"Мифы и легенды Черноморского флота."

Однако нашлись те, которые сомневались, что подвиг брига «Меркурий» происходил именно так, как описан. Уже через двадцать лет после подвига брига «Меркурий» оставшиеся в живых соратники Казарского вынуждены были защищать его честь от несправедливых нападок. Вице-адмирал В.И. Мелихов в статье в «Морском сборнике» за 1850 год «Описание действий Черноморского флота в продолжение войны с Турцией в 1828 и 1829 годах» пишет: «Действия брига “Меркурий” представляют пример отваги, которому подобный едва ли сыщется в летописях морских держав. Мы считаем излишним распространяться о подвиге Казарского, вполне и совершенно оцененном Государем Императором, как то можно видеть из Высочайшего повеления и указов, изложенных в главе 23 и 26 нашего повествования; мы считаем нужным заметить только одно обстоятельство, что нашлись люди, которые сомневались, чтобы действия брига происходили точно так, как они описаны в рапорте Казарского. Но мы и весь флот, видавший бриг через несколько часов после сражения, можем засвидетельствовать, что в донесении командира брига не было никакого преувеличения; знавшие хорошо покойного Казарского поручаются, что по своей скромности он скорее был способен умолчать о своих действиях, нежели преувеличивать их. Он вполне достоин памятника, воздвигнутого ему в Севастополе его сослуживцами, с соизволения Государя Императора».

В описании хулителей Казарского события выглядели приблизительно так. С самого начала турки начали погоню за русскими дозорными судами при тихом ветре (около 2-х баллов по Бофорту) и сумели сблизиться с отставшим от остальных бригом «Меркурием». Первыми на дистанцию досягаемости артиллерийского огня носовых пушек вышли те два линейных корабля, о которых и шла речь выше. Ветер постепенно стихал, и скорость сближения была столь мала, что в течение полутора часов обстрел «Меркурия» производился с расстояния от полутора километров до полукилометра из немногочисленных погонных пушек. После чего ветер окончательно «скис» и на воду опустилась обычная для Черного моря при безветрии туманная дымка. Штиль позволил «Меркурию» медленно, но верно удаляться на веслах от турецкой эскадры до той поры, пока та окончательно не скрылась из глаз в туманной мгле (благоприятствовало и то, что на юге темнеет раньше, чем, например, на широте Москвы). После чего бриг изменил курс, дабы ввести противника в заблуждение относительно направления своего движения на случай возобновления ветра. С момента обнаружения турками русских кораблей до потери визуального контакта с «Меркурием» прошло 3,5–4 часа. За это время турки не понесли никакого материального урона — две русские малокалиберные ретирадные пушки не доставали до них, а предназначенные для ведения ближнего боя карронады — и тем более. «Меркурий» получил 22 пробоины в корпусе, тем не менее не получил ни одного разрушительного попадания крупнокалиберным чугунным или каменным ядром.

Действительно, при численном сравнении военной мощи турецких кораблей и русского брига — 184 орудия против 20, даже не считая разницу калибров, то есть при 10-кратном преимуществе турок, победа «Меркурия» на первый взгляд представляется просто невозможной. Однако при детальном анализе условий боя можно сделать вывод о том, что победа брига не является столь уж невероятным событием. По сравнению с турецкими линейными кораблями, учитывая условия маловетрия, при котором происходил бой, «Меркурий» имел следующие преимущества:

Во-первых, каждый из турецких кораблей мог стрелять только одним бортом, в то время как «Меркурий», при умелом маневрировании и быстрых разворотах с помощью весел, мог использовать все имеющиеся у него орудия. Бывшие на вооружении у «Меркурия» карронады были очень эффективны именно в ближнем бою, кроме того, они позволяли стрелять в более высоком темпе из-за простоты перезарядки.

Во-вторых, в течение всего боя турецкие корабли, как мы уже знаем, так и не смогли занять наивыгоднейшего для них траверзного положения относительно «Меркурия». Это произошло по нескольким причинам: благодаря грамотному маневрированию брига, по причине малой дистанции боя и из-за маловетрия.

В-третьих, при нахождении близко, но несколько позади «Меркурия» большие трехдечные линейные корабли (учитывая их обводы и высоту борта) могли прицельно стрелять только из 8–10 носовых пушек, поскольку в бортовых портах пушки могли поворачиваться не более чем на 15 градусов, в то время как короткие карронады «Меркурия» имели куда большие возможности для прицеливания и могли вести прицельный огонь по рангоуту и такелажу противника. Таким образом, практически в течение всего боя, за исключением двух эпизодов, соотношение действующих стволов, при всем внешнем преимуществе турок, фактически составляло 16–20 у турок против 18 у наших.

В-четвертых, при «пистолетной» дистанции боя турецкие корабли могли попадать в более низкий борт «Меркурия» только выстрелами с нижних деков, а это могло иметь место только при траверзном расположении линкоров и брига друг относительно друга. Но Казарский, как мы уже говорили, этой возможности туркам так и не дал.

В-пятых, безусловно, Казарскому и его подчиненным помогла и погода. Слабый ветер, временами совсем стихающий, практически обездвиживал турецкие линейные корабли, тогда как «Меркурий», имея весла, мог не только маневрировать, но и постепенно увеличивать дистанцию отрыва от противника.

Наконец, в произошедшем всего полутора годами ранее Наваринском сражении была уничтожена лучшая часть турецкого флота, что существенно ослабило морские силы Турции, а потому команда «Меркурия» столкнулась с гораздо менее опытными турецкими командами. Причем это касалось не только рядового состава, но, прежде всего, командного. Если рядовой состав турецких кораблей медленно заряжал орудия и плохо стрелял, не слишком умело управлялся с парусами, то командный состав не слишком грамотно действовал тактически. Кроме этого, при маловетрии особо много зависит от умения грамотно и быстро управляться с парусами, чтобы использовать в свою пользу малейшую перемену ветра, для чего офицеры и командиры должны иметь большой опыт управления парусами. У турецких командиров и офицеров такого опыта, судя по всему, не было.

Мог ли Меркурий оказаться в «клещах» между двумя турецкими линкорами, как это показано на известной картине И. Айвазовского, и попасть, таким образом, в «два огня»?

Разумеется, что такая ситуация вполне могла произойти, бой есть бой. Однако, попав одновременно под два бортовых залпа, бриг не имел никаких шансов не то что выйти победителем из боя, но вообще остаться на плаву. При «пистолетной» дистанции (25–50 метров), которую показал на своей картине Айвазовский, он непременно получил бы сразу в оба борта мощнейший залп двух линейных кораблей. При этом дистанция была (если, опять же, судить по Айвазовскому) столь мала, что даже таким не слишком метким артиллеристам, как турки, промахнуться было практически невозможно. По большому счету им не надо было даже целиться. Но и это не всё! Если даже орудия на верхней палубе и верхнего дека палили по рангоуту и такелажу «Меркурия», то крупнокалиберные 36-фунтовые орудия нижних деков, находившихся на одном уровне с корпусом брига, в несколько попаданий превратили бы «Меркурий» в развалину. Однако, как мы знаем, ничего подобного так и не произошло. Сразу же возникает вопрос почему? Ответ здесь может быть только один — в течение всего боя с турецкими линейными кораблями «Меркурий» ни разу не оказывался между турецкими линейными кораблями.

Вспомним, что в рапорте Казарского есть упоминание, что турки приближались к нему на «пистолетный выстрел», т.е. фактически вплотную. Сомневаться в правдивости рапорта Казарского у нас нет. Как же все обстояло на самом деле? Ведь мы понимаем, что сразу двух бортовых залпов в упор маленьких бриг ни за что бы не выдержал. На самом деле никаких противоречий здесь нет! Действительно в течение боя турецкие корабли при недолгих усилениях ветра несколько раз сокращали свою дистанцию до минимума. Но при этом им ни разу так и не удалось развернуться к бригу бортом, а тем более одновременно двоим. Даже при максимальном сближении с «Меркурием» турецкие корабли могли вести по нему огонь лишь несколькими мелкокалиберными носовыми (т.е. погонными) пушками. При этом стоявшие в носу пушки располагались значительно выше корпуса русского брига. И огонь, по обыкновению турок, велся, как всегда, исключительно по парусам, причем не слишком точно. Помимо этого, учитывая не слишком хорошую морскую подготовку турецких команд, корабли сближались с «Меркурием» разновременно, что позволяло Казарскому грамотными маневрами отбиваться от них по отдельности. При этом, даже при утихшем ветре, «Меркурий», используя весла, мог время от времени поочередно подворачивать к линейным кораблям разными бортами и добиваться, таким образом, даже некоторого превосходства в огне.

Почему же тогда Айвазовский изобразил на своем полотне нереальный эпизод сражения? Ответ, думается, в данном случае лежит на поверхности. Во-первых, при всей своей любви к морю и к флоту, Айвазовский не был профессиональным моряком, тем более он не был моряком военно-морского флота. Именно поэтому его батальные картины всегда существенно уступают в правдивости изображения кораблей, прорисовке деталей, нюансов погоды и т.п. батальным маринам А. Боголюбова, который, как известно, окончил Морской корпус и имел чин лейтенанта. Кроме этого, желая усилить драматизм боя и тем самым еще более возвысить подвиг «Меркурия», Айвазовский вполне сознательно решился изобразить героический бриг в самой невыгодной для него ситуации. Осуждать за это Айвазовского сложно. Художник имеет право на воображение! При этом непререкаемый авторитет Айвазовского, известность самой картины привели к тому, что не только позднейшие художники, но и писатели начали описывать бой «Меркурия», принимая картину знаменитого художника за документ. Такой случай в нашей истории не единственен. Так, после выхода в свет знаменитого фильма С. Эйзенштейна «Броненосец “Потемкин”», в котором много выдуманных режиссером сцен (сцена приготовления расстрела матросов под брезентом, расстрел демонстрации в Одессе на Потемкинской лестнице и т.д.), писатели и историки сразу же начали описывать не реальные события на мятежном броненосце, а пересказывать фильм Эйзенштейна. Такова сила искусства. Думается, что в случае с картиной И. Айвазовского произошло то же самое.

Исследователь боя «Меркурия» А.И. Иоффе разбил его на несколько последовательных эпизодов. Эпизод первый. «Селимие» и «Реал-бей» начинают погоню за «Меркурием», следуя курсом на норд. Бриг вначале держит курс норд-вест, а затем также поворачивает к норду. Турки тоже начинают доворачивать влево.

Эпизод второй. Турецкие линейные корабли сближаются с «Меркурием» строем фронта: «Селимие» справа, «Реал-бей» слева. «Селимие» пытается обойти бриг справа и дает полновесный залп левым бортом, от которого Казарскому удалось, впрочем, в самый последний момент уклониться. После этого он уже удерживает обоих противников на кормовых углах, так что те могут задействовать лишь носовые орудия. Общее направление всех трех судов строго на норд. Такое взаимное положение продолжается достаточно долго.

Эпизод третий. «Меркурий» постепенно меняет курс на норд-вест. Турки подворачивают вслед за ним, при этом они несколько расходятся в стороны. Казарский, воспользовавшись ошибкой турок, оставляет «Селимие» за кормой, а бортом успевает развернуться к носовой части «Реал-бея» и произвести по нему несколько бортовых залпов. Вскоре «Селимие» ложится на курс, параллельный «Реал-бею», и «Меркурий» вынужден снова оставить их обоих за кормой, ведя огонь, лишь изредка попеременно подворачивая свои борта то к одному, то к другому кораблю.

Эпизод четвертый. Турецким линейным кораблям удается наконец-то нагнать бриг и почти взять «в клещи». Именно в этот момент артиллеристы «Меркурия» поражают «Селимие». Флагманский линейный корабль сразу же прекращает преследование и ложится в дрейф. Но и «Меркурий» почти сразу подставляется кормой под продольный залп «Реал-бея». Казарский пытается оторваться от преследования второго линейного корабля, но капитан «Реал-бея» снова удачно подворачивает бортом к корме русского брига. При этом «Меркурий» по-прежнему упорно стремится в норд-вестовую четверть. Ценой больших усилий Казарскому все же удается увернуться от очередного бортового залпа и снова перевести преследователя на кормовые углы.

Эпизод пятый. «Реал-бей» снова успешно маневрирует и выходит на новый бортовой залп. В это время артиллеристы «Меркурия» наносят повреждения «Реал-бею» и тот выходит из боя, прекращая преследование. «Меркурий» же продолжает движение, следуя все тем же курсом норд-вест.

Историк Атавин в статье «Бой брига “Меркурий”» в сборнике по истории флота и судостроения «Гангут», номер 28 от 2001 года, пишет об артиллерийской составляющей боя следующее (цитирую): «Соотношение артиллерийских орудий подавляет воображение: 184 пушки у турок и всего 20 — у русских! Сражение неминуемо должно было привести к печальному исходу для “Меркурия”. Но таким ли было количественное соотношение действующей артиллерии в бою? Парусный корабль, имея противника с одной стороны, может стрелять только одним бортом. Следовательно, количественное соотношение уже меняется как 92 к 18 (бортовые карронады). Из числа 92 турецких пушек при ближнем бое необходимо вычесть по четыре погонных и не менее чем по шесть ретирадных пушек. Остаются 72 активные бортовые пушки на двух турецких кораблях. Но и это еще не все! Турецкие корабли не смогли в течение всего боя занять траверзного положения относительно русского брига, как вследствие грамотного маневрирования “Меркурия” “змейкой”, так и по причине малой дистанции боя, иначе ядра одного турецкого корабля могли попадать в другой. Далее, при нахождении близко, но сзади “Меркурия”, “Селимие” и “Реал-Бей”, учитывая обводы кораблей, могли прицельно стрелять только из восьми или десяти носовых пушек, так как в бортовых амбразурах (видимо, все же в портах. — В.Ш.) пушки поворачиваются не более чем на 15 градусов на сторону. В итоге, фактически, за исключением двух эпизодов, соотношение действующих стволов составляло 16–20 у турок против 18 у русских. Следует учесть еще один немаловажный фактор артиллерийской дуэли на малых расстояниях, а именно малую высоту борта “Меркурия” и большую высоту бортов турецких кораблей. В результате турецкие ядра могли попадать в борта брига только после выстрелов с нижних деков, тогда как с верхних деков ядра и другие снаряды попадали в основном в рангоут, такелаж и паруса российского корабля. В это же время “Меркурий”, уклоняясь от одного корабля и стреляя в него из кормовых пушек, всем бортом, то есть карронадами, давал залп по другому турецкому кораблю».

Кроме пробоин в корпусе «Меркурия» официальные документы отмечают 16 повреждений в рангоуте, 133 повреждения в парусах и 148 повреждений в такелаже «Меркурия». Также разбиты шлюпки и слегка повреждена одна карронада, Повреждения были настолько существенны, что судно едва добралось до Севастополя, где затем его ремонтировали целых семь лет!

Общеизвестно, что «Меркурий» добился своих знаменитых попаданий книпелями. А вот чем стреляли турки, какие конкретно повреждения были нанесены «Меркурию» и почему турецкие корабли потеряли возможность вести бой всего лишь от нескольких удачных попаданий, а «Меркурий» этой возможности не потерял, несмотря на сотни повреждений в рангоуте, такелаже и парусах, в точности неизвестно.

Стреляли ли турки книппелями? Ответа на этот вопрос в документах нет, но мне думается, что, судя по многочисленным повреждениям такелажа, все же стреляли. Однако книппеля (полуядра, скрепленные между собой цепью) весьма эффективны для поражения такелажа исключительно на близкой дистанции (не более 200 метров), а на большей совершенно бесполезны, так как просто не долетят до противника. Отсюда можно предположить, что большую часть времени боя «Меркурий» удерживался от противника исключительно на выгодных курсовых углах, при достаточно малой дистанции. Подтверждением этому служит и то, что на вооружении «Меркурия», за исключением двух мелкокалиберных «погонных» пушек, были исключительно карронады, которые можно использовать только в ближнем бою. «Меркурий» как мы знаем, не нанес противнику несколько повреждений, повлиявших на исход боя. Сделать это можно было на дистанции в 200–250 метров. Расстояние до противника стало увеличиваться лишь к концу сражения.

Теперь попробуем определить, какие именно повреждения нанесли артиллеристы брига турецким линейным кораблям, и насколько эти повреждения повлияли на исход боя. Для начала еще раз обратимся к рапорту А.И. Казарского: «Во все время “Меркурий” не прерывал своего огня, стараясь по возможности уклоняться от продольных выстрелов, пока удалось перебить ватер-штаги (ватер-штаги — тросы под бушпритом, служащие для его оттягивания вниз. — В.Ш.) и повредить гротовый рангоут стопушечного корабля, что заставило его закрепить бом-брамсели (бом-брамсели — прямые паруса четвертого яруса снизу. — В.Ш.), привести к ветру и лечь в дрейф, но прежде прекращения действия он послал бригу залп со всего борта. Другой корабль продолжал сражение, переменяя галсы (т.е. курс относительно ветра. — В.Ш.) под кормой брига и бил его продольными выстрелами, которых никакими движениями невозможно было избежать, но со всем тем “Меркурий” отстреливался до того времени, пока счастливым выстрелом удалось перебить у неприятеля нок-фор-марс-рею (оконечность на втором снизу рее фок-мачты. — В.Ш.), падение которой увлекло за собой лисели (добавочные прямые паруса, устанавливаемые по бокам основных. — В.Ш.), тогда и этот корабль привел в бейдевинд (курс под острыми углами, от 30 до 60 градусов, навстречу направлению ветра. — В.Ш.)».

В своих воспоминаниях о бое «Меркурия» бывший начальник штаба Черноморского флота вице-адмирал В.И. Мелихов пишет так: «Во все время “Меркурий” не прерывал огня, стараясь между тем уклоняться, по возможности, от продольных выстрелов; наконец ему удалось перебить ватер-штаги и повредить гротовый рангоут 110-пушечного корабля, что побудило его… лечь в дрейф; но прежде совершенного прекращения действия он послал в бриг прощальный залп со всего борта… Другой корабль продолжал сражение, переменяя галсы под кормою брига, и бил его ужасно продольными выстрелами, которых никакими движениями избежать было невозможно; за всем тем “Меркурий” продолжал отпаливаться до тех пор, пока счастливым выстрелом удалось перебить у неприятеля нок фор-марса-рея, падение коего увлекло за собою лисели; тогда и этот корабль, в 51/2 часов, привел в бейдевинд».

Мелихов в целом повторяет рапорт Казарского, за тем лишь исключением, что не упоминает о «закреплении бомбрамселей» на турецком 110-пушечном корабле и его «приведении к ветру». Все последующие авторы, описывающие бой «Меркурия», или повторяли Казарского и Мелихова, или придумывали что-то свое. Позднее они будут выдумывать всякую несусветицу о том, что турки в пороховом дыму палили друг в друга, а Лысенко вообще перебил ядром грот-мачту «Селимие», которая упала, о некой решительной атаке «Меркурия» в конце боя, о рухнувших на палубу всех парусах фок-мачты «Реал-бея» и т.д., оказывая медвежью услугу и Казарскому, и его храброй команде.

Что же представляли из себя противники «Меркурия»? Не так давно в Интернете (http://wap.tsushima2.borda. ru) были опубликованы данные по турецкому флагману — 128-пушечному гиганту «Селимие», взятые из материалов тогдашнего турецкого «Комитета для приведения флота в лучшее состояние», который учитывал в своих документах только орудия калибром от 18 фунтов и более: на нижней батарейной палубе (на нижнем деке) — 4–48-фунтовые и 28–36-фунтовых пушек, на средней батарейной палубе (на среднем деке) — 34–24-фунтовые пушки, на верхней батарейной палубе (на верхнем деке) — 34–18-фунтовые пушки, на верхней (открытой) палубе — неуказанное число легких пушек и, возможно, карронад. Данные по артиллерийскому вооружению «Селимие» по состоянию на 1829 год исходят от английского моряка на турецкой службе Адольфуса Слейда, участвовавшего в Русско-турецкой войне 1828–1829 годов: на нижней батарейной палубе — 4–110-фунтовых камнемета и неуказанное число 36-фунтовых пушек, на средней батарейной палубе — 4–75-фунтовых камнемета и неуказанное число 26-фунтовых пушек, на верхней батарейной палубе — неуказанное число 20-фунтовых пушек, на верхней открытой палубе — неуказанное число 12-фунтовых и 9-фунтовых пушек. Камнеметами называли относительно короткоствольные тонкостенные артиллерийские орудия, стрелявшие каменными ядрами на небольшие расстояния и чаще всего заряжавшиеся с казенной части. Всего на «Селимие» было 128 орудий, все пушки — французского происхождения. К сожалению, количественной разбивки по калибрам нет. О наличии карронад или их отсутствии также не упоминается. Экипаж «Селимие» — около 1400 человек, большая часть состояла из набранных незадолго до войны рекрутов.

О «Реал-бее» у автора точных данных нет, но можно предположить, что укомплектован артиллерией он был приблизительно в той же пропорции, как и «Селимие», с той лишь поправкой, что общее число орудий у него достигало 74-х. Вопрос, были ли на турецких линейных кораблях карронады, остается открытым. В артиллерийском штате русского 110-пушечного линейного корабля того времени находились четыре 24-фунтовые, шесть 8-фунтовых и двадцать 6-фунтовых карронад, а на русском 74-пушечном линейном корабле устанавливалось шесть 24-фунтовых карронад. Однако у турок их вполне могло еще и не быть.

Итак, Казарский конкретно сообщает, что ядро «Меркурия» перебило ватер-штаги под бушпритом «Селимие». Насколько это серьезное повреждение и мог ли 110-пушечный линейный корабль выйти из боя?

Упомянутый Казарским «гротовый рангоут» (а вернее, горизонтальные элементы средней и одновременно самой высокой мачты, называемой грот-мачтой) на 110-пушечных линейных кораблях первой половины XIX века занимал (в зависимости от конструкции) следующие высоты: грота-рей (самый нижний на грот-мачте) располагался над водной поверхностью на высоте 22–23 метра, грот-марса-рей — на высоте 30–39 метров, грот-брам-рей — на 44–48 метрах, грот-бом-брам-рей — на 51–57 метрах. Фок-мачта (передняя мачта) тех же 110-пушечных кораблей имела высоты над водой, аналогичные реям, но примерно на 10% меньшие, а бизань-мачта (ближайшая к корме) — на 15–20% меньшие, чем грот-мачта. На 74-пушечных линейных кораблях горизонтальные элементы рангоута (реи) возвышались над водой, как правило, на 10% ниже, чем на 110-пушечных. Это говорит о том, что ядра с «Меркурия», поднимаясь, как указано выше, максимум на 18 метров над водой, да и то в узком диапазоне дистанций стрельбы от 270 до 340 метров, могли «дотянуться» в лучшем случае лишь до нижних рей 74-пушечного корабля.

Что подразумевал Казарский под «повреждением гротового рангоута» турецкого 110-пушечного линейного корабля? По-видимому, это было повреждение грот-ундер-лисель-спирта (нижнего горизонтального шеста на высоте верхней палубы), служившего для растягивания за пределы борта нижнего края гротового лиселя — добавочного прямого паруса (гротового лиселя). Затем еще одно перебивает ватер-штаги, крепящие бушприт к княвдигеду гальюна. Так как речь идет обо всех ватер-штагах, то ядро с «Меркурия» удачно поразило их в районе их общего крепежа. Разумеется, что от этого бушприт не отвалился, так как сверху держался еще и фок-штагами и фотстень-штагами, но жесткость конструкции была нарушена, и он закачался. Повреждение гротового рангоута с падением гротового лиселя и ватер-штагов не было слишком серьезным для «Селимие», но вызвало определенные трудности в управлении кораблем. Однако, учитывая то, что почти вся команда состояла из насильно пойманных и посаженных на корабль рекрутов, быстро исправить эти повреждения не представлялось возможным

Теперь относительно «Реал-бея». Насколько мог повлиять на боеспособность линейного корабля перебитый нок формарса-рея с марселями и упавшие лиселя?

Что касается «Реал-бея», то нанесенные ему повреждения тоже не были слишком серьезными — «счастливым выстрелом удалось перебить у неприятеля нок-фор-марс-рею, падение которой увлекло за собой лисели». При этом никакие «все» паруса фок-мачты на палубу, разумеется, разом не рухнули, как выдумывали позднейшие авторы. Для этого надо было много еще чего перебить. Однако, к счастью для «Меркурия», и упавших лиселей оказалось вполне достаточно. Пример вышедшего из боя флагмана и суматошная паника на нем, скорее всего, уже смущали умы матросов «Реал-бея», когда же полетели вниз лиселя, что, повторюсь, было не страшно для боеспособности корабля, но выглядело весьма эффектно, то паника началась и на нем. Капитана второго линейного корабля тоже понять можно: с необученной командой исправлять повреждения — дело долгое, к тому же без лиселей «Реал-бей» сразу потерял возможность ловить и так едва двигавший корабль тихий ветер. Да и вышедший к этому времени из боя «Селимие» давал гарантию, что никакого наказания от адмирала за отказ от преследования русского брига также не последует.

И все же почему турецкие адмиралы прекратили преследование «Меркурия», тем самым фактически признав свое поражение в этом далеко не равном бою? Думается, что такое решение было вызвано не одним, а сразу несколькими факторами.

1. Повреждения, нанесенные «Меркурием», хоть и не носили решающего характера, однако создали определенные трудности с управлением линейных кораблей и при тихом ветре замедлили их и без того не слишком большую скорость

2. Повреждения и упорное сопротивление маленького брига деморализующе подействовало на сборные и не слишком обученные команды линейных кораблей. Еще очень свежи были воспоминания о недавнем Наваринском погроме. Именно поэтому в течение всей войны 1828–1829 годов турецкий флот вел себя исключительно пассивно. Майский 1829 года выход в море был едва ли не самым отважным его мероприятием за всю войну.

3. Было очевидно, что русский бриг будет отчаянно драться до самого конца и, возможно, даже попытается в критической ситуации, сойдясь вплотную с одним из линейных кораблей, совместно взорваться. Это турок, разумеется, никак не устраивало, а реальная возможность при отсутствии ветра и наличии у брига весел у «Меркурия» для этого была.

4. Сама погоня и бой явно затягивались. Без внимания турецких адмиралов не могло остаться и то, что Казарский упрямо держал курс на норд-вест в сторону Сизополя, где стоял тогда весь Черноморский флот во главе с адмиралом Грейгом. В том же направлении ушли и давно скрылись за горизонтом и два дозорных русских фрегата. Это не могло не беспокоить капуданпашу. В любой момент на горизонте мог показаться Черноморский флот. При этом основные силы турецкого флота остались далеко позади адмиральских кораблей. Принимая же во внимание повреждения в такелаже и рангоуте, оба линейных корабля могли сами превратиться из охотников в достаточно легкую добычу. Продолжать погоню, все дальше отдаляясь от Босфора и сближаясь с главными силами противника, становилось уже реально опасным

5. Ценность самого маленького брига была не столь велика, чтобы ради него рисковать двумя сильнейшими кораблями. К тому же во время этого выхода турецкий флот уже одержал неожиданную для себя победу и взял куда более ценный приз (об этом мы будем подробно говорить в следующей главе).

Подводя итог вышесказанному, мы не ошибемся, если сделаем следующий вывод — бой «Меркурия» действительно был самый героический, а успех ошеломляющим. То, что нашей победе способствовала и погода, слабая обученность турецких команд и тактическая и оперативная ситуация не должно нас смущать. На войне как на войне, и Бог всегда на стороне храбрых, а победа всегда есть победа!"(с) "Тайна брига «Меркурий». Неизвестная история Черноморского флота" Шигин Владимир Виленович.

Источник: https://military.wikireading.ru/86008

ДАЛЁКИЕ РАСКАТЫ

Турция осталась в стороне летом 1914 года во время всеобщей военной лихорадки. Тем не менее ее вступление в конфликт выглядело вопросом времени. Младотурецкая администрация питала германофильские настроения, и можно было ожидать, что османы выступят именно на стороне Центральных держав. Уже во второй половине июля Германия и Турция достигли соглашения об оборонительном и наступательном союзе, направленном против России. Турок активно склоняла к союзу германская военная миссия во главе с генералом Лиманом фон Сандерсом. Интересно, что султан Мехмед V с крайним скепсисом относился к перспективе войны с Россией. Характерна его фраза: «Одного трупа России достаточно, чтобы нас сокрушить!»

Однако султан уже мало что решал в собственной стране. Турки объявили мобилизацию. Германия наращивала масштабы помощи, причем не ограничивалась предметами снабжения, а присылала офицеров, усиливавших турецкие вооруженные силы в кадровом отношении. Когда началась война в Европе, оттоманы получили от Антанты предложение нейтралитета в обмен на разнообразную помощь, но младотурки, вдохновленные первоначальными успехами Германии, уже не собирались оставаться в стороне от общей свалки. Стамбул хотел территориальных приращений буквально по всем направлениям, от Кавказа до Фракии и островов в Средиземном море.

Пуанкаре с тревогой отмечал:

Порта назначила командующим I армией Лимана фон Сандерса, ставшего Лиман-пашой; он приобрел огромное влияние на Энвер-пашу, а через него на совет министров, часто приглашается на заседания последнего. В Ангоре и Смирне командование 4-м и 5-м корпусами отдано немецким полковникам. Немцы теперь в Турции на каждом шагу и распоряжаются как у себя дома. Опасения, которые Россия высказывала нам несколько месяцев назад по поводу миссии Лимана фон Сандерса, оказываются таким образом совершенно основательными. С этого времени все тщательно подготавливалось, и партия разыгрывается так, как это предвидели и желали обе центральные империи.

Вообще, Турция постепенно наполнялась германскими офицерами. В общей сложности, кайзеровских военспецов в Оттоманской империи насчитывалось несколько тысяч, причем это были не только старшие офицеры, но даже флотские старшины. Турецкая армия решительно «германизировалась».

Младотурки поначалу объявили о нейтралитете в отношениях с Россией — не более чем маневр для того, чтобы выиграть время. Хотя османы уверяли русского и французского посла в своем нейтралитете, ни в Париже, ни в Петербурге не могли игнорировать сообщения о контактах немцев и турок и о военных приготовлениях последних. Турецкий визирь заявлял, что Порта собирает войска во Фракии, но эти приготовления не направлены против России. Между тем турецкие корпуса уже занимали позиции вдоль кавказской границы. Энвер-паша, фактический правитель Турции, предлагал русским союз при условии помощи России в отторжении земель в пользу Турции у Болгарии и Греции — предложение настолько неприемлемое, что и его можно смело считать обманным маневром.

ПУТЬ НА ЧЁРНОЕ МОРЕ

Одним из ключевых событий для борьбы вокруг Черного моря стал прорыв через Босфор и Дарданеллы двух немецких крейсеров: линейного «Гебен» и легкого «Бреслау». В начале Мировой войны оба они находились в Средиземном море. Господство на Средиземноморье принадлежало Антанте, однако Вильгельм Сушон, командующий германским отрядом, сумел нивелировать это подавляющее преимущество и не только сохранить свои корабли, но и сыграть заметную роль во всей войне.

К сожалению, на деле обстоятельства оказались не так хороши для союзников, как можно было предположить. Русские давно вынашивали планы создания на Средиземном море отдельного корабельного отряда, однако к началу войны его так и не успели собрать. На Черном море русским приходилось исходить из превосходства турецкого флота в силах и средствах. Готовясь к противостоянию, русские еще в июне провели отработку превентивного удара миноносцами по турецким силам. Учебная атака близ Пицунды привела к не самым приятным выводам: в случае усиления турецкого флота хотя бы одним современным кораблем соотношение сил могло стать критическим для черноморского флота.

В начале августа «Гебен» и «Бреслау» совершили набег на принадлежащие Франции алжирские порты. Французские корабли, отправленные на перехват, разминулись с неприятелем, растворившимся на морских просторах. Встреча с англичанами прошла для немцев спокойно: Британия еще не вступила в войну с Германией.

5 августа немецкие корабли пришли в Мессину и загрузились углем со своих же торговых судов. В это время англичане, уже получившие указания действовать, поджидали их на подходах к Адриатике. Еще один отряд британцев находился западнее Мессинского пролива. Дорога к Гибралтару также была отрезана. Однако немцы не собирались ни уходить к австрийским берегам через Адриатику, ни прорываться в Атлантический океан.

Вместо этого германский отряд направился в Дарданеллы. Турецкое правительство дало согласие на принятие небольшого соединения и на вступление в войну. Взамен Германия обещала Турции поддержку по вопросам Карса, Батума и турецких притязаний на Балканах. Дело было решенное.

По дороге в Проливы немцев заметила эскадра адмирала Трубриджа. Однако англичанин, располагая четырьмя броненосными крейсерами и миноносцами поддержки, счел два немецких броненосных крейсера превосходящими силами и от боя уклонился. Единственным светлым пятном во всем этом эпизоде стала дерзкая выходка легкого крейсера «Глостер». Его капитан самовольно погнался за немцами и обстрелял «Бреслау». Англичане добились нескольких попаданий, но «Гебен» пришел на помощь товарищу, а в одиночку «Глостер» никак не смог бы победить и отступил.

Провальная операция по поимке немецкого соединения вызвала небольшую бурю на английской стороне. Адмирал Арчибальд Милн оказался с тех пор на берегу, а непосредственно уклонившийся от боя Трубридж даже отправился под суд. В итоге он оправдался, но не командовал боевыми кораблями: его отправили на издевательскую должность военно-морского советника в не имевшей побережья Сербии.

Правда, помочь эти кадровые перестановки уже никому не могли. «Гебен» и «Бреслау» прорвались и теперь становились русской проблемой.

«Гебен» действительно был очень сильным и современным кораблем. Его огневая мощь позволяла эффективно противостоять русским броненосцам-додредноутам Черноморского флота. Для маскировки «Гебен» и «Бреслау» официально продали Турции. Они получили новые наименования «Султан Селим Грозный» и «Мидилли» и вместе с изначальными командами перешли на турецкую службу. Не обошлось без униформического курьеза — немцев переодели в турецкую форму с фесками. Сушон даже не отказал себе в удовольствии поиздеваться: псевдотурки совершали демонстрации перед резиденцией русского посла, при этом оркестры исполняли «Дойчланд убер аллес».

Гневные требования союзных дипломатов результата не дали. К тому же англичане заранее приняли меры к тому, чтобы не вооружать турок, и просто реквизировали корабли, строившиеся для турецкого флота на британских верфях и уже оплаченные, так что турецкая сторона испытывала к Лондону вполне очевидные чувства.

17 сентября адмирал Сушон возглавил турецкий флот и принялся расставлять своих людей на командные должности. Немцы небольшими группами распределялись по турецким кораблям, прививая потомкам янычар германские представления об отношении к делу и стиле командования.

Русский адмирал Эбергард, командующий Черноморским флотом, предпочитал действовать активно и настаивал на немедленной атаке турецких и «турецких» кораблей при их выходе в Черное море. Эскадренный бой, несомненно, был рискованной затеей, но Эбергард опасался, что за немцами подтянутся австро-венгры, и тогда трудная операция превратится в безнадежную.Русские исходили из того, что в Стамбуле всем распоряжают Русские уже махнули рукой на возможность договориться с турками. Турецкие чиновники, как уже стало окончательно ясно, беспрестанно врали. Русские исходили из того, что в Стамбуле всем распоряжаются Энвер-паша и германцы. Поэтому приготовления к войне на Кавказе начались, хотя смелые планы Эбергарда наверху восприняли без энтузиазма. Вообще, в отношении турок русские испытывали определенные колебания и не собирались бросаться в бой очертя голову. Эта двойственность влияла на инструкции — морякам запретили активные действия против Босфора, но разрешили у своих берегов. Сейчас мы можем сказать, что это решение стало ошибкой. Если бы власти приняли хотя бы предложение командования флота по минированию Босфора, события могли развиваться в более благоприятном ключе. Притом что сведения разведки, пусть и довольно смутные, позволяли сделать определенные выводы: турки укрепляли Босфор, закупали карты русских черноморских портов, задерживали британские торговые суда, следующие в Россию. Ходили даже слухи о десанте на Одессу. Кстати, в реальности разведывательный отряд турок уже с началом войны даже высадился неподалеку от этого города, но незадачливых наблюдателей быстро схватили местные силы правопорядка.

Формулировка министра иностранных дел Сазонова в адрес флотского командования звучала следующим образом:

…Сам по себе выход «Гебена» в Черное море не означает разрыва, и меры против него допустимы только в случае полной уверенности в успехе. С общей политической точки зрения, разделяемой Францией и Англией, весьма важно, чтобы война с турками, если бы она оказалась неизбежной, была вызвана самой Турцией. Все эти соображения склоняют меня к выводу о нежелательности инициативы разрыва с Турцией с нашей стороны.

К 9 октября, как доносили из Стамбула, мобилизация турецкой армии завершилась. 25 октября Сушон получил приказ внезапно напасть на русский флот там, где его обнаружит. Через день эскадра настоящих и поддельных турок вышла в море.

ПОБУДКА

Утром 29 октября турецкий флот приблизился к крымским берегам. На наблюдательном пункте мыса Сарыч обнаружили свет прожектора, но подумали, что это минзаг «Прут», который как раз должен был вернуться, взяв на борт пехотинцев в Ялте. Однако следующее сообщение наблюдателей оказалось уже куда менее благодушным: судно несет башни крупного калибра, рядом с ним миноносцы. К берегу явно подходил «Гебен»!

В течение четверти часа германец бил по находящимся в гавани Севастополя судам. Однако вскоре заговорила береговая батарея. Она добилась нескольких попаданий и легко повредила один из котлов. Вдобавок начали стрелять с брандвахты «Георгий Победоносец», стоявшего на приколе старого броненосца. «Гебену» пришлось ретироваться в море. Впоследствии свой неуспех — русским крупным кораблям не удалось нанести серьезных повреждений — германцы объясняли опасностью береговых батарей.

Как раз в этот момент «Гебен» и наткнулся на настоящий «Прут», шедший в Севастополь. К счастью, солдат взять на борт он не успел: поскольку войны ожидали с часу на час, «Пруту» велели возвращаться в Севастополь. Это метание стоило минзагу и его команде жизни. Старый пароход 1870-х годов постройки имел только несколько мелкокалиберных орудий и тихий ход. Шансов на спасение «Прута» не было. Русские попытались прикрыть минзаг тремя миноносцами, но один из них быстро накрыло залпом, и он загорелся, так что атаку пришлось прекратить. Судьба злосчастного «Прута» решилась.

Немцы предложили капитулировать, но командир «Прута» кавторанг Быков отказался спускать флаг и приказал затопить собственный корабль. «Гебен» обстреливал «Прут», вызвав пожары, и вскоре обреченный корабль открыл кингстоны и пошел ко дну. 28 офицеров и матросов погибли, 75 человек попали в плен. Многих спасла пришедшая из Балаклавы подлодка. «Прут» оказался самой тяжелой потерей русских: множество людей и половина всего минного запаса Черноморского флота.

Как это часто бывает, к неприятным последствиям привел внезапный, без объявления войны, переход от мира к боевым действиям. «Гебен» благополучно прошел по минному полю, электрическую цепь которого никто не включил, поскольку на то не имелось приказа — кроме того, боялись, что где-то на минном поле может находиться «Прут», сам набитый минами. В реальной жизни подобные ситуации случаются, и все же досадно, что линейный крейсер не остался тогда на заграждении. Судя по сохранившимся схемам маневров корабля, он прошел по минному полю. Кстати, впоследствии, когда мины снимали, на одной из них обнаружили характерную широкую царапину: «Гебен» прошел прямо по ней.

Весь бой у Севастополя длился чуть более двух часов. Перестрелка «Гебена» и береговых орудий началась в 06–28, около 08–40 погиб «Прут».

ГЕРОЙСКИ ПОГИБ НА «ПРУТЕ».

Чудом избежали гибели переделанные в заградители пароходы, набитые минами. В сумме на них находилось 1600 морских мин, и детонация вызвала бы чудовищные последствия для города и кораблей. К счастью, по ним турконемцы не попали.

В тот же день продолжались налеты и обстрелы по всему русскому Причерноморью. Около сотни снарядов противник выпустил по Феодосии, правда, без особенного успеха. Турки действовали под русскими флагами, так что их не удалось опознать до самого начала стрельбы. К Одессе они также подошли под Андреевским флагом.

ОДЕССА

События в Одессе развивались не менее драматично. К порту подошли три турецких корабля: минный транспорт и два миноносца под командой немецких офицеров. В гавани из военных кораблей находилось две канлодки и два минных заградителя.

Канонерская лодка «Донец» пала первой жертвой противника. Миноносец подошел на дистанцию полкабельтова и выпустил торпеду, сразу послав лодку на дно. Затем турки открыли огонь по минному заградителю «Бештау». Капитан «Бештау» не открывал ответного огня. Дело в том, что детонация мин имела бы опустошительный эффект, капитан рассчитывал прикинуться коммерческим пароходом и избежать обстрела. Это сработало: турки вскоре прекратили огонь. Зато теперь настала очередь «Кубанца». Первый же снаряд попал аккурат в барбет 152-мм орудия, и «Кубанец» потерял свой главный контраргумент.

Дальше, однако, произошел полукурьезный случай, спасший много жизней. Портовый катер №2 кинулся спасать тонущих и случайно налетел прямо на турецкий миноносец. Турки решили, что их берут на абордаж, и принялись срочно уходить.

Всю эту картину наблюдали изумленные жители, собравшиеся на набережной.

НОВОРОССИЙСК

Утром 29 октября «Бреслау» и турецкий корабль обстреляли Новороссийск. Этот город вовсе не имел защиты. Здесь неприятель поджег нефтехранилища. Турецкий офицер описал эффект своей стрельбы:
Мы видели, как пылающая красная нефть стекала вдоль улиц в море, и жуткая дымовая туча обволакивала город и его окрестности. Мы покинули пылающий город и, отойдя на 80 миль от него, все еще видели охваченный огнем Новороссийск, похожий на раскаленный кратер.

Для полного завершения картины «Бреслау» высадил парламентеров, требующих сдачи Новороссийска. Правда, поскольку Турция и Россия официально не находились в состоянии войны, переговорщиков попросту арестовали и этим для них война закончилась.

БЕШЕНСТВО

Сомнений по поводу характера происходящего не осталось. Николай II сделал в дневнике запись: «Находился в бешеном настроении на немцев и турок из-за подлого их поведения вчера на Черном море!»

Полиции пришлось взять под защиту турецкие дипломатические учреждения. Русское посольство, в свою очередь, выехало из Стамбула. Турецкие дипломаты организованно покинули Петербург через Скандинавию. Между тем с турецкой стороны происшедшее ознаменовалось изумительной клоунадой. Правительство Энвера объяснило случившееся русской провокацией и предложило забыть обиду. Нота Турции гласила:

Передайте министру иностранных дел Сазонову, что мы глубоко сожалеем, что враждебный акт, вызванный русским флотом, нарушил дружеские отношения обеих держав. Вы можете заверить Императорское российское правительство, что Блистательная Порта не преминет дать этому вопросу надлежащее разрешение и что Порта примет все меры к прекращению возможности повторения подобных фактов. Вы можете заявить ныне же господину министру иностранных дел, что турецкое правительство решило запретить флоту выходить в Черное море и что мы, в свою очередь, надеемся, что русский флот не будет крейсировать у наших берегов. Я твердо надеюсь, что Императорское российское правительство выкажет в этом деле такой же примирительный дух, как и мы, в интересах обеих стран.

Сазонов в ответ потребовал выслать из Турции немецких офицеров. Это русские рассматривали как непременное условие самого начала переговоров. Разумеется, требование осталось без ответа. Зато турецкий посол во Франции продолжил линию своего правительства и выдал еще более фантастическое объяснение инцидента:

26 и 27 октября турецкий флот упражнялся в стрельбе в Черном море. 28-го один турецкий крейсер и три или четыре контрминоносца увидели отряд русских судов, состоявших из минного заградителя «Прут» и трех миноносцев, которые направлялись ко входу в Босфор с намерением искать мины. Вследствие сего начальник оттоманского отряда, имея в виду, что между Турцией и Россией существовало состояние войны, направился к одному из русских портов и причинил ему повреждения. Порта полагает, что русский корабль действовал по собственной инициативе и без ведома своего правительства, а потому она надеется, что русское правительство выразит ему свое порицание. Со своей стороны, Порта готова возвратить нам взятых турецкими судами русских пленных.

Трудно представить, как «Прут» мог направляться ко входу в Босфор возле Севастополя. Но это уже не имело значения, жребий был брошен. Немедленно последовал манифест Николая об объявлении войны:

В безуспешной доселе борьбе с Россией, стремясь всеми способами умножить свои силы, Германия и Австро-Венгрия прибегли к помощи Оттоманского Правительства и вовлекли в войну с нами ослепленную ими Турцию. Предводимый германцами турецкий флот осмелился напасть на наше Черноморское побережье. Немедленно после сего повелели мы Российскому Послу в Царьграде, со всеми чинами посольскими и консульскими, оставить пределы Турции. С Полным спокойствием и упованием на помощь Божию примет Россия это новое против нея выступление старого угнетателя христианской веры и всех славянских народов. Не впервые доблестному русскому оружию одолевать турецкие полчища — покарает он и на сей раз дерзкого врага Нашей Родины. Вместе со всем народом Русским Мы непреклонно верим, что нынешнее безрассудное вмешательство Турции в военные действия только ускорит роковой для нее исход событий и откроет России путь к разрешению завещанных ей предками исторических задач на берегах Черного моря.

Турки идеологически оформили будущую, как им казалось, победоносную войну. Прокламация тамошнего духовенства гласила:

Центральная Европа не избегнула бедствий, вызванных на Ближнем и Дальнем Востоке Московским правительством, которое, стремясь уничтожить благотворение Божества, этого дара нациям и народам, имеет лишь одну цель поработить человечество и которое, как испокон веков, выказало себя жестоким и озлобленным врагом человеческого благополучия, увлекая на этот раз в общую войну правительства Англии и Франции, национальная гордость которых имеет высшим удовлетворением порабощение тысяч мусульман, и которые, все питаясь низким стремлением насытить их вожделения похищением свободы населения подвергнутого их тираническому и незаконному господству, — никогда не переставали проявлять застарелую ненависть. Халифат призывает к оружию всех без исключения подданных от 20 до 45 лет, живущих под его скипетром, и, сосредоточивая ныне постепенно на полях Священной Войны, как Императорские армию и флот, так и Улемов, профессоров богословия и учителей. Повелитель Верующих, Калиф мусульман вас призывает к Священной Войне.

Пути назад не оставалось. Впереди русских и турок ждала бескомпромиссная и жестокая война в горах Анатолии."(с)

Источник: https://sputnikipogrom.com/history/47265/waking-up-in-1914/

3 июля 1940 года Джеймс Сомервиль (James Somerville), британский вице-адмирал, отправил сообщение французскому адмиралу Марсель-Брюно Жансулю (Marcel-Bruno Gensoul). В письме говорилось: «Мы, по сей день остающиеся вашими товарищами, не можем допустить, чтобы ваши превосходные корабли попали в руки германского врага». Чтобы предотвратить такое развитие событий, Жансуль мог бы продолжить с британцами борьбу против гитлеровской Германии, передать им свои корабли или отвести их в Индийский океан. Но если французская сторона отклонит эти «обоснованные» предложения, он, Сомервиль, будет вынужден потопить эти корабли в течение шести часов.

В указанное время британские войска открыли огонь по своим бывшим союзникам, которые сдались немцам 22 июня 1940 года. В порту Мерс-эль-Кебир в Алжире, где базировались сильнейшие части французского флота, затонул один линкор, два других были сильно повреждены, погибло около 1500 французских моряков.

Нападение англичан скрепило неравный союз между Германией и Францией, пока два с половиной года спустя он окончательно не распался. И снова флот сыграл в этих событиях решающую роль.
В ноябре 1942 года основная часть французского флота находилась в военно-морском порту Тулон недалеко от Марселя. Суда «Дюнкерк» и «Прованс», севшие на мель в Мерс-эль-Кебире, можно было отремонтировать, «Страсбур» к тому времени благополучно снялся с якоря. Формально военно-морской флот находился под командованием марионеточного правительства в Виши, которое управляло неоккупированной южной Францией.

В то время как французская армия сократилась до 50 000 человек, флот оставался нетронутым и проявлял определённую готовность сражаться против своих бывших союзников. Когда в начале ноября 1942 года американские и английские войска высадились в Марокко и Алжире, французские военные корабли оказали им ожесточённое сопротивление.

Несмотря на внешне благополучный союз с маршалом Филиппом Петеном (Philippe Pétain) и правительством Виши, Гитлер ещё в 1940 году дал указание разработать план оккупации остальной части Франции. «На случай, если что-то произойдёт на севере Франции», – заметил тогдашний начальник гитлеровского штаба Франц Гальдер (Franz Halder) и тут же представил «оперативное предложение», которое потом несколько раз пересматривалось.

После того как союзники высадились во французской Северной Африке, вермахт немедленно начал операцию «Антон». С 11 по 15 ноября вся Франция была оккупирована. Вишистские войска, руководство которых до конца оставалось в неведении о происходящем, ограничили своё сопротивление сообщениями по радио, в которых «храбро» заявили, что действия Германии нарушили Договор о перемирии.
Нетронутым оставался только флот. Маршал Петен прямо просил Гитлера оставить флот как последнее военное средство власти под своим командованием. Командующий дал слово чести в море не выходить, но Гитлеру этого было мало – 15 ноября он приказал передать французский флот в руки немцев. Операция получила название «Лила».

В порту Тулона было собрано более 80 боевых кораблей. На случай попытки их захвата со стороны немецких частей, французское военно-морское командование ещё за несколько месяцев до того отдало приказ провести все приготовления к самозатоплению. Приказ был повторён во время оккупации Франции.
Поскольку далеко не самые мощные немецкие военно-морские силы в Средиземном море не могли вести боевые действия, их нужно было развернуть с суши. Были приведены в боевую готовность четыре группы. В четыре часа утра 27 ноября началось наступление. Операция была проведена 7-й танковой дивизией вермахта, усиленной подразделениями других дивизий.

Французы, как говорили свидетели, оказывали «лишь слабое сопротивление на отдельных позициях», поэтому уже через полчаса немцы заняли форт Ламальг и вывели из строя телефонную связь. Однако офицерам штаба удалось сообщить о тревоге начальнику арсенала, который, в свою очередь, сумел предупредить адмирала Жана де Лаборда (Jean de Laborde), находившегося на борту «Страсбура». Лаборд приказал кораблям готовиться к затоплению. В 5:25 немецкие танки достигли набережной, и со «Страсбура» была передана команда затопить корабли.

В итоге затонули три линкора, семь крейсеров, 32 эсминца и 16 подводных лодок. Двенадцать французов были убиты, а трём подводным лодкам удалось добраться до французских колоний.

Гитлер, полностью занятый битвой под Сталинградом, тем не менее решил, что события в Тулоне стали его победой: французского флота, годами вызывавшего в Германии неуверенность и опасения, больше не существовало.
Но фактически операция «Лила» была провалена, так как гитлеровская Германия своей цели не добилась – французский флот ей не достался. Потеря флота для режима Виши означала потерю как последнего символа своей власти, так и доверия со стороны Германии. Поэтому, несмотря на неудачу «Лилы», в рамках всей операции «Антон» захват Тулона прошёл успешно. Генерал Шарль де Голль (Charles André Joseph Marie de Gaulle) подверг резкой критике вишистских адмиралов за то, что те не отдали приказ флоту прорываться в Алжир.

В дальнейшем большая часть крейсеров была поднята со дна итальянцами для ремонта и на металлолом, а топливо, разлившееся в гавани Тулона, настолько загрязнило море, что ещё два года после затопления флота плавать в гавани было невозможно."(с)

Источник: https://www.rg-rb.de/kak-franczuzskij-flot-...-zatopit-uspel/