала и форма корпуса: впервые итальянцы сделали его гладкопалубным, со значительным подъёмом к форштевню. Такая конфигурация привела к большой разнице в высоте помещений в носу и корме. Если каюты и кубрики в задней части крейсеров соответствовали самым скромным «панельным» стандартам при высоте потолка 2,3 м, то в носу образовались настоящие «сталинские хоромы» высотой свыше 4,5 м. Но, безусловно, главные новшества «затаились» внутри внушительной конструкции. «Гвоздём» проекта стала энергетическая установка мощностью в 150 тыс. л.с., занявшая почти 40% длины корабля. Для улучшения живучести её разместили в эшелонном варианте: с носа в корму шли два котельных отделения, затем турбинное, за ним — третье котельное и в «хвосте» этого «каравана» — второе турбинное.

Вопреки традиционным упрёкам, совсем неплохо выглядела и защита. В отличие от практически ничем не прикрытых «французов» первой генерации и скромных бронированных «ящиков» «англичан» и «американцев» на итальянских крейсерах применили традиционную для линейных кораблей схему. Бортовой пояс тянулся от передней башни до задней и закрывался сверху броневой палубой. Надо сказать, что и толщина обеих преград оставалась вполне солидной для «консервных банок» 20-х годов — 70 и 50 мм соответственно. В отличие от поистине «картонной» защиты артиллерии всех тяжёлых крейсеров конкурентов удалось прилично прикрыть башни главного калибра и даже водрузить 100-мм боевую рубку. Конечно, такая броня не защищала от восьмидюймовых снарядов, но, по крайней мере, избавляла огромные крейсера от унизительной возможности быть при случае изрешечёнными пушками эсминцев.


Фирмы, строившие эти принципиально новые корабли, столкнулись с таким количеством проблем, что не удалось даже выработать единого подхода к их решению. В результате строившийся в Триесте крейсер сошёл на воду без надстроек и большинства механизмов. А вот «Тренто» решили «начинять» до тех пор, пока не будут смонтированы все котлы и турбины, а на палубе заодно появились практически все основные надстройки и даже треногая передняя мачта. В итоге столь старательно опекаемый питомец оказался тяжелее своего «коллеги» на две с половиной тысячи тонн. И это едва не стало для него фатальным. При спуске на воду в присутствии членов королевской семьи и верхушки фашистской партии «Тренто» едва сдвинулся на полсотни метров и «завяз» на стапеле, начисто сорвав торжество. Скорее всего, ему «помогли» антифашисты, подсыпав песок в смазку. Так или иначе, но внушительный корпус украшал стапель в течение месяца, после чего его втихую стащил на воду… пассажирский пароход.

Сами же корабли вышли не только довольно сильными, но ещё и красивыми. Гладкая линия палубы, высокий борт, широко расставленные широкие трубы, характерная мачта с далеко расставленными «ногами» привлекали глаза моряков и праздных зрителей. Но, в отличие от вторых, первые активно думали о том, на чём им предстоит воевать, по возможности — прикрывшись толстой бронёй. Поэтому следующая серия с самого начала «затачивалась» под сильную защиту и умеренную скорость. Сразу в проект попытались заложить 200-мм броневой пояс и 32-узловую скорость, но даже самым большим оптимистам быстро стало ясно, что при законном «вашингтонском» водоизмещении это при любых ухищрениях просто невозможно технически. Адмиралы тут же предложили вообще не замечать договорных ограничений и увеличить новые крейсера (справедливо получившие обозначение «броненосных») почти до 15 тысяч тонн, считая, что тройка таких «богатырей» спокойно расправится с шестью обычными «договорниками». Но на подобную наглость не решились пойти даже фашистские власти, понимая, что тут же окажутся в роли изгоев. Оставалось экономить в весе на всём. Толщину броневого пояса уменьшили с 8 до 6 дюймов, решили применить максимально облегчённые механизмы с лёгких крейсеров, число валов сократили с четырёх до двух. Пришлось отказаться и от гладкопалубного корпуса, вернувшись к традиционной схеме с не очень длинным полубаком. (Тем самым, по крайней мере, удалось решить вопрос с «разновысотными» помещениями.) Корпус укоротили на 14 метров. Ценой всяческих ухищрений удалось снизить вес корпуса почти на 20%, по сравнению с «Тренто». Заодно решили отказаться от торпедных аппаратов, благо что установка их на предшественниках была весьма сомнительной. На «Тренто» и «Триесте» торпедные аппараты размещались неподвижно, перпендикулярно борту. Целиться в противника можно было либо самим кораблём, что в боевых условиях представлялось крайне затруднительным, либо предварительной установкой гироскопа, что также являлось трудно осуществимым при активном маневрировании. (Тем не менее морякам пришлось явно пожалеть об отсутствии хотя бы таких аппаратов в бою у мыса Матапан.)


Однако, несмотря на все ухищрения, водоизмещение «Полы» и её систершипов всё ещё оставалось на 1500 тонн больше нормы. По понятным только себе соображениям, такое превышение итальянцы сочли вполне приемлемым. В течение нескольких лет специалисты ведущих морских держав не без зависти смотрели на «броненосных» итальянцев, пытаясь сообразить, каким образом их соперникам удалось втиснуть всё в десять тысяч тонн. Секрет раскрылся во время гражданской войны в Испании. Муссолини активно демонстрировал интерес Италии к соратникам-фалангистам, посылая в испанские воды самые современные корабли. Но один из тяжёлых крейсеров после аварии пришлось отбуксировать в логово будущего противника — док в Гибралтаре. Там-то путём простейших подсчётов количества откачанной воды и выяснилось, что итальянцы «сжульничали». Впрочем, после драки оставалось только впустую возмущаться и махать руками.

Помимо сомнительных торпедных аппаратов, на новых крейсерах отказались ещё от одного «новаторского решения». Речь идёт о размещении гидроавиации, которой в те времена придавалось большое значение. Стремясь сэкономить место и вес, итальянцы поместили катапульту для выпуска гидросамолётов в самом носу, перед башнями главного калибра, а сами самолёты — под палубой. Решение изящное, но нерациональное. Понятно, что старт становился совершенно невозможным в боевых условиях: аппарат просто снесло бы за борт ударной волной газов из стволов орудий. Хуже то, что пользоваться катапультой было невозможно и во вполне мирное время на волнении или большом ходу, когда вместо газов самолёт смывала или повреждала вода. Подумав, конструкторы решили не оригинальничать и приняли на новом проекте традиционное расположение катапульты и гидросамолетов в середине корпуса.

Главным, чем «полы» выделялись среди «вашингтонцев» всех стран, стала броневая защита. Так же, как у предшественников, она соответствовала линкор-ной схеме; её основой стала цитадель, прикрытая с бортов высокими 150-мм плитами, утоньчавшимися книзу до 100 мм, а с носа и кормы — траверзами чуть меньшей толщины (120-90 мм). Сверху всё это «хозяйство» накрывалось 70-мм броневой палубой, достойной линейного корабля! (Так, механизмы «Нельсона» и «Роднея» отделяли от вражеских снарядов и бомб 76 мм брони.) Кроме этого, на крейсерах имелся верхний пояс, пусть тонкий — 30 мм, но способный защитить от лёгких фугасных снарядов, и 20-мм верхняя палуба. (Эта вспомогательная защита маловажных для сохранения боеспособности частей превышала таковую у механизмов британских и французских крейсеров!) Хорошо прикрывалась и артиллерия, и броневая рубка, имевшие толщину 150 мм. Даже артиллерийский пост удалось забронировать 130-мм плитами с боков и 100-мм — сверху. В целом защиту итальянских «броненосных крейсеров» (а именно так они первоначально и классифицировались) можно считать наилучшей среди всех «вашингтонских». Упорные критики в попытках найти хоть какой-то изъян указывали, что при мощной цитадели оконечности оставались совершенно незащищёнными, однако то же самое можно сказать и практически о любом крейсере 1930-х годов.


Итальянские инженеры доказали, что могут проектировать и строить прекрасные корабли. Им удалось даже сохранить на вполне приемлемом уровне скорость. Результаты заводских испытаний просто поражали: эти тяжёлые и довольно-таки короткие крейсера достигли умопомрачительных 35 узлов при проектных 32! Однако и здесь, как с водоизмещением, не обошлось без лукавства: на мерную милю их выводили без боезапаса и с минимумом топлива. Однако даже реальные 30 узлов, достаточно стабильно показывавшиеся на службе, являлись вполне приличными. «Быстроходные» «Триесте» и «Тренто», в сущности, в годы войны сохраняли примерно такой же ход. Отчасти скоростные достижения обеспечивались наличием в нижней части форштевня довольно большого бульба (впервые применённого ещё на «Тренто»). Этот почти обязательный для крупных современных кораблей и судов элемент конструкции активно и успешно применялся итальянскими конструкторами, ставшими пионерами в данной области.

КРЕЙСЕРА ИТАЛИИ ВТОРОЙ МИРОВОЙ:

Тяжёлый крейсер «Больцано» (Италия, 1933 г.)

Строился фирмой «Ансально» в Генуе. Стандартное водоизмещение—10 890 т, полное—13 665 т, максимальная длина — 196,9 м, ширина — 20,6 м, осадка — 6,8 м. Мощность четырёхвальной паротурбинной установки— 150 000 л.с., скорость — 36 узлов. Бронирование: борт 70 мм, палуба 50 — 20 мм, башни 100 мм, барбеты 70 — 60 мм, боевая рубка 100 мм. Вооружение: восемь 203/50-мм орудий, шестнадцать 100/47-мм зенитных пушек, четыре 40-мм автомата и четыре 13,2-мм пулемёта, три гидросамолёта. В 1938 г. вместо четырёх задних 100-мм орудий установлено четыре 37-мм автомата. В 1942 г. 13,2-мм пулемёты заменены на четыре 20-мм автомата. Потоплен подводными диверсантами в июне 1944 г. в гавани Специи.

Тяжёлый крейсер «Тренто» (Италия, 1932 г.)

Строился фирмой ОТО в Ливорно. Стандартное водоизмещение—10 345 т, полное—13 335 т, максимальная длина — 196,96 м, ширина — 20,60 м, осадка — 6,80 м. Мощность четырёхвальной паротурбинной установки—150 000 л.с., скорость — 35,5 узла. Бронирование: борт — 70 мм, палуба — 50 — 20 мм, башни—100 мм, барбеты — 70 — 60 мм, боевая рубка—100 мм. Вооружение: восемь 203/50-мм орудий, шестнадцать 100/47-мм зенитных пушек, четыре 40-мм автомата и четыре 13,2-мм пулемёта, восемь 533-мм торпедных аппаратов, два гидросамолёта. Всего в 1928—1929 гг. построено две единицы: «Тренто» и «Триесте».

В 1937—1938 гг. на обоих вместо четырёх задних 100-мм орудий установлено восемь 37-мм автоматов и столько же 13,2-мм пулемётов. «Тренто» потоплен британской подводной лодкой в июне 1942 г., «Триесте» потоплен американской авиацией в Маддалене в апреле 1943 г., после войны поднят и продан Испании. Разобран на металл в 1956 — 1959 гг.

Тяжёлый крейсер «Пола» (Италия, 1932 г.)

Строился фирмой «ОТО» в Ливорно. Стандартное водоизмещение— 11 545 т, полное—14 135 т, максимальная длина—182,8 м, ширина — 20,62 м, осадка — 7,2 м. Мощность четырёхвальной паротурбинной установки — 95 000 л.с., скорость — 32 узла. Бронирование: борт 150—100 мм, палуба 70 — 20 мм, башни 150—120 мм, барбеты 150—120 мм, боевая рубка 150 мм. Вооружение: восемь 203/53-мм орудий, шестнадцать 100/47-мм зенитных пушек, четыре 40-мм автомата и восемь 13,2-мм пулемётов, три гидросамолёта. Вооружение на кораблях неоднократно изменялось. К 1944 г. «Гориция» несла 12 100-мм, 10 37-мм, 14 20-мм орудий и один гидросамолёт. В 1931 —1932 гг. построено четыре единицы: «Пола», «Зара», «Фиуме» и «Гориция». На «Гориции» в ходе войны добавлено ещё четыре 37-мм автомата, а 13,2-мм пулемёты заменены на четырнадцать 20-мм автоматов. «Пола», «Зара» и «Фиуме» потоплены 29 марта 1941 г. в бою у Матапана, «Гориция» — подводными диверсантами в июне 1944 г. в гавани Специи.

По-прежнему большое значение придавалось живучести механической установки. Котлы и турбины располагались в 12 изолированных отсеках, причем в своеобразном «шахматном» варианте (там, где по одному борту шли котлы, по другому монтировались турбины). Даже дальность для Средиземного моря выглядела вполне приличной, составляя примерно 5000 миль при 16-узловой скорости.

Главным направлением прогресса стало тщательное разделение на отсеки, особенно котельных отделений, которых стало пять. От «Полы» с товарищами «Больцано» унаследовал орудия (хотя защиту башен вновь низвели до прежнего уровня). Нашлось ему и идеологическое обоснование. Поскольку на «Полу» возлагалась почётная и ответственная обязанность флагмана всего флота, то тяжёлые крейсера образовывали две одинаковые трёхкорабельные дивизии: три оставшихся «броненосных» и два «Тренто» плюс «Больцано».

Хотя проектировщики и строители основательно поднаторели в экономии массы, уложиться в положенные десять тысяч тонн они опять не смогли. Нарушение, конечно же, вышло куда как более скромным, чем у предшественников, но всё же составило почти 900 тонн. Не помогло и применение «облегчённого» варианта корпуса с полубаком. Каким-то извинением может служить разве то, что «Больцано», как и «Полу», планировалось использовать в качестве флагманского корабля, в связи с чем он получил довольно внушительную переднюю надстройку. Впрочем, в остальном третий «скороход» оказался вполне удачным и действительно скоростным: он и на службе развивал 33 — 34 узла.

Возникает вопрос: почему столь неплохие, если не сказать больше, корабли, как итальянские тяжёлые крейсера, столь негативно проявили себя на войне? Причин тому много; пожалуй, главная, субъективная, заключается в неудачном управлении и использовании флота в целом. Однако есть как минимум один объективный фактор, несомненно, внёсший в неудачи свой значительный вклад. Речь идёт об артиллерии. Причём изначально итальянцы как раз собирались поразить весь мир своими успехами в этой области. Их восьмидюймовки имели выдающиеся баллистические характеристики: 125-килограммовый бронебойный снаряд имел начальную скорость 905 м/с, а 111-килограммовый фугасный разгонялся до 940 м/с. Однако богатырские характеристики оставались таковыми только на бумаге. Износ ствола до предела форсированного орудия оказался настолько большим, что его приходилось учитывать даже в процессе одной и той же стрельбы, а общая живучесть ствола не позволяла прицельно отстрелять даже весь боезапас, разве что в «белый свет», как в копеечку.

Пришлось постепенно избавляться от столь опасного «совершенства». Начальную скорость снизили до 840 м/сек, а затем приняли и более лёгкий 118-килограммовый снаряд, в результате чего итальянская суперпушка скромно встала в один ряд с непретенциозными британскими и американскими. Однако оставались и другие неприятности, снижавшие точность стрельбы. Так, на больших скоростях длинные корпуса очень вибрировали. Но ещё сильнее тряслись треногие мачты с постами управления огнём. Итальянцы в отчаянии добавили им на «Тренто» и «Триесте» ещё по паре «ног», а на последующих единицах укоротили конструкцию в целом, но до конца проблемы с вибрацией решить так и не удалось. Однако, пожалуй, главной неприятностью являлось малое — менее метра расстояние между стволами. Что поделаешь, за хорошую защиту башен приходилось расплачиваться, но в данном случае цена оказалась слишком высокой: первые снаряды «вспахивали воздушные борозды на траектории», на «ухабах» которых «спотыкались» последующие. Для своих «броненосных» тяжёлых крейсеров (и «Больцано») итальянцы разработали новое орудие с увеличенной до 53 калибров длиной ствола, однако ухитрились аккуратно наступить всё на те же грабли: слишком высокая начальная скорость, большой износ, уплотнённое расположение в башне.

Дополняли весь этот дурно пахнущий букет мелких с виду, но серьёзных по последствиям технических дефектов боеприпасы. При их изготовлении допускались слишком большие отклонения от номинала массы снаряда и заряда, в результате чего на больших дистанциях залп рассеивался на километр или даже более. Отчаявшиеся артиллеристы пытались хоть как-то бороться с таким безобразием, подбирая более или менее одинаковые боеприпасы непосредственно в корабельных погребах.

Поэтому вовсе неудивительно, что эти образцы хорошего судостроения стреляли очень плохо. За всю войну итальянские тяжёлые крейсера сумели попасть достоверно всего тремя снарядами — менее чем полснаряда на корабль! И это при том, что выпущено было их около двух тысяч: и «скороходы», и «броненосники» принимали активное участие в большинстве серьёзных боёв."(с) Источник: https://modelist-konstruktor.com/morskaya-k...-vtoroj-mirovoj

В первое десятилетие существования советского военно-морского флота в его составе находились лишь три легких крейсера типа «Светлана», достроенных после гражданской войны. Они в значительной степени устарели и уступали своим зарубежным оппонентам. Для борьбы на коммуникациях противника требовалось создать быстроходный корабль с мощной дальнобойной артиллерией. Поскольку в СССР отсутствовал опыт строительства крупных современных кораблей, было принято решение приобрести всю проектную документацию у итальянской фирмы «Ансальдо». В результате был куплен проект итальянского легкого крейсера «Раймондо Монтекукколи», в который были внесены серьезные изменения и усилено вооружение крейсера.

Согласно Вашингтонским соглашениям, главный калибр орудий легких крейсеров был ограничен 155 мм, но Советский Союз их не подписывал и мог исходить из собственных представлений и задач. В итоге вместо проектных шести 152 мм орудий в трех двухорудийных башнях «Киров» получил девять 180-мм орудий в трех трехорудийных башнях. В целом «Киров» сохранил некоторые черты итальянской кораблестроительной школы, стремящейся создать быстроходный корабль с мощным вооружением и относительно слабой броневой защитой. В сравнении с зарубежными аналогами советский крейсер имел мощные 180-мм орудия с запредельной для легкого крейсера дальностью стрельбы (37,5 км). Определенным недостатком орудий главного калибра являлся относительно быстрый износ ствола. В качестве зенитной артиллерии дальнего боя крейсер имел шесть 100-мм орудий Б-34 на надстройке. Зенитная артиллерия ближнего боя состояла из шести 45-мм полуавтоматов 21К плюс четырех пулеметов ДШК.

Как показала война, зенитная артиллерия крейсера оказалась относительно слабой. 45-мм пушки себя не оправдали. На корабле были установлены два трехтрубных надводных торпедных аппарата.

Авиационное вооружение «Кирова» состояло из двух гидросамолетов, предназначенных для корректировки артиллерийского огня. Запуск самолета проводился с катапульты, а после выполнения задачи самолет садился на воду и поднимался на палубу. Однако в реальной боевой обстановке самолеты с крейсеров не использовались, а в послевоенный период с развитием радиолокации необходимость в самолетах-корректировщиках отпала.

Строительство крейсера было поручено Ленинградскому заводу № 189. 30 ноября 1936 г. крейсер «Киров» был спущен на воду. Крейсер имел водоизмещение 7880 тонн и развивал скорость до 36 узлов. Экипаж составлял 881 человек. Затраты на строительство корабля составили 55,3 млн рублей. Примерно так же (около 60 млн) обошлось строительство однотипного «Ворошилова» и более совершенных крейсеров (проект 26 бис) «Максим Горький» и «Молотов». А вот стоимость постройки крейсеров для Тихоокеанского флота («Калинин» и «Каганович») в Комсомольске-на-Амуре оказалось практически в два раза дороже, чем в европейской части страны и достигла 111,2 млн рублей.

Краснознаменный крейсер Балтийского флота

Боевое крещение крейсер «Киров» принял в ходе советско-финской войны. Целью единственного похода крейсера стало уничтожение финской батареи на острове Руссарэ. В артиллерийской дуэли с мощной батареей 234-мм орудий «Киров» подвергался серьезной опасности, находясь вблизи финского минного поля и одновременно рискуя получить фатальное попадание. Всего крейсер выпустил 35 180-мм снарядов, которые повредили ряд портовых сооружений, но не нанесли батарее никакого вреда. В ответ финны выпустили по советскому крейсеру от 15 до 25 снарядов, но не добились прямых попаданий.

Великую Отечественную войну «Киров» встретил в Риге, где принял первый бой с немецкой авиацией. Быстрое приближение сухопутных войск вермахта к Риге заставило советское командование перевести «Киров» в Таллин, где в августе крейсер включился в систему обороны города, первым открыв огонь по скоплениям немецких войск. Противник подтянул тяжелую артиллерию и усилил воздушные атаки на советские корабли. Всего с 22 по 27 августа 1941 г. немцы выпустили по «Кирову» около 500 снарядов, добившись одного прямого попадания.

Крейсер «Киров» принял участие в тяжелом для Балтийского флота переходе из Таллина в Кронштадт, отразив 22 воздушных налета. В дальнейшем корабль активно использовался в ходе обороны Ленинграда. Противник подвергал места стоянки крейсера артиллерийским и авиационным ударам. Наиболее тяжелым для крейсера стал авианалет 24 апреля 1942 г., когда крейсер получил попадания трех авиабомб и одного снаряда. Были выведены из строя все 100-мм орудия; погибли 86 моряков из экипажа крейсера, еще 46 получили ранения. В ходе ремонта крейсера была демонтирована бесполезная катапульта, количество 100-мм орудий довели до восьми, заменили 45-мм пушки на 37-мм автоматические зенитки и установили два четырехствольных пулемета «Виккерс».

27 февраля 1943 г. крейсер «Киров» был удостоен звания краснознаменного. Последние залпы по противнику крейсер дал в июне 1944 г., поддерживая действия войск Ленинградского фронта на выборгском направлении. Из шести крейсеров типа «Киров» четыре приняли активное участие в войне (по два на Балтике и Черном море), получили серьезные повреждения, но ни один из них не погиб. Советским крейсерам приходилось действовать в специфических условиях, где основными противниками были не крупные надводные корабли, а артиллерийские батареи, торпедные катера и авиация противника.

16 октября 1945 г. крейсер «Киров» вышел из Кронштадта и подорвался на немецкой донной мине. В ходе спасательной операции опрокинулся буксир (один человек погиб). Причиной аварии было признано то, что крейсер вышел в море с выключенной противоминной обмоткой. Ремонт «Кирова» продолжался более года. В 1958 г. крейсер был выведен из боевого состава флота. Три года спустя в августе 1961 г. крейсер «Киров» был переоборудован в учебный корабль, а в феврале 1974 г. исключен из состава флота. Две носовые башни 180-мм орудий крейсера были сохранены в качестве мемориала в Петербурге."(с)

Источник: https://diletant.media/articles/45269690/

В 18.00 отряд легких сил — «Киров» и пять эсминцев в сопровождении четырех ТКА — вышел из Усть-Двинска, и 28 июня в 1.07 встал на рейде Куйвасте. Противник ми­нировал Ирбенский пролив и устье Финского залива, для траления фарватеров не хвата­ло тральщиков. Свободным от мин оставал­ся пролив Муху-Вяйн, соединяющий Рижский и Финский заливы. Однако глубина его (6 м) была меньше осадки крейсера (6,91 м), кро­ме того, еще в 1917 году на фарватере были затоплены старые транспорты, чтобы прегра­дить путь кайзеровскому флоту в Финский залив. Для углубления фарватера из Палдиски прибыл землечерпательный отряд. Трое суток непрерывно работали земснаряды, бар­жи и буксиры, углубляя канал до 7 м. В это же время моряки выгрузили на баржи часть боезапаса, топлива, воды и другие грузы — всего 300 т, осадка корабля уменьшилась до 6,5 м. 30 июня в 23.03 «Киров» снялся с яко­ря и ведомый буксирами С-102 с носа и «Лаплейцис» с кормы двинулся по фарватеру. 1 июля в 0.33 из-за неопытности капитанов буксиров и маломощности судов крейсер при повороте оказался за линией вех, сойдя с фарватера. Пришлось выходить назад и по­вторять маневр. В 2.46 корабли стали на якорь, поскольку в темноте не было видно вех. В 4.30 крейсер снялся с якоря и, помогая бук­сирам машинами, развернулся, проходя оче­редное колено. Около 6.00 начал сгущаться туман, постепенно видимость настолько ухуд­шилась, что в 6.41 был отдан правый якорь. К 11.10 туман рассеялся, и корабль продол­жил движение. В 13.40 он подошел к пово­ротному бую № 1, завершив проход через углубленный канал пролива Муху-Вяйн. Да­лее крейсер отдал буксиры и пошел 14-узло-вым ходом (скорость отряда ограничивалась скоростью тральщиков, идущих с тралами).

1 июля «Киров» прибыл в главную базу — Таллин. Но недолго столица Эстонии остава­лась тылом. 5 августа развернулись бои на дальних подступах к городу. Вскоре против­ник прорвался к побережью Финского залива восточнее эстонской столицы, отрезав ее с суши. Наступавшие на город четыре немец­кие дивизии более чем в два раза превосхо­дили по численности силы, его оборонявшие (10-й стрелковый корпус, отряды морской пехоты, рабочие полки). После прорыва вра­жеских танков и мотопехоты к главному ру­бежу обороны Таллина они оказались в пре­делах дальности стрельбы морской артилле­рии. 22 августа 1941 года в 20.55 «Киров» первым из кораблей на Таллинском рейде от­крыл огонь по позициям немцев в районе мызы Кейла-Йоа. Для обеспечения маневрирова­ния на тесной акватории крейсеру был при­дан буксир С-103.

На следующий день в бой вступили дру­гие корабли эскадры и береговые батареи флота. Морская артиллерия помогала сухо­путным частям сдерживать натиск ***­ских войск, темп их наступления снизился. Но противник подтянул к побережью тяжелые орудия и начал обстрел акватории базы. 23 августа совместно с лидером «Ленинград» крейсер вел огонь по скоплению немецких танков у переправы через р. Кейла. В резуль­тате было уничтожено и повреждено 12 вра­жеских танков и рассеяно большое скопле­ние пехоты.

С 25 августа, в связи с усилением артил­лерийских обстрелов и налетов авиации про­тивника, корабли снимались с якорей и, сле­дуя на малых ходах и переменными курсами под прикрытием дымовых завес, сбивали при­стрелку немецких батарей, продолжая вести огонь. Для обеспечения маневрирования на тесной акватории крейсеру был придан бук­сир. В этот день «Кирову» пришлось отразить семь массированных налетов авиации, фаши­сты сбросили около 50 бомб, но ни одна в корабль не попала. Однако в палубу в кормо­вой оконечности угодил 6-дюймовый снаряд, в районе 227—230-го шп. образовалась про­боина площадью 1,5 м2, были повреждены трубопроводы забортной воды и отопления, возник пожар в кубрике № 12, на юте загоре­лись 6 больших глубинных бомб; 9 моряков были убиты, 30 ранены.

За 5 дней немцы выпустили по «Кирову» более 500 снарядов, самолеты Люфтваффе сбросили на него 326 бомб. Благодаря уме­лому маневрированию и точному огню зенит­чиков крейсер не получил прямых попаданий. Всего же за период обороны Таллина от раз­рывов авиабомб и снарядов ко­рабль получил 45 пробоин в наружной обшив­ке борта и надстройках, оказались разбиты­ми 47 иллюминаторов, вышли из строя 2 дальномера КДП (сотрясение оптики). Но кор­пус выдержал испытания, разошедшихся швов и трещин в нем не было. Сам же «Ки­ров» выполнил 36 стрельб, обрушив на про­тивника 235 180-мм снарядов, в среднем по 6,5 снаряда за стрельбу. Моряки вынуждены были экономить боезапас главного калибра, поскольку на складах базы 180-мм снарядов не было.

С получением приказа Ставки об эвакуа­ции Таллина корабли должны были обеспе­чивать ее артиллерийское прикрытие. Расход боезапаса на заградительный огонь для «Ки­рова» определили из расчета оставления ре­зерва на переход 12—15 снарядов на орудие.

Вечером 27 августа наши сухопутные час­ти начали посадку на транспорты. Орудия кораблей в это время вели отсечной загради­тельный огонь—настолько мощный и точ­ный, что неприятель даже не пытался проник­нуть в район гаваней. Прикрывая отход войск, «Киров» выпустил 45 снарядов главного ка­либра. На отражение атак вражеской авиа­ции зенитчики крейсера израсходовали 224 100-мм и 590 45-мм снарядов.

Корабли флота, обеспечивавшие переход конвоев, были сведены в три отряда. «Ки­ров» включили в состав отряда главных сил. На нем находились Военный совет КБФ, чле­ны правительства Эстонии, а также Краснознаменное знамя Балтийского флота. Кро­ме того, на крейсер были погружены ценно­сти Госбанка.

К 23.00 27 августа корабли вышли на рейд к островам Нейссар и Аэгна, продолжая вес­ти артиллерийский огонь по наступающим войскам противника. Первоначально плани­ровалось начать вывод кораблей и транспор­тов в море в ночь с 27 на 28-е, чтобы самый опасный участок перехода у м. Юминда фор­сировать в светлое время суток. Но помешал разыгравшийся семибалльный шторм — кон­вои двинулись в путь только после полудня. Около 16.00 28 августа корабли отряда глав­ных сил снялись с якорей. «Киров» шел под флагом командующего флотом В.Ф.Трибуца. На участке от о.Аэгна до м. Юминда корабли и суда неоднократно подвергались атакам немецкой авиации и артиллерийскому об­стрелу батарей с м. Юминда. Зенитная артил­лерия отражала атаки авиации, а главный калибр крейсера вел огонь по батарее про­тивника. 100-мм батарея отразила атаку вра­жеского торпедного катера. Но самой серь­езной была минная опасность. Именно «ро­гатая смерть» стала причиной гибели во время перехода 15 боевых кораблей и 30 транспортов. К востоку от о.Кери корабли и суда вошли в район плотных минных заграж­дений противника (с 11 июля по 28 августа к северо-западу, северу и северо-востоку от м. Юминда немцы выставили более 2500 мин и минных защитников). Всего за полчаса наблю­датели «Кирова» обнаружили впереди кораб­ля 5 мин. Своими параванами-охранителями крейсер захватил две из них. Чтобы избежать неминуемого взрыва, тросы параванов при­шлось отрезать автогеном. В 22.45, когда ос­новная часть кораблей и судов прошла плот­ное минное заграждение, командующий фло­том отдал приказ всем кораблям и судам встать на якорь к северу от о.Вайндло. В 5.40 утра отряд главных сил снялся с якоря и про­должил движение. На переходе до Кронштад­та минная обстановка была несложной, и все обошлось благополучно. Основной опаснос­тью на этом участке стала вражеская авиа­ция. С 7.00 на переходе от о.Родшер до о.Гогланд Люфтваффе группами по 5—10 само­летов непрерывно бомбили корабли и суда. Авиационное прикрытие перехода организо­вано не было. Первая пара наших истреби­телей появилась над караваном лишь в 8.45.

Во время Таллинского перехода крейсер от­разил атаки 32 самолетов, ни одна из более чем 80 бомб, сброшенных на корабль, не до­стигла цели."(с)

" зенитное вооружение: сняли три 45-мм орудия и установили пять 37-мм автоматов 70-К. И 19 сентября, впервые после Таллинского перехода, зенитная артиллерия «Киро­ва» открыла огонь по самолетам противника. 21 сентября немцы совершили три массиро­ванных налета на Кронштадт, бомбы упали вблизи корабля, а его зенитчикам удалось сбить один «Юнкере». 22 сентября противник прорвался к берегу залива в районе Урицка, и в придачу к авианалетам начались артил­лерийские обстрелы базы.

23 сентября 100-мм орудия крейсера вы­пустили 693 дистанционных гранаты (свыше 115 на орудие), 45-мм пушки — 827 снарядов, а 37-мм автоматы — 370. В результате был сбит еще один Ю-87. В этот день в 14.30 во время авианалета корабль получил два пря­мых попадания. Одна бомба попала в палу­бу полубака правого борта на 110-м шп. и взорвалась при прохождении через каюты начсостава. Вторая, пробив верхнюю палубу в районе 100-го шп., упала на нижнюю бро­невую палубу и не взорвалась. Погибли 3 моряка, 12 ранило. Возник пожар, но его быст­ро ликвидировали. После отбоя тревоги в одной из кают была обнаружена неразорвав­шаяся авиабомба. Матросы открыли иллюми­натор и выбросили ее за борт.

Всего за четыре дня — с 21 по 24 сентяб­ря 1941 года — в результате попадания бомб и снарядов, а также от близких разрывов на корабле в трех местах были пробиты палуба полубака и верхняя палуба (площадь каждой пробоины 2 м2); от взрыва прогнулся настил верхней палубы; броневая палуба получила вмятину; оказались разрушены 10 кают, кам­буз, гальюн; в надводном борту выше бронепояса насчитали 80 пробоин; на 114-м шп. была сгофрирована водонепроницаемая пе­реборка; осколками в двух местах пробило броневой пояс; 55 иллюминаторов остались без стекол. Кроме того, повредило 3 дально­мера, вышли из строя прицелы и визиры трех зенитных батарей, оказались рассогласова­ны схемы зенитных целеуказаний, поврежден правый торпедный аппарат.

За время стоянки «Кирова» в Кронштадте орудия его главного калибра выпустили око­ло 500 снарядов, зенитчики сбили 3 и повре­дили 12 самолетов противника.

В связи с регулярными обстрелами рей­дов и гаваней Кронштадта военный совет КБФ принял решение перебазировать крупные ко­рабли в Ленинград. В ночь с 23 на 24 сентяб­ря «Киров» совершил этот переход и в 6.24 стал у стенки завода № 194. Но поскольку заводские цеха ограничивали сектора обстре­ла главного калибра, крейсер перевели к пра­вому берегу Невы (у 19-й линии Васильев­ского острова).

После замерзания Невы и Финского зали­ва крейсер в числе других кораблей включи­ли в систему обороны Ленинграда с морско­го направления, а из его личного состава сформировали стрелковый батальон. 18 де­кабря крейсеру установили оперативную го­товность на зимний период — 6 суток; в по­стоянной боеготовности должна была нахо­диться одна башня главного калибра. В де­кабре 1941 года большинство кораблей КБФ перевели на угольное и дровяное отопле­ние, но «Киров», один из немногих, был остав­лен на нефтяном отоплении с суточным рас­ходом 8 т. Для сохранения тепла в помеще­ниях палубу покрыли толстым слоем шлака, над люками и у дверей надстроек соорудили тамбуры.

В суровую блокадную зиму 1941/42 года экипаж совместно с рабочими завода № 189 ремонтировал корабль, устраняя поврежде­ния. Особенно плохим состоянием отлича­лись главные котлы, требовалась замена тру­бок в пароперегревателях. Ни технических средств, ни сил для этого не было. Рабочие с помощью моряков гнули трубки в холодном цеху, вручную вращая станок.

28 марта 1942 года немецко-фашистское командование отдало приказ о начале опе­рации «Айсштосс» («ледовый удар»). Оно рассчитывало уничтожить вмерзшие в нев­ский лед корабли комбинированным ударом артиллерии и бомбардировочной авиации. Для этого были выделены осадная артилле­рия 18-й армии и соединения 1-го воздушно­го флота (1-й авиакорпус). 4 апреля при мас­сированном налете на Ленинград на крейсер было сброшено 10 бомб, из которых 9 разо­рвались вблизи борта, а одна попала в корабль в районе 273-го шп.—она пробила две па­лубы, борт и разорвалась уже в воде. Вышли из строя дальномеры КДП, повредило две артустановки — 45-мм и 100-мм, наружная об­шивка и палубы получили значительные вмя­тины. При отражении налета на крейсере из­расходовали 207 100-мм, 390 45-мм, 650 37-мм снарядов и 1500 12,7-мм патронов зе­нитного боеприпаса. В ночь на 5 апреля про­тивником была предпринята вторая попытка нанести удар по кораблям. Но к городу смог­ли прорваться лишь 8 самолетов.

24 апреля фашистская авиация нанесла третий массированный удар, во время ко­торого «Киров» получил прямые попадания трех авиабомб и одного шестидюймового снаряда. В 14.00 бомбы, попавшие в район кормовой трубы, вызвали пожар в отделении вспомогательных котлов и других помещени­ях в надстройке. Горевший боезапас начали выбрасывать за борт, причем некоторые сна­ряды взрывались прямо в руках моряков. По­тери экипажа в этот день были очень серь­езными— 86 убитых и 46 раненых. В 14.46 пожар полностью ликвидировали. Корабль получил крен 2° на левый борт. В результа­те бомбежки были разрушены запасной ко­мандный пункт, кормовые ходовая рубка, хо­довой и сигнальный мостики; вся средняя надстройка от 140 до 180-го шп. на верхней палубе и помещения под ней на нижней (бро­невой) палубе, в том числе кубрики № 6, 7, 8 и 9; кормовая труба с дымоходами до бронепалубы, «ноги» грот-мачты, кормовая часть катапульты, кормовая стрела, шлюпбалки, камбуз, шахты турбовентиляторов № 9, 10 и 12; фундаменты шести 100-мм орудий и двух автоматов средней группы; подволок и носовая переборка, а также все вспомогательные механизмы отделения вспомога­тельных котлов. Замены требовали пять 100-мм орудий Б-34 и два автомата 70-К, по­врежден дальномер КДП и выведен из строя 1,5-м дальномер на кормовом мостике. Все приборы торпедной стрельбы оказались разбиты, а трубы правого торпедного аппа­рата повреждены. Сбило все антенны пе­редатчиков «Ураган», «Бриз» и «Бухта». Из зенитных средств на крейсере остались только по три 45-мм и 37-мм орудия и пуле­меты. Всего сгорело 198 100-мм гранат, 376 трассирующих снарядов калибра 37-мм, а из-за того, что был ошибочно затоплен по­греб № 8, подмочено 134 100-мм гранаты, 79 100-мм фугасных и 840 37-мм трассиру­ющих снарядов."(с)

В ночь с 24 на 25 апреля буксиры переве­ли «Киров» за мост Лейтенанта Шмидта к набережной Красного флота, а на его место поставили старое учебное судно «Свирь». Следующим утром «юнкерсы» вновь появи­лись над бывшей стоянкой крейсера и потопили «Свирь». По приказу начальника штаба КБФ на середине Невы между мостами Лей­тенанта Шмидта и Республиканским были установлены бочки, стоя на которых, «Киров» мог вести огонь главным калибром.

Начавшийся вскоре ремонт корабля занял два месяца и включал изготовление кожуха второй дымовой трубы, кормовой надстройки и ЗКП (его выполнили стальным, как на проек­те 26-бис), установку новых универсальных орудий. Вместо трехногой грот-мачты поста­вили легкую, одинарную. Катапульту сняли, освободив место под зенитки. Зенитное во­оружение крейсера усилили; вместо шести уста­новили восемь 100-мм орудий; вместо ката­пульты — три 37-мм автомата; 45-мм пушки на кормовой надстройке заменили 37-мм автома­тами, число которых было доведено до 12; установили дополнительно два счетверенных 12,7-мм пулемета «Виккерс». Работы выполнял завод № 189. В конце июня «Ки­ров» перевели к правому берегу Невы, к Уни­верситетской набережной. В 1943 году верх­нюю палубу крейсера покрыли броневыми плитами толщиной 35 мм в два слоя. Общий вес плит составил 270 т.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 февраля 1943 года «За образцо­вое выполнение экипажем боевых заданий командования и проявленные при этом му­жество и отвагу» крейсер «Киров» первым среди надводных кораблей КБФ был награж­ден орденом Красного Знамени.

В январе 1944 года началась операция по разгрому немецких войск под Ленинградом — событие, которого так ждали жители блокад­ного города и все его защитники. «Киров» вместе с другими кораблями эскадры был включен во 2-ю артиллерийскую группу под командованием вице-адмирала Ю.Ф.Ралля (держал флаг на крейсере). Утром 19 января буксиры взломали невский лед, крейсер вы­шел на середину реки и стал на якорь напротив Академии художеств (Университетская набережная). С 8.00 он обстреливал узлы до­рог, живую силу и технику в районе Копорское — Коврове — Зайцеве — Телези, поддер­живая наступление 42-й армии, подавляя и разрушая очаги сопротивления противника; до 16.15 было выпущено 72 снаряда главно­го калибра. На следующий день корабль вел огонь по району Тайцы — София. К исходу 20 января войска Ленинградского фронта овла­дели Урицком, вечером 27-го января загре­мели зенитные орудия крейсера — впервые за годы войны они стреляли холостыми, са­лютуя в честь долгожданной победы под Ле­нинградом.

В июне 1944 года «Киров», заняв огневую позицию в Ленинградском торговом порту, огнем главного калибра разрушал доты и дзо­ты «линии Маннергейма», обеспечивая на­ступление войск Ленинградского фронта на выборгском направлении. Это были его по­следние боевые залпы...

Всего за годы Великой Отечественной вой­ны крейсер пережил 24 налета вражеской авиации, в которых участвовали 347 Ю-88 и Ю-87. Его командирами в этот период были капитан 2 ранга (затем капитан 1 ранга) М.Г.Сухоруков, с ноября 1941 года — капитан 1 ранга С.Д.Солоухин, с января 1945 года — капитан 2 ранга М.Д.Осадчий.

В мае 1945-го «Киров» перешел в Крон­штадт. Согласно плану боевой подготовки, 16 октября он под флагом командующего эскад­рой вице-адмирала Л.А.Владимирского вы­шел из Кронштадта на полигон для выпол­нения артиллерийских стрельб. Однако в этот день выполнить все стрельбы не уда­лось, так как не сработал ЦАС. Их перенес­ли на следующий день. Укомплектованность личным составом на тот момент на корабле была неудовлетворительной. Так, отсутство­вали старпом, командиры БЧ-5 (укомплекто­ванной, кстати, всего на 41,5%), дивизиона движения, котельной, электротехнической и турбомоторной групп. На крейсере велись работы по ремонту размагничивающего устройства, которые к выходу на стрельбы не были завершены. При выходе в море 17 октября командир корабля доложил в штаб о том, что РУ не работает, однако там не среагировали — срывать запланированные стрельбы никто не хотел. Это был уже не первый случай, когда корабль выходил в море с невключенной размагничивающей об­моткой или с включенной, но с неработаю­щей системой размагничивания.

17 октября в 11.51 «Киров» снялся с яко­ря и в 11 .59 лег на створ кронштадтских ма­яков, дав ход 16 узлов. По готовности № 3 в действии находились оба ГТЗА, главные кот­лы №2 и 5, турбогенераторы № 1 и 4. В 12.48 в носовой части с левого борта раздался сильный взрыв. Это произошло в точке с ко­ординатами 60°01"6" с.ш. и 29°18"8" в.д. на глубине 21 м. Громадный столб воды поднял­ся до откидного командного мостика. Во мно­гих помещениях погас свет. Личный состав, находившийся на верхней палубе, был сбит с ног взрывной волной. В 12.57 объявили аварийную тревогу, и началась борьба за жи­вучесть корабля. Экипаж под командовани­ем М.Д.Осадчего действовал мужественно и умело.

Часть механизмов вышла из строя. Ко­рабль лишился хода, начал дрейфовать и в 13.10 вынужден был стать на якорь. Быстро затопило 1-е котельное отделение. Вода по­ступала в артпогреба № 1 и 2. Водой, в кото­рую попал мазут, затопило центральные штурманский и артиллерийский посты и пост энергетики и живучести. Корабль кренился на левый борт и садился носом. От сотрясения вышли из строя все радиопередатчики, а на участке от 0 до 155-го шп. — электро- и турбо-пожарные насосы, а также пожарная магистраль с водоотливными средствами. Перенос­ные водоотливные средства не могли обес­печить откачку поступающей воды.

Буквально через 5 минут после взрыва эки­пажу удалось укрепить подпорами главную водонепроницаемую переборку 104-го шп. во 2-м котельном отделении и завести пластырь размерами 4x5 м с левого борта в районе 86— 94 шп. верхней кромкой на 1 м ниже ватерли­нии. Пластырь прикрывал лишь малую часть поврежденного участка и не присасывался к корпусу из-за образовавшихся гофров. За первые 10 минут после взрыва корабль при­нял около 1000т воды, и поступление ее про­должалось. Затопило дифферентные отсеки № 3 и 4, корма поднималась все выше, при­емники пожарных насосов выходили из воды, и давление в пожарной магистрали падало, снижалась производительность эжекторов и переносных гидротурбин. Периодически па­дало давление пара в котле № 2, так как в мазут попадала вода, К 14.00 стало ясно, что своими средствами воду не откачать. По при­казанию командира корабля помещения гид­роакустики, носовой электростанции, 1-й баш­ни, 2-го котельного отделения, кубрика № 5, артпогреба № 10, артиллерийских и минных кладовых пришлось оставить, двери и люки, ведущие в них, задраили и укрепили подпо­рами.

Авария произошла недалеко от Кронштад­та, на оживленном фарватере. Но, несмотря на поднятый на корабле сигнал бедствия и выпущенные в воздух красные ракеты, нахо­дившиеся рядом суда никак не реагировали на сигналы бедствия. В 13.30 мимо проходил большой морской буксир «Сердоболь».

Только после того, как М.Д.Осадчий при­казал дать очередь из 37-мм автомата перед его форштевнем, буксир направился к «Ки­рову». Почти одновременно к терпящему бед­ствие кораблю подошел тральщик ТЩ-186, и через его радиостанцию в Кронштадт было передано сообщение о подрыве на мине.

В 14.18 на крейсере вместо котла № 2 был разведен котел № 4, вспомогательные меха­низмы машинных отделений пущены, готови­лись к работе ГТЗА. К 14.30 дифферент на нос достиг 5,6 м, осадка носом — 9,9 м (до аварии — 6,2), кормой — 4,3 м, крен на левый борт — 3,5".

В 14.50 на ГКП доложили, что обе маши­ны готовы. В 15.20 на «Сердоболь» с кормы был подан трос и пущен шпиль. В 15.58 ко­рабль снялся с якоря, дал задний ход 20 об/ мин, а «Сердоболь» начал буксировать ко­рабль кормой вперед на Кронштадтский рейд. В 17.33 к борту крейсера подошел эсминец «Стройный», доставивший аварийные партии (50 человек из состава БЧ-5 линкора «Ок­тябрьская Революция» и крейсера «Максим Горький»), а также шланги и мотопомпы для откачки воды. Прибывший буксир К-13 при­нял с кормы крейсера трос и вместе с «Сердоболем» продолжал буксировку «Кирова».

В 18.00 в котел № 4 попал мазут с водой, он погас, и турбины остановились. В 18.30 был введен в действие котел № 6, ив 18.50 корабль дал ход. За несколько минут до этого к носу крейсера подошел буксир «Цецилия» и подал трос, чтобы обеспечивать маневрирование. Однако из-за трагической оплошности «Цеци­лию» не успели предупредить о том, что «Ки­ров» дал ход — буксирный трос резко натянул­ся, буксир лег на борт, опрокинулся и затонул, погиб один член его экипажа.

В 19.07 корабль вошел на Большой Кронштадтский рейд и стал на якорь, коснувшись носом грунта. Крейсер принял около 2000 т воды, его отсеки были затоплены на длине 70 м. Использование водоотливных средств подошедших на помощь в 22.30—23.30 ледо­кола «Малыгин» и спасательного парохода «Трефолев» результата не дало. На следую­щий день осадка носом достигла 11,2 м, кор­мой — 3,9 м, форштевень возвышался над во­дой всего на 2,2 м. Крейсер носовой оконеч­ностью сидел на грунте. После того как на корабль было доставлено и установлено несколько водоотливных мотонасосов, вода по­степенно начала убывать, а нос поднимать­ся из воды.

19 октября турбины корабля были вновь готовы к работе, и в 13.15 с помощью букси­ров его повели в Среднюю гавань. В 15.45 был отдан левый якорь у дока имени Велещинского. К вечеру 21 октября крейсер имел диф­ферент на нос 4 м. Вводить в док в таком по­ложении корабль было опасно, поскольку при постановке на клетки могли возникнуть боль­шие напряжения в корпусе. Из Ломоносова буксиры доставили два понтона грузоподъем­ностью по 20 т, их завели под носовую часть и сняли крейсер с мели. 28 октября «Киров» был введен в док и поставлен на клетки.

При осмотре корпуса оказалось, что на корабле погнут киль, стрингеры, имеются вмя­тина в борту и серповидная трещина обшив­ки длиной до 10м, на протяжении 40 м (40— 104-й шп.) днище вдавлено внутрь на 550 мм, местами наружная обшивка имеет надрывы. При взрыве вылетели тысячи заклепок, и кор­пус значительно фильтровал. Затопило 9 смежных отсеков, тогда как по расчету непо­топляемость обеспечивалась при затоплении только трех отсеков.

Потребовалась смена обшивки днища, набора корпуса и второго дна от 46-го до 104-го шп. В результате аварии полностью вышло из строя КО № 1: главный котел со всеми вспомогательными механизмами, ПЭЖ; требуют ремонта корпуса главных тур­бин, турбовентиляторы. От сотрясения вышли из строя КО №5, ПУС главного ка­либра, дизель-генераторы. Заклинена баш­ня № 2, оборвалась цепь Галля привода ручного горизонтального наведения башен № 1 и 3 главного калибра.

Причиной разрушения явился взрыв не­мецкой донной магнитной мины типа «С» с весом заряда взрывчатого вещества 700 кг ТГА (эквивалентного 910 кг тротила) на рас­стоянии 20 м от днища в районе носовой башни.

Ремонт на КМОЛЗ продлился до 20 декаб­ря 1946 года, когда корабль был вновь вве­ден в строй и вошел в состав эскадры Южно-Балтийского флота (4-й ВМФ).

В комиссии по расследованию причин аварии, которую возглавил маршал Л.А.Го­воров, работали военно-морские специали­сты, представители МСП и юстиции. Было установлено, что крейсер вышел на красно­горский полигон без включенной противо­минной обмотки. Командир корабля капитан 2 ранга М.Д.Осадчий, и.о. старпома капи­тан-лейтенант В.Л.Быстрое и и.о. команди­ра БЧ-5 инженер-капитан-лейтенант Л.М.Аврутис были приговорены к пяти годам за­ключения. В 1947-м по ходатайству министра обороны СССР дело по обвинению коман­дования крейсера было пересмотрено, осужденных освободили и восстановили в званиях.

В ноябре 1949-го крейсер прибыл в Ленин­град и встал к стенке завода № 194 на капи­тальный ремонт и модернизацию, которые завершились в апреле 1953 года, после чего вошел в состав 4-го ВМФ, а с 11 июля 1955-го — в состав 8-го ВМФ. 2 января 1956 года оба флота вновь были объединены в один — КБФ.

В январе 1956-го «Киров» вошел в состав 12-й дивизии крейсеров (создана приказом министра обороны от 4 января 1956 г). В июне он (командир капитан 1 ранга П.И.Сидорен­ко) вместе с крейсером «Свердлов» и четырь­мя эсминцами участвовал в тактических уче­ниях в Северном море и южной Балтике (за год прошел 7568 миль).

29 апреля 1958 года заслуженный корабль вывели из боевого состава и поставили в Кронштадте на отстой, но 6 сентября 1960-го он был расконсервирован, введен в строй и передан в состав ЛенВМБ, а 3 августа 1961 года переклассифицирован в учебный крей­сер. На нем проходили первую плавательную практику курсанты военно-морских училищ. В качестве флагманского корабля «Киров» участвовал в командно-штабных учениях «Се­вер» (июль 1968 г.) и маневрах «Океан» (ап­рель — май 1970 г.). В составе отрядов кораблей «Киров» побывал с визитами в Гдыне (7— 10 июля 1965г. и 25—27 июня 1970 г.) и Сток­гольме (3—7 июля 1967 г.).

Где бы ни базировался крейсер, на празд­ничные парады он всегда приходил на Неву, в Ленинград. 12 июля 1965 года «Киров» по­сетили Генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И.Брежнев, секретарь ЦК КПСС Д.Ф.Усти­нов, министр обороны Р.Я.Малиновский, глав­ком ВМФ С.Г.Горшков. На крейсере побыва­ли главы многих государств, видные поли­тические и общественные деятели. 27 июля 1967 года здесь принимали первых совет­ских космонавтов — Ю.А.Гагарина и В.В.Николаеву-Терешкову, а в августе 1970-го и в мае 1971-го — В.А.Шаталова. 14 декабря 1972 года в связи с 50-летием образования СССР «Киров» был награжден юбилейным почетным знаком ЦК КПСС, Президиума Вер­ховного Совета и Совета Министров СССР.

22 февраля 1974 года крейсер исключили из состава ВМФ и передали в ОФИ для раз­борки на металл. Две его носовые артилле­рийские башни решили сохранить — ныне они установлены на площади Балтфлота на Васильевском острове в качестве памятника знаменитому кораблю."(с)

Последние корабли этого класса, лёгкие крейсера типа «Светлана», в массе своей так и не были достроены. Из оставшихся в строй относительно быстро ввели только по одной единице на Балтике и Чёрном море — «Красный Крым» и «Червону Украину» соответственно. Третьим «везунчиком», причём с куда как более интересной кораблестроительной судьбой, стал «Адмирал Лазарев». Корабль, готовый к 1918 году почти на 70%, после революции стал объектом самых различных планов. Ещё в 1924 году Совет Труда и Обороны вынес постановление о достройке крейсера с установкой восьми 203-миллиметровок, снятых со старых кораблей, не подлежащих восстановлению. Однако в следующем году советские конструкторы приступили к созданию принципиально нового морского орудия. Оригинальным в нём было почти всё, начиная с калибра.

Выбор 180 мм оказался весьма удачным: пресловутое Вашингтонское соглашение Советский Союз не подписывал и подписывать не собирался, так что новая разработка с 97,5-кг снарядом становилась очень сильным «промежуточным решением» между слишком тяжёлой восьмидюймовкой и стандартной для лёгких крейсеров шестидюймовкой. Новое орудие, конечно же, имело смысл как можно скорее пустить в дело. В качестве платформы для него и выбрали недостроенного «Лазарева». Первоначально предполагалось установить пять пушек в палубных установках со щитами, однако нехватка средств заставила ограничиться только четырьмя — в этом случае переделки по корпусу сводились к минимуму.

Впрочем, они и без того оказались значительными. Естественно, исчезли все казематы, полубак стал более длинным, как и корабль в целом. А над верхней палубой теперь возвышались вполне современные многоярусные мостики, солидные конструкции фок- и грот-мачт (особую внушительность последней придавал кран для подъёма шлюпок и гидросамолёта, выпускаемого с расположенной между трубами катапульты). И, конечно, четыре довольно внушительные башенные 180-мм установки — изюминка перестройки.

Внутри крейсер лишился четырёх котлов из передней группы, которые уступили место механизмам и погребам носовой группы артиллерии. Для того чтобы сохранить скорость, все остальные котлы перевели полностью на нефтяное отопление. Результат превзошёл ожидания: на испытаниях «Красный Кавказ», как назвали уже совсем неузнаваемый «Лазарев», превысил 30,5 узла. Вполне приличный результат, пусть выглядевший скромным на фоне несколько раздутых рекордов итальянцев и французов.

Но в целом модернизированный до неузнаваемости «старик» так и не стал полноценным современным кораблём. Причина тому заключалась прежде всего… в той самой «креативной» артиллерии. Число 180-мм стволов было слишком малым, для того чтобы «Красный Кавказ» мог на равных выдержать дуэль не только с полноценными «вашингтонскими» крейсерами, но и со строившимися с начала 1930-х годов весьма мощными «лондонскими» лёгкими. Подкачала и сама пушка. В стремлении создать очень сильное орудие конструкторы перестарались. Живучесть ствола составляла немногим более полусотни выстрелов, и это при боезапасе в 150 снарядов на ствол. Получалось, что для того, чтобы расстрелять свои снаряды, надо было дважды сходить на несколько дней в базу для смены ствола. Количество орудий не компенсировалось и скорострельностью, которую с большим трудом удалось довести до четырёх выстрелов в минуту вместо запланированных шести.

Сильно пострадало и остальное вооружение, но в данном случае не из-за неудачных характеристик систем, а просто из-за их отсутствия. В строй «Красный Кавказ» вошёл с «временными» торпедными аппаратами — 450-мм вместо 533-мм и едва избежал такой же участи с зенитками. Только в последний момент четыре совершенно устаревшие 76-мм «противоавиационные пушки» системы Лендера заменили на 102-мм универсалки Б-2, тоже не ахти какие совершенные, но всё же более соответствующие началу 30-х годов XX века.

Зато у «комбинированного» крейсера осталась масса возможностей для модернизации, которые не замедлили последовать: в 1935 году одноствольные 102-мм зенитки заменили на спаренные 100-мм системы Минизини, полученные от итальянцев. К ним добавилось четыре 45-миллиметровки — грустная отечественная пародия на лёгкую зенитку. Через несколько лет ещё добавилось полтора десятка пулемётов обычных и крупнокалиберных. А уже перед самой войной в наших военно-морских верхах задумали большую перестройку. К тому времени «Красный Кавказ» без всякой войны, только на учениях полностью расстрелял свои стволы, которые теперь были пригодны разве что для стрельбы по площадным целям на берегу.

Планировалось заменить установки главного калибра на двухорудийные башни с новыми шестидюймовками, не пришедшиеся ко двору зенитки Минизини — на новые 76-мм, установить 37-мм автоматы, современную систему управления огнём и современную катапульту с двумя самолетами КОР-2. Однако германское вторжение помешало осуществить эти планы. В ходе боевых действий выяснилось, что главным противником наших крейсеров является авиация, и обойдённый плановыми работами крейсер в начале 1942 года неожиданно получил ещё две установки Минизини, снятые с погибшего «коллеги» — «Червоной Украины». За ними последовал пёстрый набор самых разных образцов, включая пару 76-миллиметровок, полудюжину ленд-лизовских «эрликонов» и восемь 12,7-мм пулемётов «Виккерс» того же происхождения. Корабль потихоньку тяжелел и получал рану за раной. Он ставил минные заграждения, эвакуировал войска из Одессы и высаживал десанты. Самой известной из них стала высадка в Феодосии в декабре 1941 года, когда крейсер смело подошёл прямо к молу занятого неприятелем порта и высадил на него более полутора тысяч человек. Немцы стреляли в него из всех видов пехотного оружия и даже танковых пушек, попав почти двумя десятками мин и снарядов. Однако полученные повреждения оказались блошиными укусами по сравнению с атаками «Ю-87», которые положили две бомбы у самого борта. Крейсер еле добрался до Поти, где его ремонтировали «по частям»: кормой в доке, носом на плаву.

Находясь «на лечении», героический крейсер первым среди всех кораблей ВМФ Советского Союза получил звание гвардейского и после ремонта продолжил свою работу до окончания боевых действий на Чёрном море. Однако орудия главного калибра «Красного Кавказа» в основном бездействовали. Всего за годы войны крейсер выпустил по противнику 99 180-мм снарядов. В 1947 году его активная служба закончилась, но ещё в течение пяти лет одна из наиболее известных боевых единиц советского флота служила в качестве учебного корабля. А в 1952 году «Красный Кавказ» исполнил свою последнюю роль — корабля-мишени и в конце того же года пошёл ко дну после попадания противокорабельной крылатой ракеты, запущенной с самолёта Ту-4.

При всём уважении к оригинальным упражнениям, приведшим к появлению на свет «Красного Кавказа», можно отметить, что они оказались не слишком полезными, с точки зрения создания современного крейсера. Спроектированный 20 лет назад корпус совершенно не подходил под современные стандарты."(с)

К счастью для нас, процесс несколько затормозился, а к 1932 году уже, действительно, было из чего выбрать: новые «кондотьери» серии D («Раймондо Монетекукколи») представляли собой хорошо сбалансированные корабли, с удачными обводами, достаточно отработанной и очень мощной энергетической установкой и, главное, имели пристойную защиту, почти полное отсутствие которой на предыдущих сериях вызвало справедливые нарекания советских специалистов.

Однако эти самые специалисты считали, что смогут вместить в «итальянский сосуд» гораздо больше, чем его первоначальные «хозяева». Изюминкой стала артиллерия: как-то само собой разумеющимся стало то, что первые советские крейсера будут иметь 180-мм орудия. В принципе, идея выглядела разумной: не связанный пресловутыми соглашениями Советский Союз мог получить боевые единицы относительно небольшого водоизмещения с более мощным вооружением, чем «лондонские» лёгкие крейсера с их шестидюймовками. Но тут же возникала проблема, как и в каком количестве разместить эти грозные пушки. В первый проект с водоизмещением 6000 т вообще помещалось не более четырёх штук, за что он и был отвергнут. Конструкторы пообещали за счёт прибавки ещё 500 т создать крейсер, прикрытый 50-мм палубной и бортовой бронёй, с тремя двухорудийными 180-мм башнями и скоростью 37 узлов.

Прекрасный результат, но… мало обоснованный технически. При детальной проработке выяснилось, что проект, как и многие советские планы тех лет, оказался слишком оптимистичным из-за недостаточного опыта. Более или менее разумное распределение веса увеличило водоизмещение до семи тысяч тонн, причём и это значение вряд ли удалось бы выполнить в металле. Для тех лихих лет вырисовывалось «типичное вредительство». И тут последовал ход, близкий к гениальности. Проектировщики предложили усилить артиллерию главного калибра в полтора раза, расположив в башнях по три ствола вместо двух. Понятно, что дополнительный рост водоизмещения ещё на 200 т показался совсем скромным. Проект получил полное одобрение.

Так родился крейсер «Киров» — первенец класса советских крейсеров, пока только на бумаге и всё ещё не в окончательном варианте. Пришлось даже показать готовые чертежи и расчёты инженерам фирмы «Ансальдо», которая не только выступала в роли главного консультанта, но и поставляла механическую установку. После всех коррекций стандартное водоизмещение «лёгкого» крейсера возросло до почти восьми тысяч тонн. В принципе, вполне разумная величина для весьма интересного по сочетанию элементов корабля, но намного больше начального значения. Подобного рода «перегрузка по причине оптимизма», к сожалению, являлась типичной для подавляющего большинства наших первых проектов.

Вообще крейсер вышел куда как более грозным на бумаге, нежели в металле. Строенные 180-мм установки, стволы которых размещались в общей люльке и поднимались и опускались вместе, как единое целое, располагались слишком близко друг к другу. Так к чрезмерно форсированной баллистике прибавилось взаимное влияние орудий при залповой стрельбе. Это снижало точность стрельбы и сводило потенциальное преимущество перед возможными противниками к эфемерной величине. Для сокращения времени и средств, необходимых на замену расстрелянных стволов, пушки, наконец, лейнировали, что стало возможным благодаря закупке в Италии оборудования для производства лейнеров. Но это улучшение оказалось, пожалуй, единственным. Для начала, внедрение этого, безусловно, полезного нововведения привело к некоторому снижению длины ствола по сравнению с «кавказской» пушкой, что потребовало для сохранения тех же баллистических данных сделать новый метательный заряд и разработать новый снаряд. В результате этого боезапас для пушек «Кирова» не подходил для «Красного Кавказа» и наоборот.

Ещё хуже стало обстоять дело со вторым козырем 180-миллиметровки — скорострельностью. В тесной башне не нашлось места для достаточно развитой механизации, принятой на «Красном Кавказе». Пришлось отказаться и от клинового затвора в пользу более надёжного и меньшего по размеру и весу поршневого, заодно и заряд в металлической гильзе уступил место традиционным шёлковым «мешкам» с порохом. Всё это упростило систему, но отнюдь не благотворно сказалось на и так не слишком высокой скорости стрельбы. Хотя конструкторы предполагали, что орудие должно будет выпускать снаряд каждые 10 секунд, но фактически при больших углах возвышения время между выстрелами достигало 20 и более секунд, то есть ничуть не меньше, чем у «вашингтонских» восьмидюймовок. К тому же живучесть ствола осталось крайне низкой: 60 — 70 выстрелов

Немало неприятностей пришлось претерпеть и с зенитной артиллерией, представленной прежде всего 100-мм установками Б-34. Несомненно, прогрессивное орудие с хорошей баллистикой, унитарным патроном на установке с пневматическим досылателем должно было давать до 15 выстрелов в минуту, но на практике, опять же, стреляло заметно медленнее. Столь знакомые вынужденные «проектные приписки» по артиллерийской части (ведь неудачи с соблюдением технических заданий орудий никак не являлись «спецификой социализма») сочетались с безусловно скромным бронированием «полутяжелых» крейсеров.

На него-то в первую очередь и обратило внимание руководство флота. «Киров» ещё находился на стапеле, когда исходный проект 26 превратился на чертёжных досках в вариант 26-бис. Бронирование борта усилилось на 40%, на столько же удалось улучшить и защиту башен. К тому же за счёт введения лейнера с «глубокой» нарезкой удалось значительно — до 300 — 320 выстрелов — увеличить живучесть ствола. Следствием стала очередная переделка снаряда под новый нарез, который теперь не подходил ни к орудиям «Кирова», ни «Красного Кавказа». И если на последнем вопрос, что делать с пушками, так и повис в воздухе, то с главным калибром крейсеров 26-го проекта его решили достаточно просто, заменив все старые стволы улучшенными.

Значительно изменился и внешний вид «26-бис». Место изящной четырёхногой передней мачты, обвешанной мостиками и рубками, заняла типичная итальянская конструкция в виде мощного конуса, завершающегося башенкой системы управления огнём, «подсмотренная» на том же «Монтекукколи». Понятно, что усовершенствования стоили очередные три сотни тонн, а в полном грузу ставший головным «бисом» «Максим Горький» превысил знаковый предел в 10 тысяч тонн. Тем не менее, не забывая о всех их «болезнях», можно сказать, что советские «лёгко-тяжёлые» крейсера оказались вполне на уровне.

К началу Великой Отечественной войны в составе наших ВМС находилось четыре новых крейсера, совершенно поровну распределенных между основными театрами военных действий. На Балтике оказался один «26-й» — головной «Киров» и один «26-бис» — «Максим Горький», а на Чёрном море — вторые единицы каждого из подтипов — «Ворошилов» и «Молотов». «Горький» стал одной из первых жертв войны. На третий день, 23 июня, он подорвался на вражеской мине, когда вместе с другими новейшими кораблями осуществлял поиск надводных кораблей неприятеля. Тщетно — немцы и не думали рисковать своими немногочисленными крейсерами и эсминцами в открытой борьбе с довольно-таки сильным советским флотом, предпочитая блокировать его минными заграждениями и атаками авиации. В полной мере испытал воздействие этих средств «Киров», ставший флагманским кораблём Балтфлота во время несчастного Таллинского перехода. Вблизи крейсера, то тут, то там один за другим взрывались и тонули эсминцы, тральщики, транспорты. Тем не менее он благополучно дошёл до Кронштадта, где атаки на уже ставший постоянным флагманом корабль не прекращались. В сентябре 1941 года он получил два попадания бомбами и отступил ещё дальше, в Ленинград. Там крейсер стал одной из любимых целей самолетов Люфтваффе, соревновавшихся в чести потопить столь почётную цель. «Киров» уцелел, но потерял около ста членов экипажа и всю свою 100-мм зенитную батарею. «Горький» же стал мишенью для германской артиллерии, получив восемь попаданий. Но максимум 6-дюймовые «гостинцы» не слишком повлияли на боеспособность большого крейсера, благо ремонтная база находилась тут же, на берегу.

Наши корабли отнюдь не служили беспомощными целями, но и давали сдачи. Их 180-миллиметровки сослужили неплохую службу при отражении попыток захватить Ленинград и позже, при прорыве блокады города. Только «Горький» выпустил по противнику 2300 снарядов. Не сильно отстал от него и флагман. После 1942 года постепенно ослабло и давление вражеской авиации. Война уже закончилась, когда «Киров» получил своё самое тяжёлое повреждение. Недотраленная донная магнитная мина взорвалась под днищем, к счастью, без фатальных последствий (аналогичный взрыв пятью годами раньше едва не отправил на дно британский линкор «Нельсон»).

В отличие от скованных надолго льдом, авиацией и минами «балтийцев», черноморским крейсерам выпала более привычная работа. Многочисленные боевые походы совершили и «Ворошилов», и «Молотов». Впрочем, и здесь главным противником оставались германские пикировщики. В ноябре 1941 года группа «Ю-88» добилась двух прямых попаданий, после чего «Ворошилов» пришлось взять на буксир его старшему товарищу— «Красному Кавказу». «Не остались в стороне» и мины: при малейшей активности крейсера подвергались серьёзной опасности из глубины. Так, вскоре после получения повреждений от воздушного противника «Ворошилов» подорвался на двух минах в набеге к устью Дуная. После этого крейсер, перевезший не одну тысячу человек и сотни тонн груза в осаждённый Севастополь, выходил для обстрела противника только один раз.

Своеобразным «быстроходным транспортом» послужил и его коллега «Молотов». Он не раз перебрасывал в Севастополь свежие части, обстреливая «по ходу» позиции неприятеля и вывозя на обратном пути раненых и эвакуируемых. Судьба хранила крейсер на этой стезе, несмотря на атаки самых разных видов авиации, а вот очередной набег (на этот раз на захваченный немцами Крым) оказался для него несчастливым. Комбинированная атака итальянских торпедных катеров и германских самолётов-торпедоносцев привела к попаданию торпеды, оторвавшей более 20 м кормы. Крейсер довели до Поти, где ему «трансплантировали» «чужой орган» — корму недостроенного крейсера «Фрунзе», корабля принципиально другого типа — проекта 68. Хотя «операция» прошла довольно успешно, в боевых действиях «Молотов» более не участвовал. В ходе «борьбы с культом личности» в 1957 году крейсер получил новое название — «Слава».

Немало пострадавшие крейсера, тем не менее, прослужили довольно долго. Исключением стал «Максим Горький», выведенный из состава флота в конце 1956 года и отправленный на слом через два с небольшим года. Остальные оставались в списках до начала 1970-х, а внушительный и изящный «Киров» еще несколько лет после этого возглавлял морские парады на Неве.

Боевой четвёркой «балтийцев» и «черноморцев» программа советских «полутяжеловесов» не исчерпывалась. Ещё две единицы проекта 26-бис заложили на Дальнем Востоке в 1938 году. Однако верфи Комсомольска-на-Амуре не смогли завершить работы над «Калининым» до самого конца 1942 года, а «Каганович» задержался на заводе ещё на два года. «Калинин» предполагалось перегнать на Северный флот по Северному морскому пути, но столь серьёзную операцию пришлось сначала отложить, а затем и вовсе отменить, благо ситуация на театре в конце 1943 года заметно улучшилась, поскольку союзники выделили для действий в арктических водах значительные силы, окончательно обезопасив свои конвои и советские порты от возможных атак надводных кораблей противника.

Дальнейшая судьба дальневосточной пары оказалась скучной и непродолжительной. «Каганович» дважды переименовывали: в 1946 году — остроумно: в «Лазаря Кагановича», а спустя 11 лет — в политкорректный «Петропавловск». Оба крейсера разоружили в 1960 году, на целое десятилетие раньше «европейских» систершипов, а спустя два-три года последовала и их разборка на металл.

Можно отметить, что любопытным по концепции советским «полутяжёлым» крейсерам не повезло, как, впрочем, множеству других отнюдь не бесполезных надводных кораблей, лидеров и эсминцев, так и не сумевших проявить свои боевые качества в сражениях с равными себе противниками. Им пришлось бороться с принципиально другими опасностями, бесшумно приходящими из-под воды или неожиданно «сваливающимися с неба», для чего куда более важными элементами являлись живучесть и зенитное вооружение, нежели оригинальные и мощные 180-миллиметровки со всеми их достоинствами и недостатками. Но чисто умозрительная оценка позволяет сказать, что «26-е» и «26-бис» могли стать весьма неудобными соперниками для большинства современников-одноклассников, особенно в условиях хорошей погоды и видимости."(с) Источник: https://modelist-konstruktor.com/morskaya-k...lutyazhelovesyr

Нам показали боевые стрельбы пехоты из всех видов пехотного оружия по деревянным мишеням, а также бомбежку станции железной дороги девяткой бомбардировщиков. Учебные бомбы летели с пронзительным свистом. В метрах 100 -120 от земли они рассыпались в порошок, не причиняя никакого вреда. Бомбы нам понравились, у нас появилось даже желание закупить их образцы, но нам заявили, что это невозможно: их производством ведает военное министерство, которое торговлей не занимается. Другое дело — торговые фирмы. Они наперебой предлагали закупить у них самые современные виды вооружения и боевой техники.

Маневры проводились с большим размахом, с явной целью устрашения будущих противников. Меня поразило обилие в итальянских войсках полевых радиостанций. Понравилась четкость штабной работы, которая значительно сокращала время подготовки боевых документов. Получив боевой приказ из армейского корпуса, старший адъютант (по-нашему, начальник штаба) и адъютанты штаба дивизии быстро его изучают и одновременно наносят все необходимое на карту в присутствии командира дивизии, который в это время оценивает обстановку и принимает решение. Далее командир берет большой блокнот и карандашом пишет под копирку боевой приказа нескольких экземплярах, пользуясь справками адъютантов, стоящих около него. Под подписью обязательно ставится фамильная печать командира — без нее документ не действителен. Копии — приказа тут же рассылаются в части, которым предстоит действовать в первую очередь. Оставшийся экземпляр документа размножается, чтобы его могли получить в других частях. Не дожидаясь, адъютанты штаба начинают передавать в войска краткие предварительные распоряжения.

На составление боевого приказа командир дивизии затрачивал 50 минут, командиры полков – 35-40 минут. Такой оперативности стоило поучиться.

По моей просьбе мне показали боевую позицию артиллерийской батареи. Больше всего меня интересовали подготовка исходных данных, время приготовления к стрельбе и точность огня. Итальянские офицеры хотели блеснуть быстротой и четкостью своей работы, но как ни спешили, исходные данные для стрельбы готовили довольно медленно. От меня не ускользнуло, что один из них допустил грубую ошибку на планшете, которая при стрельбе привела бы к большому отклонению снаряда от цели. Мое замечание об этом огорошило итальянцев.

Орудия батареи были старомодного типа, времен первой мировой войны, никакого интереса не представлявшие. У нашей военной миссии составилось весьма невысокое мнение о боевых качествах итальянских войск, особенно артиллерии. Красная Армия далеко обогнала их и по качеству вооружения, и по боевой выучке личного состава.

Возвратившись из командировки, я получил приказание приступить к подготовке артиллерийского учения с боевой стрельбой, на котором будут присутствовать итальянские генералы и офицеры. Вскоре учение состоялось. Оно произвело сильное впечатление на гостей. Итальянцы воочию убедились в высоком искусстве наших артиллеристов. На завтраке в честь гостей, который состоялся в сосновом бору, итальянский генерал Росси сказал, что ему не хотелось бы попасть под такой меткий и губительный огонь русских орудий, который он наблюдал на учении."(с) Издание: Воронов Н.Н. На службе военной. — М.: Воениздат, 1963.
Книга на сайте: http://militera.lib.ru/memo/russian/voronov/index.html
Книга одним файлом: http://militera.lib.ru/memo/0/one/russian/voronov.rar

На ровной площадке выстроился батальон фашистских чернорубашечников. Они произвели из винтовок, взятых «на караул», залп холостыми патронами. У каждого чернорубашечника сверкал на поясе большой кинжал. «Дуче» обошел строй. В своей витиеватой речи он пожелал победы чернорубашечникам, отправляющимся для захвата Абиссинии, и высказал сожаление, что не имеет возможности сражаться вместе с ними в одном строю. В заключение приказал поднести к нему знамя батальона, размашисто расписался на его полотнище и сказал: «Пусть моя подпись на знамени сопутствует батальону и вдохновляет вас на великие подвиги». С отвращением смотрели мы на кривляние фашистского паяца.

Все военные миссии были приглашены на показное учение по форсированию водной преграды. Когда наша миссия подъехала к месту учения, по бурной, горной реке уже плыли сорванные понтоны. Наводка моста не удалась, форсирование реки так и не состоялось. Чтобы развлечь взгрустнувшего короля, итальянский офицер-связист предложил послать донесение на противоположный берег с собакой. Все оживились и стали следить за плывущей служебной собакой. Гости сделали вид, что это для них является новостью. Разочарованные до предела, мы поехали в Рим.

Понравилось мне на маневрах широкое применение итальянцами полевых радиостанций различного назначения. Стало обидно, что мы на родине радио еще не достигли такого высокого качества радиостанций для всех родов войск.

Нас пригласил к себе известный итальянский авиационный конструктор капиталист Капрони. Он показал на своем заводе самолеты последних выпусков, в том числе «Савойя-81». Мы внимательно осмотрели этот новейший итальянский бомбардировщик. Я не предполагал, что через каких-нибудь 15 месяцев у меня будет неприятная возможность на практике испытать его боевые качества. Хозяин явно стремился к тому, чтобы Советский Союз сделал крупный заказ на самолеты. Но нам такие бомбардировщики были не нужны, мы имели самолеты с лучшими боевыми характеристиками.

Вообще поучительного для нас в Италии было мало. Мы еще раз убедились, что итальянская армия далеко не соответствует современным требованиям. Маневры походили на большой, пышный спектакль."(с) Сайт «Милитера» («Военная литература»): militera.lib.ru и militera.org
Издание: Воронов Н.Н. На службе военной. — М.: Воениздат, 1963.
Книга на сайте: http://militera.lib.ru/memo/russian/voronov/index.html
Книга одним файлом: http://militera.lib.ru/memo/0/one/russian/voronov.rar

30 декабря 1929 года комиссия во главе с начальником Управления механизации и моторизации РККА И. А. Халепским убыла за границу. Посетив Германию, Чехословакию, Францию и Англию, комиссия прибыла в США в целях закупки танков малого типа Т-1 и Е-1 у фирмы «Cunningham». Результаты проведенных испытаний показали, что эти машины обладали скоростью движения на 8 км/ч ниже, чем у закупленного ранее танка английской фирмы «Vickers». Двигатель и редукторы постоянно грелись, а громоздкие гусеницы препятствовали достижению требуемой скорости движения. К тому же их цена оказалась на 175,5 тысяч рублей выше, а коммерческие требования фирмы «Cunningham» оказались абсолютно неприемлемы: ее представители выдвинули условия, согласно которым советская сторона должна была закупить минимальную партию в 50 машин с 50% предоплатой. Кроме того, в технической помощи и допуске инженеров на заводы советской стороне было категорически отказано. Все вышесказанное привело к срыву переговоров о закупке данного типа танков.

В той же поездке представители комиссии познакомились с Дж.У. Кристи и его строящимися быстроходными танками. Против ожидания, танки не произвели должного впечатления на главу комиссии И. А. Халепского, поскольку в то время он был еще «болен» танком немецкого конструктора Э. Гроте. Но предварительную договоренность об их возможном приобретении Халепский все-таки привез с собой. А когда встал вопрос о необходимости освоения их производства, советскому правительству пришлось раскошелиться.

Согласовав ряд вопросов, СССР закупил у Дж.У. Кристи два усовершенствованных опытных образца шасси танка, именуемого автором М.1930 (Модель 1930 года). Здесь хотелось бы подчеркнуть, что вопреки многим публикациям, были закуплены не танки целиком, но их шасси.

Основной причиной покупки танка «Кристи» М.1930 послужило, прежде всего, предоставление фирмой технической помощи, передача всех производственных чертежей и технологического процесса производства танка. Дж. У. Кристи выразил также готовность прибыть в СССР сроком на два месяца для консультаций и организации производства. Кроме того, фирма предоставляла возможность нашему инженеру работать на заводе в Рауэй (США). Техническая помощь не распространялась лишь на двигатели «Либерти», так как они под маркой М-5 уже производились в СССР по лицензии.

Во многих публикациях по-разному трактуется вопрос о том, был ли факт продажи танков Кристи оформлен письменно или это была лишь устная договоренность. Судя по имеющимся документам, было и то, и другое. Действительно, 28 апреля 1930 года между фирмой «U. S. Wheel Track Layer Corporation» и Амторгом (торговой организацией, представлявшей в США интересы СССР) был подписан договор на поставку в Советский Союз «двух военных танков общей стоимостью 60000 американских долларов. Доставка танков должна быть произведена не позднее четырех месяцев со дня подписания договора» в котором кроме этого оговаривались: «доставка запасных частей к купленным танкам на сумму 4000 долларов, а также права на производство, продажу и использование танков внутри границ СССР сроком на десять лет» (Российский Государственный Военный Архив, Фонд 31811, дело 374, л. 5,6). За продажу производственных прав, передачу патентов и услуг в отношении технического содействия У. Кристи было уплачено еще 100000 долларов. Договор был подписан с американской стороны Дж.Уолтером Кристи — президентом корпорации, с советской стороны — А. В. Петровым, президентом «Амторга», в присутствии И. А. Халепского (СССР), Дж.Майкеля, Дж. Раймонда и Тиффани (все — США). То есть всего Советскому Союзу пришлось уплатить сумму 160 000 долларов.

Однако существовала еще и устная договоренность между Кристи и Халепским. Об этом упоминает Халепский в своем докладе о посещении США: «Во время моего визита к Кристи никаких документов не подписывалось, а была достигнута устная договоренность о продаже нам двух танков…». Да и Кристи в своем письме директору Амторга Гобару от 7 октября 1931 года, сообщает: «В этом письме обращаю последний раз Ваше внимание на достигнутое лично соглашение между т.Халепским, Вами, автором этого письма и другими членами Вашей комиссии, которые были свидетелями того, что контракт, заключенный со мной устно, должен быть выполнен независимо от легальных технических требований и изменений».

Подводя итог всему вышесказанному, можно сделать вывод о том, что советские военные действительно заключили с Кристи устный договор на поставку танков. А так как в то время Советский Союз и Соединенные Штаты не имели дипломатических отношений, чтобы без проблем вывезти танки, пришлось заключить письменный договор с Амторгом, единственной организацией, официально представлявшей торговые интересы СССР в США.

Вернувшись из США в июне 1930 года, Халепский представил в РВС республики отчет о заграничной командировке, в котором танк Кристи характеризуется как чрезвычайно быстроходный танк с независимым колесно-гусеничным движением:

"Принимая во внимание, что танк «Кристи» по своим скоростям перекрывает все танки в мире, что его собираются строить поляки, мы можем попасть в очень невыгодное соотношение с точки зрения тактического применения танковых частей. В связи с этим, мною настоятельно предлагается форсировать организацию производства танка «Кристи» путем сохранения производства мотора «Либерти» на авиационных заводах и подготовки производства прочих агрегатов на Ярославском автомобильном заводе. …Мною предлагается на текущий 1930–31 гг. дать промышленности задание построить не менее 100 штук танка «Кристи».

Но, вопреки некоторым источникам, заверявшим, что «русские были очарованы гениальностью танка Кристи», в докладе ему дается весьма скромная оценка:

«…несмотря на высокую скорость движения, которая, по заверениям американца, составляет более 45 км/ч на гусеницах и 70 км/ч на колесах …означенный танк не подходит для принятия его в систему вооружения РККА».

Получается, что танк Кристи рассматривался скорее, как временная мера до создания собственного быстроходного танка.

Вопрос о производстве танков «Кристи» на Ярославском автомобильном заводе обсуждался на расширенном совещании РВС с представителями промышленности «По вопросам о танках», состоявшемся в период с 1 по 5 июля 1930 года.

В целях изучения организации производства и контроля за выполнением заказа 14 июля 1930 года член Научно-Технического Комитета (НТК) Н. М. Тоскин прибыл в Нью-Йорк и, войдя в контакт с конструктором заказанных машин, отправил на имя Халепского 127 листов чертежей опытного танка и уведомление о том, что Кристи сам собирается в Москву вместе с машинами.

9 августа 1930 года чертежи прибыли в Москву, откуда незамедлительно были переправлены главному конструктору главного конструкторского бюро при Государственном Всесоюзном орудийно-оружейно-пулеметном объединении С. П. Шукалову. После снятия копий 13 октября 1930 года все чертежи были возвращены в АБТУ.

Согласно договору, Кристи был обязан к сентябрю 1930 года сдать обе машины представителю «Амторга», но, как он ни старался, полностью изготовить машины ему удалось лишь к концу года.

В последних числах декабря 1930 года собранные и испытанные машины из Нью-Йоркского порта были отправлены в СССР."(с) Источник: https://battlefield.ru/christie.html