"Белые пятна и чёрные дыры в истории."

"..И ни в каких учебниках вы не найдёте даже намёка на то, что крестьяне регулярно нападали на обозы… русской армии! А это, оказывается, было не такой уж и редкостью. Так, 28 июня (10 июля) 1812 года под местечком Голубичи (Дисненский уезд Минской губернии) вооружённые крестьяне напали на следовавший в Полоцк войсковой транспорт 1-й Западной армии и, как пишет Поликарпов, «отбили повозки с казёнными вещами Рыльского пехотного, Каргопольского и Московского драгунских полков».
9 (21) июля воинская команда Белостокского внутреннего гарнизонного батальона в составе пяти унтер-офицеров и шести рядовых под началом прапорщика Долянского сопровождала транспорт с хирургическими инструментами и аптекарскими припасами из Полоцка в Невель. Но в деревне Томчино, принадлежавшей помещику Кушелеву, на транспорт напала толпа «мужиков, называющих себя язовитцами», и захватила его, пленив и команду. Однако на пути в деревню Юрьевичи мародёры наткнулись на команду поручика Томского пехотного полка Марковича и разбежались, бросив транспорт и пленных. 10 (22) июля из деревни Гончаровки Дрисского уезда в Полоцк под охраной семи унтер-офицеров и 18 рядовых под началом поручика Гнилокишкова вышел транспорт 40-го егерского полка – 30 подвод с сухарями и крупой. В 12 часов дня возле деревни Кацеле, что в 18 вёрстах от Полоцка, транспорт был захвачен вооружёнными крестьянами, которые убили и взяли в плен двух унтер-офицеров и пять солдат. 12 (24) июля вооружённые крестьяне помещика Лопатина напали на воинский транспорт с перевязочными материалами, медикаментами и хирургическими инструментами, следовавший из Себежа в Витебск, были захвачены все лошади этого транспорта.
Таких рапортов о нападениях крестьян на воинские транспорты в архивах предостаточно. Да и происходило подобное вовсе не в одних лишь окрестностях польских или белорусских деревень, собственно в России – тоже. Конечно, это всё банальный разбой и мародёрство, но какой же крестьянин упустит случай безнаказанно поживиться казённым имуществом! И нападали крестьяне, конечно, лишь на транспорты и обозы, охраняемые малочисленными командами.
Та же картина сохранилась, даже когда русская армия перешла в наступление. В ноябре 1812 года командир 2-го резервного корпуса генерал-лейтенант Фёдор Эртель, получив приказ командующего Дунайской армии адмирала Чичагова выдвигаться на Борисов, красноречиво отписал ему: «…когда б я выступил из Мозыря, то не отвечал бы за здешних жителей, коих более надо опасаться, чем войск неприятельских…»
Из тех же соображений, по большей части мародёрских, промышляли «хрестьяне», конечно, и на французских коммуникациях, нападая на совсем уж мизерные фуражирские отряды, которые даже при очень сильном воображении никак нельзя считать регулярными частями.
Попутно, пользуясь безвластием, крестьяне весьма активно грабили и жгли усадьбы своих помещиков. В начале ноября 1812 года московский губернатор Ростопчин писал: «…Пребывание … французских войск … поселило во многих местах буйство и непослушание… Мужики начинают опустошения: так как грабить нечего, они жгут…» Позже он с горечью добавит, что «привычка бить неприятелей преобразила большую часть поселян в разбойников». Только вот для казённых историков эти факты неприятны по сей день."(с).

Одни историки считают, что в результате российской кампании Наполеон хотел подготовиться к походу на Индию, и поэтому двигаться на северо-запад было нелогично.

Другие полагают, что, несмотря на то, что Петербург был формально столицей российского государства, Москва являлась крупным торговым и промышленным городом, третьи уверены, что расчет был сделан на то, что Москва была более важна для народа, будучи духовным центром нации.

Но так или иначе, поход на Москву для "Великой армии" окончился печально - разбить армию в генеральном сражении под Бородино у императора не получилось, столицу он не захватил, а падение Москвы победы ему не принесло. Наконец, российский народ устроил французской армии партизанскую войну, победить в которой Наполеон был не в состоянии.

Идти на Петербург было тоже логично. Близость Балтийского моря и контроль над портами в Пруссии давали ему возможность снабжать армию через морские маршруты.

В Петербурге находился царский двор, государственные учреждения, дворцы и поместья высших сановников. В случае приближения неприятельских войск, опасаясь за целостность имущества, они могли оказать влияние на царя с тем, чтобы он заключил с французским императором мир.

Так прав ли был Бонапарт, двинувшись не на Петербург, а на Москву?

"Сердце России"

"Ребята! Не Москва ль за нами? Умремте же под Москвой, как наши братья умирали!" , - писал в стихотворении "Бородино" Михаил Лермонтов.

Историк Александр Баханов считает этот образ Москвы верным. По его мнению, Наполеон понимал это, и старался поразить город, наиболее важный и для царя, и для его подданных.

"Это было сердце России. Это и была столица, царский город, символ страны. Москва - ключ к России, и в этом смысле Наполеон был абсолютно прав", - сказал он Би-би-си.

Впоследствии, уже в советское время, особенно после битвы под Москвой в 1941 году, государственная пропаганда еще больше укрепила этот образ. "Священные слова "Москва за нами" мы помним со времен Бородина", - пелось в песне на стихи Роберта Рождественского.

Стратегический узел

Другая версия о выборе направления движения "Великой армии" - стратегическая ценность Москвы как промышленного и торгового центра, крупного узла в дорожной сети России.

В начале XIX века в городе действительно была развита, в первую очередь, текстильная промышленность. Текстиль - стратегический ресурс, без которого ни одна армия не могла воевать.

В городе также располагались склады с оружием, боеприпасами, обмундированием и продовольствием. Рядом с Москвой располагался центр оружейного производства - Тула. Неподалеку находилась и крупнейшая база снабжения - Калуга.

"У Наполеона не было цели ни завоевать Россию, ни ее разрушить. Ему важно было принудить Александра I к соблюдению Континентальной блокады [Великобритании]. И шел он ровно по этой причине на Москву как на главный промышленный район. И как только этот промышленный район выводился из строя, тут же возможность формирования новых полков исчезала", - сказал историк Никита Соколов.

К Москве (и об этом говорят многие историки) вели сравнительно неплохие дороги, вокруг которых за долгие столетия образовались города и села. Они, в свою очередь, были критически важны для наполеоновской армии, которая в значительной степени в вопросах снабжения опиралась на местные ресурсы.

Петербург, хотя и был столицей, не обладал столь же развитой дорожной сетью. По Балтийскому же морю доставлять припасы из Пруссии было затруднительно из-за отсутствия в тот момент во Франции серьезного флота для защиты коммуникаций, отмечает другой историк - Андрей Союстов.

Цель - Индия

По мнению историка Андрея Союстова, в конечном счете выбор направления движения наполеоновской армии в 1812 году в России был обусловлен общим стремлением императора добраться до Индии.

Принужденная к миру и союзу Россия, считает историк, в мыслях Наполеона должна была стать надежным тылом, который обеспечил бы ему связь с Европой и Францией.

"Молниеносно в случае разгрома России Наполеон туда [в Индию] направляться не собирался. Скорее всего последовала бы довольно большая пауза, за время которой Наполеон готовился бы к такому большому походу", - считает Союстов.

Бонапарт планировал поход в Индию еще задолго до войны 1812 года. Словарь Брокгауза и Ефрона в статье о наполеоновских войнах отмечает, что "он мечтал о том, чтобы в союзе с русским императором [Павлом] выбить англичан из позиции, которую они занимали в Индии".

Речь идет о планах по отправке русско-французской военной экспедиции, которая, по версии многих историков, должна была состояться, но провалилась из-за смерти Павла I.

Многие также отмечают, что одной из целей египетского похода французской армии также было подорвать связи главного противника - Великобритании - с Индией.

Конечно, Наполеон, по словам Союстова, рассчитывал также и на то, что сама по себе победа над Россией сильно изменила бы баланс сил в Европе. Она ослабила бы Великобританию, усилила континентальную блокаду и, в конце концов, просто поколебала бы уверенность Британии в собственных силах."Для того чтобы мир был возможным и прочным, нужно, чтобы Англия убедилась, что она не найдет больше пособников на континенте", - говорил и сам Наполеон.

Но еще больше способствовал бы этому поход в Индию и появление Старой гвардии на берегах Ганга.

Западня

Одной из довольно распространенных версий является та, что направление движения "Великой армии" задал не французский император, а российские военачальники - Барклай де Толли и Петр Багратион, командовавшие 1-й и 2-й Западными армиями.

Обе армии отступали, маневрируя и давая сражения наполеоновским войскам, вплоть до Москвы, где произошла генеральная Бородинская битва.

С одной стороны, они долго были не в состоянии соединиться для сражения. С другой, армии и не спешили это делать, поскольку силы были еще слишком неравными. Наполеон же, напротив, стремился к этой битве.

"Цель Наполеона - дать генеральное сражение, разгромить в нем неприятеля. Он никогда от этой тактики не отступал и не скрывал, что ищет генерального сражения все то время, которое шел за отступающими русскими войсками", - сказал историк, специалист по наполеоновским войнам Николай Могилевский.

При этом, по его словам, спор о том, кто является автором идеи похода на Москву, очень стар и пока окончательно не разрешен.

Хотел ли Наполеон идти до Москвы?

Крупнейший прусский и европейский военный мыслитель XIX века Карл фон Клаузевиц, служивший в русской армии в 1812 году, впоследствии признавал, что идею заманивания Наполеона вглубь страны высказывал его непосредственный начальник в России - генерал Карл Пфуль.

"Император [Александр I] и генерал Пфуль пришли к совершенно правильному заключению, что подлинное сопротивление можно будет оказать лишь позднее, в глубине страны, ибо на границе силы были недостаточны. В соответствии с этим генерал Пфуль выдвинул мысль добровольно отнести военные действия на значительное расстояние внутрь России, таким путем приблизиться к своим подкреплениям, выиграть некоторое время, ослабить противника, принудив его выделить ряд отрядов и получить возможность, когда военные действия распространятся на большом пространстве, стратегически атаковать его с флангов и с тыла", - писал Клаузевиц в аналитической работе, посвященной 1812 году.

Вместе с тем, по словам Клаузевица, считать автором этой тактики Пфуля или Александра не стоит.

"Нельзя даже сказать, чтобы идея Пфуля послужила той моделью, по которой впоследствии в действительности проводилась кампания в грандиозных размерах; на самом деле, как мы в дальнейшем увидим, кампания развернулась сама собой, а идея Пфуля тем менее может рассматриваться как руководящая мысль", - писал он.

В конце концов, считает Николай Могилевский, авторство плана по заманиванию Наполеона вглубь России не так уж и важно. "Важнее то, что этот план в целом удался, потому что Наполеон не рассчитывал так далеко зайти", - сказал он.

По словам другого российского историка - Эдварда Радзинского - Наполеона в конце концов сгубила его вера в собственные силы. Он изначально не хотел идти далее Смоленска, но, добравшись до него и не дав генерального сражения, император решил продолжать движение до конца.

"Это вечная беда завоевателя - он так привык выигрывать, что остановить игру уже не возможно, и он будет играть до тех пор, пока не проиграет все", - сказал историк в интервью Русской службе Би-би-си..." Источник : http://www.bbc.com/russian/mobile/russia/2...on_moscow.shtml

"«Представленный Государственной думе законопроект о программе судостроения на ближайшее пятилетие должен придать твердую последовательность и определенность воссозданию флота и является поэтому делом первостепенной важности для государственной обороны, ибо главная задача Балтийского флота есть оборона столицы.
Петербург имеет для государства главенствующее значение не только как центр всех высших правительственных учреждений, но в нем сосредоточиваются и правления большей части банков, железных дорог, акционерных компаний и прочих торговых и финансовых предприятий.

В чисто военном отношении в Петербурге сосредоточены результаты долголетней работы штабов, т.е. все планы мобилизации и последовательности пополнения, убыли и восстановления [172] вооруженных сил, запасы карт, топографических планов, планшеты и доски для их печатания. Вблизи Петербурга расположены главнейшие пороховые, пушечные и снарядные заводы, в самом Петербурге — трубочные, патронные и минные заводы.

В Петербурге хранятся громадные запасы золота Государственного банка, Монетного двора, сокровища Эрмитажа, неисчислимые капиталы частных финансовых предприятий, денежные запасы Государственного казначейства н, наконец, даже сама Экспедиция заготовления государственных бумаг находится в Петербурге.

Отсюда становится ясным, что занятие Петербурга неприятелем не только завершает войну в его пользу, но даже окупает ее, ибо наложение секвестра на все государственные и общественные капиталы доставит такую изрядную контрибуцию, перед которой испрашиваемые ныне на флот 500 млн представляются ничтожною суммой.

Понятно, что наш возможный противник, превосходно осведомленный, отлично разрабатывающий план своих действий, ясно сознает значение Петербурга и, конечно, изберет его непосредственным предметом своих действий.

В союзе с какими бы державами мы ни были, их флоты в Балтийское море проникнуть не могут. Чтобы заминировать Бельты и Зунд, достаточно несколько часов, — не станет же Германия дипломатическим путем испрашивать на то предварительное согласие Дании. Тогда германский флот, за исключением нескольких второклассных судов, достаточных для охраны этого заграждения, имеет полную свободу действий в Балтийском море, когда ему это потребуется.

В представленной объяснительной к программе записке вы видите ничтожность той силы, которую мы можем теперь противопоставить Германии; ясно, что полное овладение морем для Германии — вопрос нескольких дней, и само собою понятно, что Германия приложит к тому все усилия, в соразмерности с важностью задачи.

Овладев морем, Германия так же свободно, как Япония в минувшую войну, сможет производить в любом месте высадки огромных армий.

Представьте себе теперь высадку сильной армии где-нибудь на финляндском побережье, сопровождаемую изданием громкого манифеста с провозглашением независимости Финляндии от русского ига. Эта армия будет обеспечена с обоих флангов и тыла; при своем наступлении она имеет не только железную дорогу, но еще и море, через которое к ней идет подвоз провианта, запасов, подкреплений, а на обратных пароходах — эвакуация больных, раненых и пр. Примите во внимание, что даже средних размеров коммерческий пароход в 10 000 т грузовой вместимости равносилен десяти железнодорожным поездам, а таких пароходов в германском торговом флоте сотни, не считая 15 000–20 000-тонных, [173] которых десятки. Заметьте, что эта армия будет итти по стране, к ней дружески, а к нам враждебно настроенной, что, владея морем, она постоянно может тревожить сообщения и тыл нашей армии, которая должна будет итти навстречу, имея в своем распоряжении только одну железную дорогу, да и то едва связанную с имперскими.

Взвесьте все это и оцените, сколько шансов имеет неприятель на успех такой операции и какие усилия он к его обеспечению приложит, сознавая, что объем этой операции не порт-артурская пята, а голова России.

Я не буду утомлять вас перечислением возможных крупных десантных операций противника по южному побережью Финского и Рижского заливов и Балтийского моря для действий во фланг и в тыл главным нашим сухопутным силам и для поддержки левого фланга наступления неприятельских войск. Взгляните на карту, поставьте себя на место нашего противника и посмотрите, как бы вы стали действовать хотя бы только для того, чтобы отвлечь возможно большее число войск на защиту побережья и подступов к столице. Поверьте, что противник будет действовать лучше, планомернее, чем мы можем себе вообразить, сумеет использовать во вред нам всякую нашу неподготовленность, всякую оплошность, всякое наше слабое место.

Итак, вы видите неоценимую важность флота в деле обороны государства и возможного исхода такой войны, которой будет решаться самый вопрос о дальнейшем его существовании.

Часто говорят, что для указанной выше главной задачи флота — обороны балтийского побережья — достаточно иметь минные суда и подводные лодки и что больших боевых судов не надо.

Такой взгляд неправилен. Флот не может получать одностороннего развития одних типов судов в ущерб другим, надо иметь суда всех типов и в определенной пропорции.

В самом деле, положим, что мы пожелали бы основать нашу оборону только на минных и подводных судах; посмотрим, как тогда повел бы свои действия противник.

Современные миноносцы несут теперь не только минное вооружение, но и сравнительно сильную артиллерию. Быстрота их хода почти равна скорости мины, поэтому действовать миной по миноносцу бесполезно — попадание почти невозможно; при встрече миноносцы вступают в артиллерийский бой, в котором численное превосходство противника обеспечивает ему решительный успех.

Точно так же миноносцы бессильны против быстроходных так называемых «малых», или «легких», крейсеров, достигших, однако, теперь водоизмещения 6000–8000 т и несущих 8-дюймовые орудия.

Ясно, что неприятель вышлет против нашего минного флота свои миноносцы и свои малые крейсеры, при поддержке которых [174] или уничтожит наши миноносцы, или заблокирует оставшиеся из них в Кронштадте.

Подводные лодки также бессильны против миноносцев и быстроходных малых крейсеров, и ясно, что когда море охраняется миноносцами противника, то подводная лодка может итти лишь подводным ходом, а это значит удаляться не более чем па 35 миль от своей базы.

Таким образом, если бы мы имели только миноносцы и подводные лодки, то они скоро очутились бы загнанными в Кронштадт, а неприятель явился бы полным хозяином всего моря до линии, примерно, в 40–50 милях, скажем, в 100 верстах от Кронштадта, и неприятель не откажет себе в удовольствии видеть эффект бомбы, брошенной с аэроплана хотя бы на Невский проспект.

Отсюда ясно, что для поддержки наших миноносцев против неприятельских и нам надо иметь «малые» быстроходные крейсеры с сильным артиллерийским вооружением.

Положим, что мы завели бы подводные лодки, миноносцы и «малые» крейсеры, — противник выслал бы свой минный флот, свои «малые» крейсеры и на поддержку им быстроходные же большие броненосные крейсеры, от одного вида которых «малому» крейсеру надо уходить, чтобы не быть расстрелянным и утопленным 12– и 14-дюймовыми фугасными снарядами с дальних расстояний. Кроме того, он выслал бы несколько второклассных броненосцев, которые ходили бы с опущенными сетями, не боясь мин, а своей артиллерией уничтожили бы опорные пункты нашего флота и наших подводных лодок.

Вы видите, значит, необходимость больших крейсеров, без которых минная оборона не может быть обеспечена.

Большие броненосные крейсеры теперь отличаются от линейного корабля разве только большею скоростью хода и своею более слабою по числу, а не по калибру орудий артиллерией; поэтому большому крейсеру невыгодно вступать в артиллерийский бой с линейными кораблями, и если большие крейсеры противника будут иметь поддержу в виде линейных кораблей, то нашим крейсерам придется им уступить или же опираться на такую же поддержку.

Таким образом, вы видите, что возможна лишь планомерная, рассчитанная борьба флота против флота, причем флот есть органическое целое и отсутствие в нем какого-либо типа судов или их относительная малочисленность не искупается преувеличенным развитием числа судов другого типа — их излишнее число не доставит преобладания над противником, а представит лишь напрасную трату средств, которые при более правильном соотношении были бы использованы выгоднее.

Необходимо сказать еще несколько слов о минном заграждении. Минное заграждение действительно лишь тогда, когда оно обеспечено поддержкою береговых укреплений или боевого флота [175] от тралящих судов; если же этого нет, то осторожный противник протралит себе фарватеры и своими сторожевыми судами обеспечит их от возможного или случайного заграждения; поэтому минные заградители имеют вполне определенную и весьма важную задачу, но и она должна быть в связи с боевым флотом, и не может быть исполняема без него.

Пояснив таким образом необходимость иметь в составе флота суда всех типов, надо обратить внимание на обеспечение возможности флоту бороться возможно долгое время и с возможным успехом с более многочисленным и сильным противником. Здесь успех обеспечивается подготовкою позиций и близостью базы к месту главных операций.

Как видно, ближайшею и главною задачею флота является — не допустить противника к овладению Финским заливом. Благоприятное положение Ревеля, оцененное еще Петром Великим, указывает этот пункт как естественную базу для флота (как в смысле запасов, ремонта, укрытия, так и как пункта опоры для борьбы с противником), поэтому в общий план воссоздания флота включено и создание базы для флота в Ревеле.

Флот, хотя бы на первое время и немногочисленный, но гармонически составленный из линейных кораблей, больших и малых крейсеров, миноносцев и подводных лодок и минных заградителей, базирующийся на Ревель, потребует от неприятеля уже весьма серьезных усилий для завладения морем. Неприятелю уже нельзя будет выслать передовые только отряды миноносцев или легких крейсеров, ему придется вести наступление всем флотом, на походе ему нельзя будет итти с опущенными сетями, ибо он должен будет всегда быть готов к бою, или, точнее говоря, он должен будет вести свое наступление с боем. Это значит, что тогда наши подводные лодки, наши минные суда, наши минные заграждения получают полную действительность и, пока наш флот не будет уничтожен вконец вместе со своей базой — Ревелем, побережье Финского залива будет обеспечено от высадки неприятельской армии.

В Черном море задачи нашего флота настолько очевидны и встретили от Государственной думы такую немедленную поддержку, что в настоящую программу включены лишь те два «малых» крейсера, которые должны обеспечивать действия минного флота, и затем суда вспомогательного назначения, относящиеся к оборудованию Севастопольского порта и базы для флота.

Наконец, в Тихом океане ближайшею задачею является поддержание обороны Владивостокской крепости с моря, — для этой цели нами предполагается постройка подводных лодок, базирующихся на Владивосток.

Я не буду утомлять ваше внимание подробным перечислением потребных кредитов, все это вы можете видеть в таблице вместе с изложением оснований сделанных расценок. Скажу лишь, что [176] всего испрашивается 502 744 000 руб, из них 392 500 000 пойдут на сооружение боевых судов, 15 477 000 — на вспомогательные суда, 13 133 000 — на плавучие средства портов, т.е. 421 107 000 руб на судостроение, остальные 81 637 000 — на оборудование баз и заводов.

Эти числа вас могут поразить своею громадностью, но если их сопоставить с важностью флота для обороны государства и если примете в расчет, что все будет исполняться в России, что при судостроении около 80% составляет плата за рабочую силу, что ассигнованием этих средств вы полагаете прочный фундамент под самые насущные нужды государственной обороны и что при этом вы дадите заработок сотням тысяч рабочих и приложению их трудоспособности во всех отраслях промышленности, — то вы не откажете в том полумиллиарде, который нужен России на возобновление ее флота»

приписка А.Н. Крылова: «Этот доклад был мною написан по поручению министра И.К. Григоровича и прочтен им от своего имени в Государственной думе. Знатоки думских дел предсказывали, что из 400 голосующих за ассигнование будет большинство в 6–10 голосов. На деле оказалось: подано голосов 412, из них за 288, против 124. Большинство 164. И.К. Григорович при докладе о результате голосования получил от Николая II звание генерал-адъютанта. В ближайшее производство я был «за отличие по службе» произведен в генерал-лейтенанты, пробыв в чине генерал-майора всего 3 года. А. Крылов». Вслед за этим в книгу вложен первоначальный, черновой, карандашный текст доклада со многими поправками (Арх., оп.1, №155). Согласно Послужному списку, А.Н. Крылов произведем в генерал-майоры 8 сентября 1908 г, в генерал-лейтенанты 6 декабря 1911 г. (Арх., оп.2, №5). В «Беседе с офицерами...» (1943) так рассказано о происхождении этого доклада:
«Как-то, в 1912 должно быть году, Иван Константинович (Григорович) звонит ко мне и просит приехать. Приезжаю. Он говорит:
— В Думе будут дебаты по поводу ассигнования 500 млн. на флот. Я поручил Генеральному морскому штабу составить мне этот доклад. Они составили, но доклад слишком механический. Думе будет непонятно, и она нам тогда в этом откажет. Составьте мне этот доклад.
Я говорю:
— Позвольте, я обдумаю, завтра принесу вам примерно, что нужно в Думе говорить; если вы одобрите, то я послезавтра напишу нам готовый доклад.
Так и было сделано» (Арх., оп.1, №382).